объявили местным жителям:
“ Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственно чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас – хорошо повиноваться нам”
(А.Ю. Якубовский “Ибн-Мискавейх о походе Русов в Бердаа в 332 г. = 943-4 г.” // “Византийский Временник”, т. XXIV, 1923-26, с. 65)
Полное равнодушие к общественной жизни не означает, что у профессиональных воинов не было понятия о чести. Было, только направленное на людей своего круга. Родовая организация общества разрушилась, государственная пока не сформировалась, и дружина стала высшей ценностью для воина. Сближаться с горожанами не имело смысла – сегодня служат этим, а завтра, глядишь, кому-то ещё. Первейшая забота воина – поддержка побратимов всегда и во всём, побратимство ценилось выше кровного родства. И былинные богатыри пришли на помощь Илье Муромцу, когда тот попал в беду: стольный град может гореть синим пламенем, но спасение побратима – священный долг.
После неудачных переговоров с богатырями Илья Муромец понял, что придётся рассчитывать только на себя. Перед описанием сражения порой в былины вставляется ещё такой эпизод – Илья отправляется к царю Калину с богатыми дарами, чтобы попросить отсрочку на три дня:
“Насыпай ты мису чиста серебра,
Другую – красна золота,
Третью мису – скатнова земчуга;
Поедем со мной ко Калину-царю
Со своими честными подарками.
Тот татарин-дурак нас прямо доведет”
Нарежался князь тут поваром,
Заморался сажею котельною”
(“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №25, с. 131, М., 1977)
Трудно понять для чего Илье понадобилась отсрочка, если сражаться всё равно пришлось самому? А князя зачем тащил с собой? Можно трактовать посольство как прикрытие для разведки. Ну и что Илья узнал нового? Абсолютно ничего, в том числе и о ловушке, в которую позднее сам же и попался. Эпизод явно взят из какой-то другой истории, уже забытой, когда ещё воевали мелкими отрядами и предводителям приходилось всё делать самостоятельно.
Точно так же в “Шах-наме” действует Исфандияр, когда под видом купца пробирается в туранскую крепость Руиндиж (Фирдоуси “Шах-наме”, БВЛ, с. 516-522, М., 1972). Вот там разведка более оправдана – там, как сказано в поэме, иранцам предстояло захватить неприступную твердыню. И всё же “Шах-наме” не может быть первоисточником, потому что не дело полководцу работать лазутчиком. В случае неудачи он погубит всё войско. Первоисточник, общий для поэмы и былины, давно канул в небытие, но его содержание использовалось в национальных эпосах применительно к своим героям.
Ход сражения Ильи Муромца с татарами складывается из ряда эпизодов. Сначала богатырь лихо громит врагов, а те даже не в состоянии оказать хоть какого-нибудь сопротивления. Происходит откровенное избиение заведомо слабейшего противника:
“Стал он бить ту силушку великую,
А он силу бьет, будто траву косит”
(“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №75, с. 453, С.-Петербург, 1873)
И тут внезапно заупрямился богатырский конь, да и заговорил человеческим голосом. Вообще-то, вещий конь для фольклора не редкость и не только на Руси, но на этот эпизод, похоже, повлияла библейская история с Валаамом. Конь проинформировал хозяина, что татары устроили три подкопа (вот кого следовало бы посылать на разведку), и что вытащить Илью он сможет только из первых двух, а насчёт третьего:
“Да оттуль тебя-то не повыздыну,
Ты останешся в подкопах во глубокиих”
(Там же)
Илья не поверил боевому товарищу. Отчего так? Ну просто надо же подвести сюжет к намеченному повороту, а то совсем не интересно будет. Богатырь вновь принялся крошить врагов направо и налево и всё шло успешно (“У Ильи-то сила не уменьшится <…> На добром коне сидит Илья, не старится” – способности богатыря явно не человеческие), пока не случилось то, что и предсказывал вещий конь. Дважды Илья проваливался в подкопы и два раза конь его спасал, но на третий раз Илья остался “в подкопе во глубокоем”. Тут же набежали татары:
“А й сковали ему ножки резвыи,
И связали ему ручки белыи”
(Там же, с. 454)
Вот чего не хватало сказителям, так это логики. Ну ладно, не поверил Илья предсказанию (хотя стоило поберечься), так ведь потом с непонятным упрямством он, едва выбравшись из одного подкопа, тут же проваливался в следующий. Чтобы связать не стыкующиеся эпизоды, Илье пришлось отказать в способности здраво рассуждать. Сюжетом из русской былины воспользовался датский автор XII века Саксон Грамматик. Плагиат достаточно очевиден – у автора в качестве главных соперников данов постоянно фигурируют русские (рутены), мы не можем верить его выдумкам, но они свидетельствуют о давних контактах между двумя народами. Та же история, только рассказанная от лица осаждавших:
“Не надеясь взять этот город приступом, Фродо велел тайком вырыть в своём лагере большое число необычайно глубоких рвов, а землю из них, не привлекая излишнего внимания, вынести в корзинах и выбросить в реку поблизости от крепостной стены. Приказав прикрыть эти рвы сверху дёрном, он позаботился о том, чтобы эта хитрость осталась нераскрытой, рассчитывая, что в будущем беспечный и ничего не подозревающий враг рухнет с обрыва и погибнет, падая в эти глубокие ямы. Затем, сделав вид, что охвачен страхом, он принял решение покинуть лагерь. Когда же защитники крепости стали его преследовать, земля то тут, то там начала проваливаться у них под ногами, в результате чего, оказавшись в вырытых данами ямах, все они вскоре были закиданы копьями и перебиты”
(Саксон Грамматик “Деяния данов”, т. I, кн. II, с. 61, М., 2017)
Какой смысл для осаждавших устраивать подкопы? Это оборонительные сооружения, их могли использовать осаждённые, чтобы воспрепятствовать врагам подобраться к стенам. А как идти на приступ, если перед боевыми порядками расположены ямы-ловушки? Фольклорные сказания собирались из готовых блоков, расположенных в соответствии с конкретным сюжетом. И не всегда эти блоки удачно подходили друг к другу, вызывая противоречия в тексте.
В “Шах-наме” приведено сказание, практически полностью совпадающее с былиной, но, в то же время, сохраняющее внутреннюю логику повествования. Это сказание о гибели Рустама. Шах Кабула был принуждён платить Рустаму великую дань, от которой ему давно хотелось избавиться. И тогда, хитростью заманив к себе Рустама, шах приказал выкопать на его пути замаскированные ямы, в которых укрепили мечи и копья. Шах самолично встретил Рустама на границе своих владений, льстивыми речами убеждая его в своей преданности (как в былине переодетый Владимир отправлялся вместе с Ильёй Муромцем на переговоры к царю Калину). Успокоенный Рустам направился в сторону Кабула, но по дороге его ожидали смертельные ловушки. Чудесный конь Рустама Рахш почуял опасность, но хозяин всё равно заставил его двигаться дальше, а говорить Рахш не умел. Первую яму конь перескочил, а во вторую сорвался вместе с хозяином. Так погиб Рустам. Потом за него отомстил сын Фарамаз (Фирдоуси “Шах-наме”, БВЛ, с. 610-629, М., 1972).
Былина сохранила признаки сказания о штурме вражеской крепости, когда-то популярного и на Руси. Главный герой падал в подкоп, устроенный врагами, а вот что происходило дальше, зависело от основного смысла сказания. Если это был эпический рассказ о деяниях предков, то герой действительно мог погибнуть. А если это миф о языческих богах, то в этом случае смерть не считалась окончательной. Разломы в земле, глубокие ямы и пещеры воспринимались древними людьми как входы в загробный мир. Временное умирание отождествлялось с пребыванием под землёй. Проходило время, мифология людьми забывалась, а сами мифы сказители перерабатывали в эпические сказания о смертных героях. Пребывание в загробном мире сводилось к падению в яму. Отличие иранского варианта сказания от русского в том, что в первом случае главный персонаж гибнет, а во втором – спасается. Это оттого, что общая заготовка использовалась с разными целями: либо завершить на возвышенной ноте жизнеописание народного героя, либо вставить в череду приключений занимательный эпизод.
Илья Муромец ненадолго задержался в плену. Помолившись, он вдруг почувствовал в себе такую мощь, что моментально разорвал оковы, а затем схватил за ноги ближайшего татарина и принялся им побивать вражеское воинство (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, №25, с. 133, М., 1977). Очевидно, повторилась история из поединка Ильи Муромца с Сокольником, когда в критический момент сила богатыря резко возрастает (не идёт ли тут речь о славянских берсерках?). Былинные рассказы об избиении татар имеют кой-какие отличия – когда Илья самостоятельно справляется со всеми проблемами, а когда вынужден звать на помощь побратимов. Таким же способом побивал татар и богатырь Дунай, причём эти татары почему-то служили литовскому королю (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, №81, с. 506, С.-Петербург, 1873). Так что очевидно, что этот эпизод был скопирован из былины про Илью Муромца. Но этот же прием однажды применил и Рустам, который, подобно Илье Муромцу, был наделён при рождении такой чудовищной силой, что его не держала земля, и Ахурамазда забрал часть его силы, впоследствии вернув её Рустаму для поединка с Сухрабом (Фирдоуси “Шах-наме”, БВЛ, с. 219, М., 1972). Отсюда следует, что излишек силы не отнимался у богатырей навсегда, а лишь на время блокировался, пока в нём не было срочной необходимости.
Так вот, спасая наследника трона Кей-Кобада от орды туранцев во главе с неким Колуном, Рустам в одиночку напал на врагов. Он голыми руками хватал воинов противника, их телами сокрушая всех остальных. Покончив с врагами Рустам поднял на копьё самого Колуна, затем сбросив его на землю (Фирдоуси “Шахнаме”, ЛП, т. I, с. 333, М., 1993). Этого Колуна (или Калуна) В.Ф. Миллер сопоставил с былинным Калином (В.Ф. Миллер “Экскурсы в область русского народного эпоса”, с. 76, М., 1892). Имена действительно очень похожи и в описаниях сражений тоже сходство заметно. Правда, былинный Калин намного страшнее и масштабнее, и уже одно это не позволяет видеть в былинном сюжете “отголоски Рустемиады”. Так что знаменитый фольклорист тут слишком увлёкся. Связь между иранским сказанием и русской былиной безусловно имеется, но только глубинная. Учёный стопроцентно прав, утверждая, что Фирдоуси пользовался народными сказаниями, только значение этого сюжета в иранских сказаниях невелико, он теряется среди прочих, тогда как в русском эпосе он – в числе основных. Не было заимствования, было архаичное сказание, имевшее большую ценность для восточных славян, но малоизвестное на Востоке.
Параллель былинному рассказу очевидна – библейская история о Самсоне. Он тоже связанным оказался в плену, а уж тогда, разорвав путы, взял, да и перебил тысячу филистимлян, только в качестве оружия зачем-то выбрал ослиную челюсть (“Библия” — “Книга Судей Израилевых”, гл. 15.14-15, с. 299, С.-Петербург, 1900).
