с подобными утверждениями (И. Малин). К примеру, [рав] А. Штанзальц [«Введение в Талмуд»], хотя и согласен с тем, что «соприкосновение с персидской культурой и религией происходило», но, тем не менее, считает, что «вероятнее всего, соприкосновение с ними [их влияние] было весьма слабым».
Эрнест Ренан, знаток религии и истории еврейского народа, был твёрдо убеждён в том, что: «Гипотеза о значительных заимствованиях у Востока, сделанных евреями во время их пленения [речь преимущественно идёт о вавилонской диаспоре], основана на совершенно ошибочном понимании состояния духа евреев».
И тем не менее, приходится признать, что евреи вавилонской диаспоры, в частности, в части некоторых религиозных аспектов, всё же в определённой степени подверглись культурной ассимиляции (а в Книге Есфири (Мегиллат Эстер), помимо прочего, изложена история брака перса и еврейки, дети от которого определённо считались персами).
В многотысячелетней истории ха-ибри Ханаана отчётливо просматривается несколько параллелей, связанных со сходной социально-политической ситуацией: судьбоносное военное поражение, многолет¬ний плен/рабство, угнетение; и, как следствие, - с аналогичным психологическим климатом (упадниче¬скими настроениями). Так, древнееврейские племена, долго страдавшие («вопиющие») в египетском пле¬ну (в «печи огненной»), восприняли новую религию - мозаизм, который, помимо культовых представлений месопотамских предков, адаптировал основные концепции египетского эхнатонизма («Исход евреев из Египта»). Примерно через тысячу лет разрушение Первого Храма и «Вавилонское пленение», в свою очередь, породили раввинистический иудаизм, заимствовавший отдельные аспекты ре¬лигии гегемонов-персов.
Как известно, христианство возникло первоначально в среде евреев (на ниве иудейских сектантских движений конца периода Второго Храма) в I в. н.э. в Палестине, находившейся тогда под властью Римской империи. Не исключено, что возникновение и этого религиозного направления связано с жестоким подавлением восстания евреев, разрушением Второго Храма и продажей в рабство более миллиона человек.
Ассирийские хроники повествуют, что Салманассар V (727- 722 гг. до н.э.), завоевав Самарию (Израильское царство) в 721-722 гг. до н.э., увёл в плен из Ханаана множество людей из «десяти колен Израилевых». Согласно победной надписи (обнаружена на стене дворца в Хорсабаде) Саргона II (722-705 гг. до н.э.), пришедшего к власти после свержения Салманасара V, Саргон повторно (видимо, после дворцового переворота израильтяне избавились от ассирийской администрации и прекратили платить дань) «осаждал и покорил Самарию и увел как военную добычу 27290 жителей... город [Самарию] я отстроил и сделал его более прекрасным, чем прежде. Заселил его людьми из покорённых мною стран. Поставил над ними губернатора и обязал платить такую же дань, какую платят все другие подданные Ассирии».
Следует отметить, что самаритяне («шомрони́м», в Талмуде - «кутим»), самоназвание - «шамрим аль hа-эмет» («хранители истины»), этнос, сформировавшийся на территории Самарии, преимущест-венно на основе пяти (см. ниже) племён (4 Цар.17.30,31). переселённых туда согласно демографической политике, проводимой Ассирией на захваченных территориях. У Иосифа Флавия по поводу самаритян можно найти следующее сообщение: «Ко¬гда Салманассар (завоевав Израильское царство) увел израильтян («десять колен Израилевых»), то он вместо них поселил (в Самарии) племя кутиев, которые раньше жили в глубине Персии и Мидии и теперь только (в Ханаане) стали называться самарянами, приняв название страны, в которую были переселены».
По всей вероятности, именно Саргон II и был тем царём, который «перевёл... людей из Вавилона, и из Куты, и из Аввы, и из Емафа, и из Сепарваима, и поселил [их] в городах Самарийских вместо сынов Израилевых» (4Цар.17.24). Показательно, что И. Флавий (живший в Риме) отождествлял, в частности, племена «гутиев, кутиев» (разрушивших царство Шумер и Аккад) и «кутим» («כותים») - жителей вави-лонского города Кута (вблизи Киша, исконно аккадского города). Любопытно, что главным богом кутян (владыкой и покровителем Куты) считался др.-акк. бог Нергал (4Цар.17.30), а аввеев - др.-акк. бог Turtak (старовавилонский "Thartak"), - "Тартак (תרתק)" из 4Цар.17.31 (бог тьмы и ужасов (т.е. божество преисподней, как и Нергал)). Заметим, следовательно, что племена кутиев и аввеев (как минимум) при погребениях соблюдали традиции предков в стране исхода (в Вавилонии).
По-видимому, подавляя непокорность, Саргон II выселил и часть прежнего населения Самарии в иные районы Ханаана, что следует из следующего текста: и «царь Ассирийский... сказал: отправьте туда [в Самарию] одного из священников, [вместо тех] которых вы выселили оттуда» (4Цар.17.27)), ибо новоиспеченные самарийцы гибли из-за того, что не умели курить фимиам небесному Владыке этой земли. Так, Ветхий Завет свидетельствует, что новые переселенцы «в начале жительства своего там [в Самарии] они не чтили Господа» (4Цар.17.25), а «сделал каждый народ... своих (прежних богов [к примеру, статуэтки Нергала и Тартака]) и поставил в капищах высот... в своих городах, где живут они» (4Цар.17.29). Однако шли годы, и по мере укоренения переселенцев на новых землях, сопровождающе¬гося углублением ассимиляции с остатками «десяти колен Израилевых» и выходцами из Иудеи, самаритяне вначале и «Господа они чтили и богам своим они служили по обычаю народов, из которых выселили их» (4Цар.17.33), а затем и полностью перешли к ортодоксальному мозаизму (священные книги «шомрони́м» - Тора и Книга Иисуса Навина, причём, версия последней отличается от канониче¬ской). Примечательно, что самаритяне (избежавшие вавилонского плена) так и не приняли равви¬нистический иудаизм (отрицают Устную Тору), поскольку любое новое религиозное течение в монотеизме воспринимается как ересь (терминология «церковная»).
В русле исследуемого вопроса (установление еврейства по матери) представляет интерес и оценка положения персиянки в ахеменидском обществе. Материалы, обнаруженные в Персеполе (509-438 гг. до н.э.), Сузах, Вавилонии и др. городах Двуречья того времени («Жизнь в Древней Персии». 2010. http://www.femme-status.ru/), проливают достаточно яркий свет на социально-экономический статус персидской женщины в обществе рассматриваемой эпохи.
В частности, в документах отражены доходы различных работников и расходы как мужчин, так и женщин. Выясняется, что женщины ахеменидской Персии пользовались, в определённых пределах, экономической независимостью. Так, персиянки, практически, самостоятельно управляли не только свои¬ми доходами (т.е., вероятно, имели возможность достаточно свободно заниматься предприни¬ма-тельством), но и состоянием (т.е. женщины обладали имуществом на законном основании). Показа-тельно, что каждая из царственных особ (ранжированы по уровню статуса): мать царя царей, мать наследного ахеменидского принца или главная жена царя, сёстры и дочери царя, - содержала собствен-ную администрацию для управления своим имуществом, а также имела собственную (личную) печать. Оказывается, что у персов, согласно Геродоту (1.153), не существовало рынков и, соответственно, ба-зарной (мелкой) торговли.
Отголосок канувшей в Лету близости (равенства) прав мужчины и женщины, например, в семейной жизни, просматривается в следующем свадебном обычае персов: новобрачные ели от одного и того же хлеба, разрубленного мечом на две равные части.
Хотя и род занятий (профессии) у персов ахеменидского общества по большей части разделялся по половому признаку, тем не менее известны случаи, когда женщины делали карьеру в типично мужской сфере деятельности. Так, женщины, продвигаясь по служебной лестнице, нередко достигали весьма высокого ранга, именуемого в документах как «arashshara» («великий руководитель»). Такие руководи-тели управляли как большими группами женщин, так нередко и мужчин. Следовательно, общество не препятствовало женщинам принимать любое посильное участие в экономической жизни страны.
В то же время следует отметить и факты, свидетельствующие о традиционной дискриминации женщины (персы - потомки праариев-номадов). Так, среди многочисленных рельефов в Персеполе нет ни одного женского изображения. За одинаковую работу мужчина и женщина получали разную оплату. В ахеменидской державе заботились о приросте населения (например, царь ежегодно даровал подарки многодетным родителям (Страбон XV, 3, 17)), однако рождение мальчика (сына) было всёже предпоч¬тительнее, нежели девочки (иметь много сыновей считалось большой заслугой (Геродот (1.136)): матери мальчиков получали в два раза большее количество продуктов по сравнению с матерями девочек. Процветала полигамия.
Итак, очевидно, что у персов, в части отношения к женщине, всё ещё бытовали некоторые воззре-ния раннеземледельческой культуры, элементы которой отчасти сохранялись ариями издревле, а час-тично были заимствованы ими у автохтонного населения захваченных земель.
Когда волны праариев-номадов мигрировали в Древний Иран, там, как предполагается, обитали т.н. люди «каспийского типа»: в пещерах, вблизи южного побережья Каспийского моря, обнаружены скеле¬ты людей подобного типа, датированные VIII тыс. до н.э. (охотники-собиратели, возможно, с зачатками земледелия). В западной части Иранского нагорья постоянные поселения появились примерно в V тыс. до н.э..
По-видимому, какая-то часть мигрантов перешла на оседлый образ жизни, а другие продолжали кочевать. Так, большая часть персидских племен осела и занималась земледелием (например, пасар-гады, парсы, германии), в то же время некоторые племена (даи, марды, дропики) вели кочевой образ жизни.
Поскольку «вся Вавилония, подобно Египту, всюду [была] перерезана каналами» (Геродот 1.193), с исключительно плодородных орошаемых земель Месопотамии снимались обильнейшие урожаи, а это должно было способствовать сохранению и/или адаптации завоевателями-персами, занявшимися возде¬лы¬ванием земли, раннеземледельческих культов плодородия и соответствующих архаичных традиций. Очевидно, что долгие годы жизни в различных условиях производящего хозяйства (и ассимиляции) привели к тому, что некоторые обычаи этих двух групп персов (оседлых земледельцев и кочевников-скотоводов) стали заметно разнится. Известно (Геродот 1.131), что у персов (потомков праариев-номадов) и в эпоху Ахеменидов всё ещё «воздвигать храмы, статуи и алтари... не принято». В таком случае персы (особенно оседлые), отличавшиеся высокой веротерпимостью, отождествив своих богов с автохтонными (нпроимер, Ахуромазду с Мардуком), вынуждены были посещать местные храмы.
Замечено (Геродот, 1.135), что «персы больше всех [иных народов] склонны к заимствованию чуже¬земных обычаев». Так, персы (ряд племён) практиковали вторичные погребения, хороня останки (1.140) «только после того, как его [труп] растерзают хищные птицы или собаки [звери]». Согласно Страбону («География» XI.9.3,8) этот обычай персов (анатолиского происхождения) восходит к практике погребе¬ния «каспиев».
Характерно, что отдельные обычаи, связанные с представлениями раннеземледельческой
