еле уловимую фальшь, как будто ей стоило больших усилий придерживаться заданной тональности.
-Что же ты, Андрюша, совсем про меня забыть решил, а? Кирилла смертушку простить не можешь, али как?
Я пробормотал в ответ, что ничьей вины здесь нет, так сложились обстоятельства.
-Ох, неладное говоришь что-то. Обстоятельства, обстоятельства… Ну, будет, будет – не хочешь путём разговаривать, и правильно. Вижу, не в себе ты. Только пойми, что и мне совсем не сладко. Как я дитя это выстраданное рожать-то буду? Ведь резать меня будете, так? Ох, что ж Машка-то вместо меня здесь не очутилась, разрешилась бы хоть по-людски… И твари эти опять понабегут, те, что Кирюшу, заступника моего главного, погубили; чую я, чую, появятся они, опять вселиться в меня захотят, наверное выжидают покуда брюхо мне не вспорют… Страшно, страшно-то как, Андрюшенька…
Она заплакала. Я стоял, понурив голову, и молчал. Мне хотелось одиночества.
-Ну, ладно, иди – чего уж бабу глупую слушать… - Она ополоснула лицо. – Иди, миленький – приходи только, когда нужду такую почувствуешь…
Такой нужды у меня не возникает, как и желания защищать её от кого бы то ни было. Мне надоели эти игры.
Зато я увлёкся бильярдом. В отличии от других вещей, шары меня почему-то охотно слушаются – наверное, это и есть талант, когда вещественный мир подчиняется миру твоих тонких материй. Ну, и руки растут откуда надо. Всё-таки, мне было приятно загонять шары в лузу, а не самому барахтаться там после чьего-то пинка. Эх, раньше бы понять, что жизнь состоит из маленьких земных удовольствий, не охладел бы к большим… И на кой чёрт мне была нужна эта космическая блажь?
Так и тянулась здесь временная патока, беспощадная в своей закономерности. Выпал снег, и люди привычно стали его ругать и ждать весну. А потом как-то разом у всех начались неприятности. Несколько раньше, чем планировали наши.
Глава 10
Сначала не по графику ушёл в запой истопник Вадим. Его не раз предупреждали, но не выгоняли – парень был хороший. А тут, за две недели до отпуска, он вдруг как с цепи сорвался. Я заходил к нему в коттедж, он плакал и пил самогон стаканами: «Не могу, Андрюха, тошно отчего-то – мочи нет!» Мне тоже было тошно, и хотелось забыться, но я понимал, что это верный путь к суициду. В этом мире за всё надо платить. А мне зачем-то надо было держаться.
Срыв Вадима, конечно, показателем повышения градуса аномальности ни для кого не стал, но дальше – больше. Прибывший на снегоходе егерь Трофим, ошалело оглядывая слушателей, поведал, как его заимку атаковали сначала кабаны, потом олени, а потом, сука, зайцы. «Ну ладно, эти – клыки да рога о брёвна поломали, невесть откуда дурь прорвавшуюся оставили, а тех то с чего понесло, а, люди добрые? Ведь на крышу как-то запрыгнули, весь шифер мне там покололи, окна в доме и бане побили, поленницу разнесли, на собаку – и то кидались, да… Я весь запас дроби на них потратил, вон, берите, ежели кому что надо – мяса там или шкурок… Это что делается-то на белом свете? Теперь мне кого поджидать – бурундуков с белками? Рысей с росомахами?»
После отъезда Трофима Аделаида Ивановна повадилась видеть сначала скабрезные, а потом мучительно реальные сны. О первых она мало что рассказывала даже Наташе («Тьфу! Приснится же…»), о вторых говорила подробно. В них постоянно незримо присутствовал её не родившийся ребёнок: вот она видит свой вздувшийся живот, из которого вдруг появляется лезвие; ей нестерпимо больно, и жутко, и хочется узнать, кого она выносила и… тут она с криком просыпалась. Или вот ещё: идёт операция, вроде бы всё хорошо, только ей опять очень больно, она просит показать малыша, но тут все огни в палате гаснут, она чувствует прикосновение холодных рук к шее, и вот они уже начинают её душить… и опять пробуждение. От этих регулярных кошмаров Аделаида Ивановна за короткий срок осунулась и перестала сиять изнутри, чем вызвала переполох в стане обслуживающего персонала.
А мы с Наташей потеряли сон. Если ещё до этого мы с ней перестали спать вместе как представители противоположных полов, то теперь вообще перестали спать во всех смыслах, и я понял, что несколько ошибался, представляя время как патоку… Раз за разом мы отравлялись в плавание сквозь тягучую субстанцию, именуемую «ночь», создающую уродливые и очень знакомые образы, только иногда ненадолго окунаясь в неё под действием немалых доз снотворного, чтобы затем вынырнуть обратно бездыханными в холодном поту и с ломотой в висках… Через неделю день и ночь, утро и вечер для нас практически растворились в друг друге; немного помогали не начать биться головой о стену медитация (для меня), молитвы (для Наташи), часовой контрастный душ и долгие прогулки в промёрзшем лесу. Гуляли мы с ней вдвоём, присматривая друг за другом, и как-то, глядя в её осоловевшие глаза, я спросил: «Теперь ты понимаешь, что я чувствовал всё это время?» - «То же, что и я – одиночество», - ответила она.
Наконец приехали наши. Всеволод Григорьевич, найдя меня в парной, быстренько обернулся простынёю, нахлобучил шапку и присел рядом.
-Ничего, Андрюха, держись , - довольно покряхтывая, заговорил он. – Это они так ваши участки мозга перевозбуждают, на большее они пока неспособны… Сейчас мы завесу сделаем – полегче будет.
-Кто «они»? – вяло поинтересовался я. – Накопали что-нибудь конкретное, или так опять всё, на уровне беллетристики?
-Ну-ну, ты полегче - мы ведь день и ночь пахали, благо было от чего отталкиваться. Кириллу спасибо, пусть там у него всё будет хорошо… М-м-да. – Он прочистил горло. – Пошли в предбанничек, кваску попьём…
Я нырнул в прохладный бассейн и завис там лягушонком, фильтруя сказанное Всеволодом Григорьевичем сквозь дым в голове.
-Паравселенная это, Андрюша, как Кирилл и предполагал… Есть теория, что процессы, повлёкшие за собой её образование, связаны с Большим Взрывом. Подстраховка, на тот случай, если цивилизациям в нашей Вселенной не удастся организовать новый Большой Взрыв, когда исчезнет всё – и время, и пространство – и всё начнётся заново. Так вот, они вошли с нами в контакт. И мы полагаем, что их цель – или уничтожить нас, или поработить. Уничтожить нас они пытались и раньше, причём нашими же руками, но пока неудачно…
-А что, вместе с нами они не сгинут? - подал я реплику.
-С нами? Да нет, они от нас разнесены на биллионы световых лет, есть только некие пограничные точки: представь знак бесконечности – мы и они находимся на его противоположных витках, но в силу единства пересекаемся в центре… Извини, лучше объяснить не могу. Так вот, если бы мы тут у себя устроили атомную войну и взорвали на хрен Землю, это значило бы, что человеческая цивилизация оказалась бы полностью несостоятельной, и, когда всё начнётся заново, нас, скорее всего, уже не будет. Все наши метания и терзания, духовные, культурные и социальные революции, вера в любовь и искусство – всё окажется напрасным… Повторяю, это только теория, но в её пользу уже говорит многое. Так вот, при таком варианте нашего уничтожения они мало что извлекут для себя – ну, одним конкурентом, естественно, станет меньше… Но вот в случае нашей колонизации они изрядно могут уменьшить уровень энтропии в своей системе, а это уже серьёзно. И сейчас у них появилась такая возможность, вернее, с того самого момента, как Лукоморье стало Залукоморьем.
-А Лукоморье существовало всегда? – вновь пробулькал я, борясь уже с чугуном в голове.
-Я полагаю, да. В разных формах, конечно, и, в конце концов, оно приобрело форму язычества. Это значит, что энергетика там бешенная, и она сродни энергетике паравселенной. Многие её чувствовали, тот же Пушкин, к примеру…
Он хлебнул кваску.
-Хорош квасок, хорош… Ну, пошли париться, когда у меня ещё получится… А ты слушай, слушай, может и пригодиться, всё с завесой только начали мудрить.
В парилке, однако, он начал истово париться, и продолжили разговор мы уже за столом, где почти машинально перешли с «кваска» на «коньячок».
Ну, так вот… - доставая новую бутылку, продолжил Всеволод Григорьевич. – Сам знаешь, что с Россией за последние полвека сделали, и снаружи, и изнутри рвали, головы церквам и мужикам посносили – ну, это отдельная тема, главное, что Лукоморье, в том виде, в каком существовало, с Россией-матушкой уже неразрывно было связано. А как заболела матушка, да потеряли мы вместе с ней иммунитет к всякой гадости – так и Лукоморье трясти начало… Не должны они были среди людей оказаться, не место им тут, ну и… А теперь, стало быть, дела так обстоят, что ребёнок, который русалка родит, должен там как-то обязательно оказаться, иначе – даже и думать страшно, хана тогда человечеству…
-П-подожди, Григорьич, - в голове уже был свинец, - п-почему ты всё же думаешь, что хана? Ну, проиграем б-бой, будет новый взрыв, отыграемся…
-Нет, Андрюша, это вряд ли… Человек умирает – память после него остаётся, а после человечества – уж тем более... А какая память после нас останется? Что мы всё просрали? Вселенная целесообразна, она сама ведёт битву с паравселенной, так на хрен мы её в следующей битве будем нужны, если она эту ещё, конечно, выиграет?
-А ты ещё скажи, - тупо надрывался я, - так все наши демоны, с какими мы боролись – оттуда…от пра-пара-вселенной?
-Ну, и в нашей системе дерьма хватает, но, скажем, с некоторого времени они получают подпитку и оттуда…
Голова гудела медным колоколом. Я обхватил её руками: «Бом-бом-бом-бом…»
«Андрюша, Андрюшенька!» - странно доносилось сквозь гул, - « Не отключайся, пойдём-пойдём, сейчас баиньки будут… Андрюха, твою мать!! Эй, кто там, помогите оттащить молодца уставшего!...»
И понесло меня опять куда-то, закружило, и сомкнулись надо мною чёрные волны, но почему-то я уже мог под ними дышать, и стянутая обручем голова мягко опустилась на песочек и упокоилась там в мире….
… Дня через три Всеволод Григорьевич отыскал опухшего ото сна, но по-прежнему хмурого меня за бильярдным столом, посмотрел, как я ловко закатываю разноцветные шары в лузы, и вздохнул:
-Так это всё, что тебя сейчас интересует?
Я молча кивнул.
- Дела… - он как-то сразу осунулся. Потом проговорил:
-Ты просыпайся, Андрей… пожалуйста. Мы ведь на тебя очень рассчитываем. Завесы-завесами, а ведь у нас, по существу, кроме них больше ничего и нет. Пушки, на которых Кирилл обжёгся, и сейчас не надёжны, применять их можно только в крайнем случае. Там, ребята, конечно, мудрят чего-то, но вот выйдет ли… Боязно мне за этих деятелей, поверь, не от обиды я говорю, что первую скрипку теперь не играю. Ты хоть слышишь меня?
Я кивнул. Он повернулся и вышел.
Следующий шар я смазал.
Глава 11
После установки защитных экранов кошмары у Аделаиды Ивановны прекратились, и она быстро набрала былое великолепие. Наши ведущие специалисты подробнейшим образом записали её сновидения (скабрезные – обманом, введя её в гипнотический транс), сняли показания с коры головного мозга (та часть, в которой я ранее зафиксировал наличие «тёмных зон», предсказуема была излишне перевозбуждена), и укатили обратно в Институт изучать информацию и делать выводы. Мы с Юстасом заглянули перед его отъездом на заимку Вадима, походили с ним по заветным таёжным тропкам в окружении по-зимнему молчаливых и
