задышала ровно, я попробовал осторожно высвободиться, но девчонка сразу опять подозрительно захлюпала носом. Так и пришлось засыпать в обнимку.
Вскоре задремал. Сон был неглубокий и беспокойный. То просыпался, то вновь впадал в полусон - полудрему: и мне эти дни дались нелегко.
Когда совсем рассвело, случилось то, чего я никак не ожидал.
Объективно в этом не было ничего постыдного. Такое бывает с любым нормальным мужчиной, особенно если у него долго нет близости с женщиной. Но когда я понял, какой несвоевременный сюрприз преподнесло мужское естество, испытал настоящий шок. Проснись девчонка и обнаружь, что со мной, она не преминула бы всласть поиздеваться. Не знаю, как объяснял бы случившееся. Представляю, что она вообще подумала бы обо мне! Да попросту бы морально уничтожила!
Прежде я никогда не задумывался над причинами непроизвольной эрекции. Однажды это, например, произошло со мной в переполненном автобусе. Тогда я отнесся к случившемуся с юмором. Изредка такое бывало и в пору семейной жизни, обычно в периоды усиленных тренировок перед соревнованиями, когда приходилось воздерживаться от секса, а организм требовал свое. Причем возбуждение могло длиться и час, и больше.
Наличие обтягивающей одежды в этом случае не помогало, а наоборот, стимулировало непроизвольное восстание плоти. Испытывая препятствие, член еще больше напрягался, и сладкая поначалу боль превращалась в мучительную пытку.
Почему это произошло со мной в очередной раз именно теперь? Из-за того, что в моих объятиях находилась смазливая девчонка? Вполне возможно. Но, с другой стороны, в эту ночь я совершенно не воспринимал ее именно как существо другого пола, как девушку, которая может возбуждать мужчину. Мы были всего лишь товарищами по несчастью.
Я представил себя встающим в таком виде с постели на глазах у Полины, и содрогнулся. Пока она не проснулась, надо было что-то предпринять.
Еще раз попробовал высвободиться из объятий. Целлофановая повязка сразу же угрожающе зашуршала, но девчонка, к счастью, не проснулась. Стараясь не скрипеть матрасом, я снял трусы и как можно тщательнее прикрылся остатком простыни. Теперь мне всего лишь надо было проснуться чуть раньше Полины.
Утром я с удовлетворением ощутил, что деликатная проблема плоти меня больше не донимает. Но едва открыл глаза, первое, что увидел, были смеющиеся глаза этой невыносимой девчонки.
Она сидела в моих ногах, привалившись к стене и подперев голову коленкой. Другая, травмированная нога была вытянута. Полина то и дело переводила взгляд с меня в сторону лавки и обратно. Эта дрянь едва сдерживалась, чтобы откровенно не рассмеяться. В тот момент я не видел себя в зеркале, но уверен, что мгновенно покраснел, как хорошо сваренный рак: на лавке, поверх майки и джинсов, лежали трусы.
Стыд, охвативший меня, был совершенно несопоставим с тем, что я испытывал, прикрываясь позавчера в бане мочалкой. Это был финиш, особенно после обидной порки крапивой на реке.
- Ночью было очень жарко, не правда ли? - вкрадчиво произнесла девчонка.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Но прежде Полина успела отомстить за вчерашнее.
- Сегодня утром я выходила во двор и нечаянно обнаружила у забора шикарный куст крапивы! Подумала еще, не сорвать ли пучок? На всякий случай.
- Как твой ушиб? - делая вид, что совершенно не воспринимаю издевательский треп, спросил я.
- Хорошо. Даже повязку сняла, - ответила она и сразу же, задрав полу рубашки так, что стала видна даже левая грудь, показала мне свое обнаженное бедро.
Действительно, кровоподтек за ночь посветлел. Компресс оказался полезен. Я поинтересовался, пробовала ли она опираться на травмированную ногу. Полина ответила, что, когда вставала, боли почти не чувствовала. Кажется, при этом бестия чуть заметно улыбнулась. Неужели она все же заметила неприятность, приключившуюся со мной минувшей ночью?
Убедившись, что я закончил осмотр, Полина с видимым сожалением опустила полу рубашки вниз. И почти сразу громко почесала в паху. Получилось это у нее столь естественно, как, скажем, почти цивилизованное почесывание затылка либо локтя.
Я вновь, в который уже раз, был шокирован: вчера это бесстыжее, прямо во дворе, писанье стоя, сегодня - жест еще более вызывающий. Что последует дальше? Занятие прямо на моих глазах онанизмом? А почему бы, в самом деле, и нет? Известно, что этому так называемому греху подвержены в период полового созревания не только мальчики, но и девочки. Если учесть, к тому же, ее сексуальный опыт и абсолютную раскованность...
А может, эта слишком рано свихнувшаяся на мужиках девчонка начнет соблазнять меня, как соблазняла своего отчима героиня штатовского бестселлера, оказавшись с ним в одной постели?
То обстоятельство, что я не был, пусть даже и формально, родственником Полины, а она уже вышла из возраста плоскогрудой нимфетки, наоборот, давало ей карты в руки. Хорошо, по крайней мере, что эта бестия еще не читала скандального романа. Хотя...
Что за ободранную книжку она листала вчера утром, лежа на траве кверху попой?
Скитаясь по свалкам, я никогда не проходил мимо книг. Я подбирал их, иногда почти целые, чаще - порванные и зачитанные до дыр, и по вечерам перелистывал. Был там и томик Набокова.
Полина перестала, наконец, чесаться. Она продолжала переводить взгляд со скамейки, где я неосмотрительно оставил свое нижнее белье, на меня, и обратно. Девчонка была, несмотря на пикантность ситуации, абсолютно спокойна. Но именно это и настораживало. К ужасу своему, я не был уверен, что она и в самом деле не начнет приставать. Как, к своему позору, не мог поклясться, что и сам буду в этом случае совершенно уверен в себе.
Следовало срочно выйти из аморальной ситуации. Но как? Потребовать, чтобы Полина отвернулась? Но тогда я сразу попаду в зависимость от ее ответа. Прежде чем позволить мне взять одежду, эта заноза не преминет отыграться за вчерашнюю порку. Причем наверняка сделает это с большим удовольствием.
Не обращая внимания, встать с постели и одеться? Но в этом случае у нее будет еще более весомый повод "пройтись" в мой адрес. И угораздило же меня попасть в идиотскую ситуацию!
Я в растерянности медлил. Тем временем Полина, удовлетворившись, очевидно, своей маленькой победой, перестала стрелять глазами и заботливо поинтересовалась, как моя рука. Я ответил, что нормально. Рука, действительно, почти не болела. И ребра ныли значительно меньше.
- Все равно надо посмотреть, что там под повязкой, - заявила она и подвинулась ко мне.
При этом нарочно, либо случайно - первое, очевидно, вернее, задела простыню, едва не обнажив мои бедра. Я смутился еще больше и, усаживаясь в постели, сразу же вернул простыню назад.
Полина сделала вид, что не заметила этого. Стоя передо мной на коленях, она принялась снимать наложенную вчера вечером повязку. Ее рубашка была застегнута на одну, среднюю пуговицу. Поэтому ворот сполз с плеч, полностью обнажив груди. Они дерзко торчали в каких-нибудь двадцати сантиметрах от моего лица, желтея небольшими кружками уже сформировавшихся сосков.
Поскольку девчонка стояла, раздвинув колени, полы рубашки широко расходились в стороны, оставляя неприкрытым и низ живота. Я пытался не опускать глаза, но краем взгляда просто не мог не замечать этого интимного безобразия.
Заботливые прикосновения ее пальцев были, как и вчера, удивительно ласковы. Наверное, даже она слышала все более учащавшиеся удары моего сердца. Эта нежная пытка становилась невыносимой. У меня начинало перехватывать дыхание.
Наконец она сняла повязку и с удовлетворением осмотрела место ушиба. Действительно, за ночь кровоподтек несколько уменьшился в размерах и посветлел. В компрессе я уже не нуждался.
Полине рядом со мной делать было больше нечего. Но, как через несколько секунд выяснилось, она посчитала иначе. Вместо того чтобы встать с постели или вернуться на свое место в моих ногах, она улеглась рядом. Больше того, эта наглая дрянь сразу же потянула на себя край простыни. Я решительно воспрепятствовал этому. Девчонка не собиралась уступать. Мало - помалу в постели завязалась самая настоящая борьба. При этом мы оба молчали. Она - не знаю почему. Я же просто не мог произнести ни слова, настолько все происходившее было дико и неправдоподобно. Разумеется, я был в силах сразу отобрать у нее злосчастную простыню. Однако меня сдерживало сознание того, что в пылу схватки я мог ненароком потревожить ее травмированное бедро.
А Полина вела себя все агрессивнее. Упираясь в меня здоровой ногой, она упорно тянула простыню на себя. Судя по дерзкому выражению ее глаз, девчонка буквально упивалась азартом борьбы.
Со стороны все это напоминало, наверное, своеобразный постельный вариант известной игры в перетягивание каната. Точнее, силовое упражнение для двоих со скрученным полотенцем из комплекса фитнесс-гимнастики. Поединок становился все более безумным. В пылу борьбы пуговица на ее рубашке оторвалась, и полы разошлись широко в стороны. Теперь она была обнажена почти полностью. Вытянутые и сведенные вместе руки прижимали с боков сразу туго налившиеся от этого сливы грудей. Набухли и совсем по-женски заторчали землянички сосков.
Обнажен был, впрочем, и я. Натянутая между нами полускрученная простыня уже совсем не укрывала меня. Теперь опасение оказаться перед этой девчонкой совсем нагим, из-за которого и началась борьба, потеряло всякий смысл.
Разумнее было уступить этой ненормальной, встать и одеться. Но это означало бы, по крайней мере с ее точки зрения, что я безоговорочно признавал свое поражение. К тому же азарт борьбы охватывал меня все больше. Именно сейчас я во что бы то ни стало должен был поставить эту бесстыжую дрянь на место. Я попытался хотя бы немного раскрутить простыню. Но туго натянутая ветхая ткань с треском разорвалась. Мы отлетели друг от друга в разные стороны. Причем в моих руках оказался кусок значительно больше того, чем достался ей.
Заметив это, Полина с яростью отшвырнула свой трофей и буквально набросилась на меня. Теперь спор из-за простыни перешел в своеобразную борцовскую схватку. Пытаясь отобрать у меня эту уже совершенно не нужную ни мне, ни ей тряпку, она царапалась и кусалась. Я был обескуражен этим неожиданным натиском. Пытался утихомирить ее. Но девчонка продолжала отчаянно сопротивляться и несколько раз выскальзывала из моих рук.
Я понимал, что эта борьба, давно уже потеряв всякий смысл, становилась все более опасной: наши обнаженные тела в ходе поединка неизбежно соприкасались, иногда - в самых фривольных позах. Но уже не мог остановить это безумие. Теперь я был увлечен, пожалуй, не меньше Полины. Меня все больше и больше заводили ежесекундные прикосновения к ее упругому нагому телу.
Уложив эту дикую кошку на лопатки, я оседлал ее и коленями сжал ноги, крепко удерживая запястья широко распостертых рук. Полина, быстро и тяжело дыша, безуспешно пыталась вырваться. С каждым разом эти попытки становились все слабее. Вскоре девчонка
