РУСАЛКА (продолжение "ЛЕШЕГО")

же я его…
Он начал задыхаться и свалился со стула . Тело его внезапно стало источать какие-то серые испражнения, он начал … усыхать, что ли, и костюм на нём странно обвис. Кожа на лице облегла череп, а потом с неприятным треском стала лопаться, глаза вытекли и испарились, волосы клочьями полетели на пол…  За полминуты человек превратился в истерзанную мумию.
-Н-да, зрелище, - выдохнул бледный Антон Сергеевич. – Это что же получается – они уже без всякого моста нас могут иметь?
Я сглотнул саднящим горлом.
-Получается. Пусть здесь приберутся. А нам надо выдвигаться – времени уже нет.
… До заимки добрались без приключений. Весна уже была на подходе, снег кое-где на солнце потемнел, но к вечеру снова подморозило, и снегоходы уверенно двигались по целине. Я сидел в санях вместе с Наташей; она кормила из бутылочки ребёнка, укрыв его за ворот тулупа, пока он сосредоточенно, закрыв глазки, теребил соску. Ему было всего несколько часов, а он уже отправился в своё первое путешествие.
Когда малыш успокоился, я передал Наташе урну с прахом Аделаиды Ивановны.
-Тут неподалёку озеро есть, говорят – очень красивое, исполни её последнюю просьбу…
-А ты? – она влажно посмотрела на меня. – Ты…  мы вместе не сможем? Ты опять меня собираешься оставить?
-Наташенька, девочка… - вместе с яростью во мне пробудились и другие испепеляющие чувства. Опять страшно захотелось пить. И всё это на фоне затянувшегося ожидания смерти. – Помнишь, ты спрашивала у Кирилла, как определить, от Бога у тебя дар или нет? Так вот, мне кажется, что с моим всё-таки промашка вышла... До сих пор я использовал его даже во благо, но… настаёт тот самый момент истины.
-Андрюшенька, родной… - солёные поцелуи обожгли лицо. – Не думай так, слышишь? Всё зависит только от тебя - как ты захочешь этим даром распорядиться, так и будет, ведь так? Ты напиток этот пил, поэтому тебе так плохо сейчас, да? Но ты сильный, ты очень сильный, ты сможешь… ох, да что ж это делается-то!
Она зарыдала навзрыд.
Трофим нас ждал. На дворе я заметил собачью упряжку с нартами, равнодушно спросил:
-Что ещё за экзотика?
-Так это… - Трофим помял бороду. – Шаман прикатил. Говорит, конец света наступает, однако…
-Что, прямо у тебя на заимке и наступает?
-Так он вас тут ждёт. В пристрое он сейчас, чадит чего-то…
-Ишь, догадливый какой… Ну, пошли наведаем.
Шаман был… натуральный такой шаман, в плаще-одеянии из грубо выделанной кожи с многочисленными подвязками и побрякушками, опять же кожаных штанах и в отороченной мехом шапке с изображением какой-то птицы. При нём был довольно больших размеров  округлой формы бубен, рядом я увидел и колотушки. Когда мы вошли, он сидел по-турецки, покачиваясь, перед разложенным костерком, подсыпал в него какие-то пряные травы, что-то мычал и вглядывался в дым.
-Издалека приехали, уважаемый? – обратился я к нему. – И по какой такой необходимости?
Мне было не до соблюдения условностей, да я их не знал. Тратить же зря  время я не собирался.
Шаман не сразу, но оборвал мычание, и, не вставая, повернулся ко мне:
-Помочь хочу, однако… Ребёнка защитить.
-А ты откуда про него знаешь? – вмешался удивлённый Игорь Владимирович.
--Мне духи рассказали. Велели сюда идти, на смерть, возможно, однако…
-Понятно. – Для меня, по крайней мере, всё было логично. – И чем ты нам помочь сможешь?
-Не я. Вы пойдёте к месту, где обитает Великий Дух. Если он захочет помочь – все спасутся. Я могу только поговорить с ним.
-Ну, допустим… Мы на шайтан-машинах поедем, сколько можно будет, потом придётся тропу прокладывать. Готов к этому?
Он гордо отвернулся.
-Готов, значит.
Мы зашли в избу. Я жадно припал к ковшу с ледяной водой, и пил, как в угарном сне, когда никак не можешь напиться… Кошмар стал явью. С каждым часом мне становилось всё хуже.
-Так, мужики, поехали… Наташенька, давай в возок. С ветерком тебя прокатим. Тут с нами шаман один увязаться хочет, духов будет умащивать… Ты не против?
-Один Бог, Андрюша. Если он с Богом, значит, он с нами.
Подошёл Антон Сергеевич.
-Ты скажи теперь толком, куда мы собрались-то?
-Есть тут одно место, Сергеич, непростое… С Кириллом я там разговаривал. Вот там и будет наш последний и решительный. Ни о чём больше не спрашивай, а то пошлю подальше.
-Та-а-к…  Тогда, может, всё-таки с утра двинемся? Ночью в тайгу не ходят…
-Нет, Сергеич, сейчас надо… Сдохну я до утра. Или что похуже случится. Мир-то трясёт?
-Трясёт… Довольно серьёзно.
-Ну так едем.
Выходя и избы, Наташа перекрестилась на икону в углу и поклонилась… Перекрестила и меня:
-С Богом.
Глава 17

На снегоходах мы одолели примерно треть пути, дальше технику пришлось оставить и переходить на лыжи и снегоступы. Наташа и медсестра Анастасия – единственные женщины в экспедиции – поочерёдно или ехали в увлекаемых человеческой силой санях, опекая ребёнка, или шли по проложенной дюжими мужиками  тропе. Снег местами доходил по пояс, и путь петлял между матёрыми стволами. Меня от прокладки тропы отстранили, чтобы я берёг энергию, даже хотели силком усадить в сани, но я отказался, сказав, что так мне будет только хуже. И сначала я действительно даже несколько взбодрился: ночь, тайга, освещаемая ракетницами, снежный путь… Здравствуй, романтика Джека Лондона. Шаман освободил своих собак из упряжки, и теперь они дозором бежали по бокам, иногда начиная поскуливать и жаться к людям, когда тоскливый вой раздавался совсем рядом, и тогда кто-либо запускал в ту сторону ракету, а иногда, если не это помогало, и вой продолжал саднить душу, то зашвыривал и пиропатрон… Один раз собаки остановились впереди и почтительно зарычали на снежный холмик, перегородивший путь, так что пришлось нам делать крюк более обычного, после того, как шаман произнёс: «Медведь, однако». А потом я устал; шёл и беспрерывно пил какой-то отвар, припасённый Трофимом, который испарялся где-то ещё на подходе к горящему желудку. Шаман, оказавшийся со своими собаками поистине незаменимым помощником в этом походе, иногда начинал бухать над моим ухом в бубен и обкуривать меня травами, и я проваливался в некий транс – ноги шли, а голова где-то витала… В конце концов я упал, и остаток пути всё-таки проехал в санях, ощущая, как в чужой голове отдаются требовательные команды чем-то недовольного малыша. До места мы дошли часа через четыре после того, как встретили таёжный рассвет: что-то розовое разлилось в небе, смешалось с серым и наконец заискрилось белоснежным…
Мы опять встретились с идолом лицом к лицу, и в мареве моего надвигающегося безумия мне почудилось, что на этот раз он мне рад, и даже пытается подмигнуть. Ребята из группы сопровождения без сил рухнули в снег, они потеряли двоих – один провалился в снег и вывихнул ногу, другому сук вошёл в плечо; их оставили позади, они умели выживать. Ещё один дошёл с выбитым плечом. Теперь дело было за мной.
Шаман велел поторапливаться, сказав, что уходит тень, и что надо принести пихтовых лап и бросить их туда, куда он укажет. Там мы и встали с Наташей, ребёнок тревожно ворочался у неё на груди. Остальные отошли. На шамане теперь была причудливая железная  шапка, усилившая его сходство с медведем. Низкий горловой звук задрожал в воздухе, забухал и зазвенел бубен. Жрец закружился вокруг нас в странном танце, гортанно выкрикивая что-то и закатывая глаза, перед глазами стало двоиться, отчаяние и боль овладели мной, и вдруг зашло сердце… Я не мог пошевелиться, когда шаман упал навзничь и затих, и сразу заплакал ребёнок. Игла воткнулась в мой позвоночник, и этого тока последней жизненной силы хватило мне, чтобы поднять руки и начать вливать в себя окаянную жидкость, всю, что осталось, захлёбываясь от отвращения к самому себе. Но за закрытыми глазами из черноты выплыло не озерце, а оскаленная слюнявая пасть. «Всё…» Но пасть только разевала передо мной свои шипы-зубы, и никак не могла дотянуться. «Врёшь, не возьмёшь…» Я уже, придя в себя, готов был выплеснуть свою ненависть наружу, но … «Зачем? Ты хочешь, чтобы тебя запомнили таким? Пусть хотя бы мгновенье миром правит любовь…»  И я отдал всё, что у меня было, образу девушки с ребёнком на руках, столько раз меня спасавшей; Кириллу, который спасал меня сейчас; всем людям, прошедшим этот путь со мной, живым и мёртвым. И ещё раз закрыл глаза, прощаясь со всеми. И, растворившись в мириаде осколков моей взорвавшейся вселенной, я знал, что не умру…
… и открыл глаза. Я стоял на берегу синего сказочного моря, как есть – в унтах и меховой куртке, и пьянящий теплый ветерок холодил струйки пота, стекающие из-под шапки.Чувствовал я себя странно -  реальным персонажем в нереальной стране. Оглянувшись, я увидел рядом с собой Наташу в тулупе, под которым шевелился ребёнок.
-Андрей, - первой заговорила она изменившимся в этой прозрачном умиротворённом воздухе голосом , - мы… умерли?
Я покачал головой.
-Перед Богом предстают нагими, насколько мне известно.
-И… что теперь?
-Я не знаю. Давай сначала покончим со всеми земными делами.
Я протянул руку, и она, поняв меня без лишних слов, достала откуда-то из-за пазухи урну с прахом русалки. Скинув куртку и валенки, я зашёл в море по грудь и открыл урну. И тут же подоспевший ветерок бережно подхватил прах и осторожно развеял его над водой… И три тени поднялись оттуда и поплыли к нам: Леший, Русалка и Кирилл. Тень Лешего обняла меня, остальные заскользили дальше. И я, ещё совсем недавно  мечтавший о смерти, приобрёл - с человеческой  точки зрения –

Б Е С С М Е Р Т И Е

(конец второй части и начало одноимённой третьей)