Бозе. Великая Марлен Дитрих, а впоследствии Анук Эмме и даже Настасья Кински. Актриса оставалась в тени, ее никто не видел, не читал титры, написанные мелким почерком, но ее слышала вся страна. Чего же еще желать? Конечно, здесь не было волшебного запаха кулис, и проторить дорожку к небу, к звездам, к сказочным планетам, пройтись по Млечному Пути, затерявшись в далеком космосе, было невозможно. И все-таки это было кино.
Иногда работы было много, а временами ее не беспокоили, и тогда актриса не находила себе места. Без кино она уже не могла. Для нее смыслом жизни было играть, у нее оставалось только это, и периоды ожидания были страшнее всего. Но вот телефонный звонок, и она снова мчится на киностудию…
Не буду долго рассказывать о ролях, о фильмах, в которых она играла. Да-да, играла. Иначе она не могла. Поначалу было легко. Ей все нравилось. Она прочитала своим удивительным голосом массу ролей. Побывала во многих странах, на всех континентах, мысленно общалась с великими актерами. Удивительной силой воображения растворялась в уже сыгранных ролях. Но… помешал талант. Как это ни странно звучит – великий дар, которым актриса была наделена, ее погубил. Со временем она стала не только озвучивать роли, но играть. Иной раз делала это лучше своих героинь, чем вызывала недоумение у режиссеров дубляжа. Так повторялось снова и снова. И уже слышит:
- Анна Ивановна, делайте все легче, проще!
- Читайте текст, зачем вы столько сил тратите на это?
- Актриса все сделает сама. Она уже все сделала. От вас требуется только одно – озвучить.
Режиссеры были разные, но говорили одно и то же. Они не понимали ее, а она иначе не могла. Зато, теперь она снова играла. Со временем ее стали приглашать все реже, зная, что работать с ней тяжело. Характер ее начал портиться. Постепенно о ней начали забывать. А время шло. Сколько я не говорил, сколько не убеждал, она не слушала, и наконец я понял, что скоро жизнь ее в мире искусства закончится навсегда. И однажды такой день наступил:
Режиссер был совсем молодым. На такие должности обычно идут люди, которым не удалось состояться в театре или в кино. Они и занимались этим, безусловно, нужным и полезным делом. Но оценить талант Анны Полетаевой им было не дано.
- Нельзя ли проще, легче? – в который раз слышит она эти слова. - Вы переигрываете, уважаемая.
- Может быть, мне прочитать по слогам? – наконец не выдержала она. Только что она примерила эту роль на себя, а ей помешали!
- Как вы не понимаете, - продолжал режиссер, - это же Мишель! Мишель Морган! Она совсем другая. То, что вы делаете, не имеет отношения ни к фильму ни к великой актрисе.
- Мишель? И вы, молодой человек, будете мне рассказывать о Мишель? Не смешите, юноша, - засмеялась она.
- Что вы себе позволяете? – опешил тот. - Что вы можете знать о ней?
- Мы с ней дружили, - просто ответила она, а тот уже смеялся.
- Где? В Париже? Или в Голливуде?
- В Лондоне, когда она ко мне приезжала, - спокойно ответила актриса. - Мы катались с ней на лошадях. Она часто посещала нашу конюшню.
- О! Конечно! Понимаю. У вас еще и конюшня своя? Понимаю. И парочка Орловских рысаков?
- Нет, не Орловских, так ерунда – дюжина Стандартбредных лошадок.
- Стандартбредных?... Так. Все. Перерыв пятнадцать минут, - не выдержал режиссер, и Анна вышла из павильона. Когда она вернулась, услышала хохот этого негодного мальчишки, осталась стоять у порога, а тот продолжал:
- Она черт знает что вытворяет!
- А, по-моему, Анна Ивановна хорошо работает, - скромно ответил звукооператор. Это был человек почтенного возраста - интеллигентный, спокойный и вежливый. Всю свою жизнь он трудился на киностудии, имел хорошую школу, участвовал в создании замечательных картин, помнил многих актеров, и, казалось, о кино знал все. На Мосфильме еще остались такие мастера.
- А, что за выдумки?! - продолжал режиссер. - Подруга! Если она подруга Мишель Морган, тогда я друг Марлона Брандо.
- Думаю, она вас не обманула, эта женщина действительно могла дружить с Мишель, - спокойно возразил звукооператор.
- Где? На московской кухне? В Парке культуры? В Лужниках? Бегала с ней по одной дорожке?... Трусцой, черт возьми.
- Анна Полетаева была замужем за английским лордом, и прожила несколько лет в Европе. А еще она лауреат Сталинской премии.
- М-да? – режиссер был крайне озадачен. - Ну и что? – наконец воскликнул он. - Не важно. Пусть будет хоть английской королевой. Мне нужна актриса. Просто актриса, а не жена лорда.
- Анна Ивановна гениальная актриса, - с уважением поправил его звукооператор. - Она звезда.
- Мне не нужна звезда, черт подери! – все больше заводился молодой режиссер. - Мне просто нужно с выражением прочитать текст. Гениальная! – уже кричал он. - Тоже мне, жена лорда! Выскочка! Кем она о себя возомнила? Сумасшедшая тетка, истеричка, терпеть таких не могу. Сколько мы успели озвучить?
- Процентов двадцать, - ответил звукорежиссер.
- Будем ее менять, - закончил тот.
- На кого?
- Во ВГИК-е повесим объявление. Стоит только свиснуть, сотни студенток сбегутся. Лауреат! Жена лорда! Звезда! Мне не нужна звезда!
Заходить в павильон Анна не стала, она развернулась и пошла прочь, а губы ее шептали знакомые слова:
- Не смогу. Нет. Не смогу. Так я больше не смогу…
Я был в ярости. Для меня это было последней каплей. Теперь уже я готов был сказать: – Больше я так не смогу.
И вдруг услышал:
- Замолчи. Ты мне надоел. Ступай прочь!
Я был потрясен: - Ты видишь меня?
- Я слышу тебя всю свою жизнь, - зло сказала актриса. - Оставь меня в покое. Иди к черту.
- Думай, кому говоришь и что говоришь... Ты мне обязана всем! Когда-то я спас тебе жизнь!
- Ты? Мне?
- Забыла? Не помнишь маленькие блестящие капсулы?
- Ты нагло врешь, - спокойно возразила она.
- Ты хотела покончить с собой.
Актриса засмеялась, потом гордо заявила:
- Я дочь священника. Забыл?
- А, как я тебя уговаривал, убеждал?
- Моей первой книгой была Библия! Библия, понимаешь?!
- Удивительно, - пробормотал я, но спорить не стал. Чисто женская привычка переиначивать и приписывать себе заслуги мужчины, который находится рядом, - подумал я.
- А других заслуг у меня не было? – зло воскликнула она.
- Ты и мысли мои читаешь? Ну, знаешь ли…, – я был поражен. У нее была удивительная интуиция и чутье. Эта женщина была талантлива во всем.
- То-то же, - снисходительно проворчала она. – И все равно иди–ка ты… Надоел!
Я был в бешенстве. Сколько лет я на нее положил, а она… Со мной никто и никогда не так обращался. Даже помыслить об этом не мог.
А она уже стремительно шла по улице, бормоча:
- Господи, застрелиться, уйти под воду с головой, утопиться в озере, где Тригорин ловил окуней, стереть свою жизнь безвозвратно.
Но вот опять этот голос, он снова рядом, он слышится явственно и отчетливо.
- Снова ты? Проваливай! – она уже бежала прочь.
Я был на нее очень зол. Я не понимал, что говорил. Такое со мной было впервые. Но иногда нужно быть жестоким. Больше я ее не жалел. Знал одно, я оставляю эту женщину навсегда. И напоследок воскликнул:
- Ты не слабый безвольный Треплев, ты Чайка, Нина Заречная, роль которой так хотела сыграть. А потом играла всю свою жизнь…
- И что?
- Если ты Чайка, оставайся ей - жди, пока тебя пристрелят, неблагодарная.
- Я не хочу ждать, я не умею этого делать, я актриса!!!
- Тогда иди и играй. Иди же!
- Кого?
- Чайку, - и громко засмеялся.
- Для кого?
Но голос уже растворился, он сгинул, словно растаял в утреннем тумане на далеком озере, где когда-то жила удивительная чайка. Жила до тех пор, пока безжалостная рука не взяла ружье и не сделала случайный выстрел.
- Чайка? Я играла всю свою жизнь? Не жила - играла? И снова роль?... Почему бы и нет? – уже хохотала она, - а прохожие с удивлением на нее смотрели. - Только теперь я сыграю ее по-другому, по-настоящему, гениально, на все времена, - кричала она. - А ружье? Путь подождет, пусть повисит на стене!
- Сумасшедшая, - послышалось ей, но это уже были совсем другие голоса. Для нее они не имели никакого значения…
Жизнь девятая и последняя.
Прошло много лет. Пролетели 80-е, наступили 90-е. Понятие “много” – относительно. Для Ангела время не имеет значения. Но, мне было интересно, как меняется жизнь, меняются люди. С той поры, как я оставил ее, прошло полтора десятка земных лет. Для Ангела мгновение - для человека целая жизнь. А как он ей распорядится, чем заполнит, зависит только от него. И однажды я снова встретил актрису. Я шел по Старому Арбату, вдруг заметил женщину почтенного возраста, которая выделялась из толпы людей. Одета она была странно. На ней была нелепая шляпка, на которой красовался замысловатый бант, и старенькое потертое пальто. Вещам этим было много лет. Видимо, они сохранились из прошлой жизни – такое носили полевка назад. Но, женщину это не смущало. По-видимому, ее не смущало ничего. Она, словно находилась в другом времени, измерении, и мысли ее были далеко отсюда. На вид ей было около семидесяти. Грим густым слоем был наложен на лицо, скрывая морщины и шрам, который остался на всю жизнь. И только глаза, эти пронзительные глаза были все те же. Это была Анна Полетаева. Мне стало любопытно, и я последовал за ней. Что стало с ней, как она прожила эти годы, чем дышала, - думал я. Впрочем, какие могут быть занятия у пожилой одинокой дамы в ее возрасте? Сидение в парке на скамейке, чтение книг, непременные передачи и сериалы по телевизору, разговоры с соседками о тяжелом времени, о ценах на продукты, которые нужно где-то найти, купить. На что купить? На мизерную пенсию? 90-е - время тяжелых перемен.
Когда я попал в ее маленькую квартирку, был удивлен. Нет, я был поражен. Телевизора не было. Собственно здесь не было почти ничего. Холодильник сиротливо стоял в углу кухни, и был совершенно пуст, но не это было важно. Рядом находился стол. Нет, не кухонный. Обычно такие стоят в театральных гримерных. Был он с зеркалами, где повсюду виднелись коробочки с косметикой и гримом. На плечиках вешалок, крепленных гвоздями к стене, висели причудливые старинные костюмы. Я зашел в комнату и был не менее удивлен. Все стены были обтянуты черной тканью, мебели почти не было, а посередине у стены стояла большая кровать. Она тоже была покрыта черным покрывалом, и еще… В комнате находилось что-то еще. Я не понимал – что. Вот два стула, маленький журнальный столик. Нет, здесь было что-то очень важное. И вдруг меня осенило. Запах театра и кулис. Волшебный аромат, которым все здесь было пропитано. Я хорошо его знал, перепутать его невозможно ни с чем. Место это было намоленным. Я был потрясен. Вдруг услышал:
- Явился?
Я промолчал и вздрогнул. До сих пор не привык к тому, что меня мог кто-то заметить.
- Что же, садись.
- Куда? – наконец откликнулся я.
- Куда хочешь. На пол! – голос ее стал резким, пронзительным.
Садиться на пол я не стал, замер в углу, изумленно за ней наблюдая.
- Что смотришь? Удивлен?
- Не знаю.
- Это мой театр, - сказала она, величественно взмахнув рукой, - здесь сцена, там, - она кивнула в сторону кухни, - гримерка и костюмерная.
- А где…
- Что?
- Зрительный зал.
- Его здесь нет, - зло ответила она. – И быть не может. Он больше мне не нужен… Нравиться? – спросила она и засмеялась. Я был в ужасе.
- Страшно? Похожа на сумасшедшую?
- Я этого не говорил, - ответил я.
- Но, подумал, - улыбнулась она. Мне снова стало не по себе - она читала мои мысли. Потом она
