представления о питерских коммуналках.
- И за это вы хотите такие деньги? – Воскликнула мама.
- Это реальная цена, - пожала плечами Аделина, – даже заниженная, если исходить из района и метража. Места общего пользования смотреть будем?
- Это, какие? – Не выходил из ступора братец.
- Кухня, туалет…
Хлопнула дверь и к нам, сурово надвигаясь, приближалась Виктория Осиповна в сопровождении своих хвостатых стражников.
- Смотрите без нас. Мы тут жить не собираемся, - испуганно воскликнула мама и, схватив Ваньку за руку, выбежала на лестницу.
- А кто же тогда собирается жить в моей квартире?
- По - видимому, я. Но меня коммуналкой не испугаешь, я выросла в такой же. Да и работа моя, можно сказать, через дорогу от дома.
- И кем же ты работаешь через дорогу? – Уже заинтересовано глянула на меня соседка.
- Гримером.
Вот так я снова очутилась к коммунальной квартире. Но странно, я абсолютно не чувствовала сожаления. То ли я не успела еще привыкнуть к отдельному жилищу, то ли действительно, была коммунальным ребенком, выросшем в центре города. Переезд мой не занял много времени. Одной машины хватило, чтобы перевезти коробки с книгами, два чемодана с моими вещами и старинное бюро. Остальные вещи брат пожелал оставить у себя. Он долго приглядывался к бабушкиному бюро, но потом решил, что ценности оно не представляет. Бюро было на его взгляд слишком простеньким.
Когда я с грузчиками уже была внизу, мама крикнула с балкона, чтобы я поднялась к ним наверх.
- Татьяна, ты должна оставить ключи от этой квартиры! Мы уезжаем, и кто знает, что взбредет тебе в голову? – Строгим голосом произнесла моя мама.
Я принялась судорожно рыться в сумке. Руки дрожали, на глаза наворачивались слезы. Не знаю, чего я ожидала, взлетев на свой шестой этаж? Ключи нашлись, я положила их на край кухонного стола и тут я сделала то, что никогда бы не посмела сделать себе еще минуту назад.
Я подошла к своей маме и одним движением отколола с ее жакета бабушкину брошь.
- Это. Ее. Подарок. Мне! – Ровным голосом проговорила я, глядя в синие глаза. – Бабушка просила, чтобы я приколола ее на свое свадебное платье!
Развернувшись, я вышла, оставив за дверью тишину, маму, брата и елку на балконе.
* * *
- И, что, ты, действительно, собираешься жить в этой квартире? – дверь моей комнаты неслышно отворилась и на пороге возникла Виктория Осиповна со своим неизменным кошачьим эскортом.
На этот раз старушка приоделась. На ней было довольно элегантное платье с белым кружевным воротником, сколотым старинной Камеей. Волосы она подколола наверх и закрепила тяжелым черепаховым гребнем. Я даже не сразу узнала ее.
- Вас не устраивает мое общество? – устало спросила я. – Но больше идти мне некуда, так уж вышло.
- А что за люди приходили с тобой на просмотр?
- Мама с братом.
- Понимаю. У мамы второй брак, брат этот тебе сводный и ты никак не вписывалась в их новую семью.
- Почему? Брат родной и никакого второго брака не было. Просто мы росли с ним в разных городах. Я болела и бабушка забрала меня к себе в Ленинград. А позже родился Ванька. Меня родители хотели забрать к себе, но я так привыкла жить с бабушкой, что сама к ним не поехала.
- Необычные отношения для родных людей, - Виктория Осиповна недовольно скривилась. – А я все думала, что за странная компания ко мне приходила. Но когда про второй брак придумала - все на место встало, а ты опять ввела меня в переживания. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с таким вопиющим безобразием, радуюсь, что у меня нет родственников.
- И вы совсем одна на свете?
Просквозившая в моем вопросе жалость не понравилась соседке.
- И что ты очень счастлива, имея такую родню? У меня есть три подруги; поверь, для того, чтобы не чувствовать себя одинокой – этого более, чем достаточно. А потом, кто любит книги – никогда не будет одинок. А я обожаю читать! Но я пришла не для того, чтобы жалеть тебя. Приглашаю отметить твое новоселье и наше соседство. Думаю, мы можем подружиться. Пожилые люди не так бесполезны, как думает подавляющее большинство молодежи.
- Я так не думаю!
- Поэтому я тебя и зову к себе в гости, - кивнула Виктория и величественным жестом пригласила меня за собой. Коты, подняв свои павлиньи хвосты, мягко ступая, последовали за хозяйкой.
- А может, к нам хочет кто – нибудь присоединиться? – спросила Виктория, когда мы с ней выпили сладкой вишневой наливки. – У тебя есть друг, или друзья?
- Да, у меня есть подруга, мы с ней вместе выросли, но сейчас она куда - то пропала. Телефонов у нас нет, встречались на Гостинке, после того, как нашу квартиру расселили. Но уже несколько месяцев, как я не могу ее найти. Дома никого не застать, я несколько раз к ним приезжала. Знаю, что она поступила в медицинский… А теперь и она меня потеряет. По старому адресу я уже не проживаю.
- Да о чем ты грустишь? Вы в одном городе живете. Сходи в институт, найди ее по фамилии, узнай в какой она группе. Оставь брату свой адрес, мало ли она тебе напишет.
- И почему в мою глупую голову не пришли такие простые мысли? – обрадовалась я. – Спасибо вам огромное, Виктория Осиповна!
- Пользуйся моей мудростью, - довольно откинулась на спинку старинного стула моя соседка.
Надо сказать, что комната ее больше походила на музейный зал. На стенах множество картин и фотографий, антикварная мебель, фарфор, старинные безделушки. В углу лампа с расшитым бисером абажуром. Шелковая ткань почти истлела, и крошечные бусинки местами осыпались, но в полумраке это было незаметно.
Поймав мой взгляд, хозяйка грустно произнесла:
- Умирает мой светоч. Реставрации не подлежит - таких мастеров не осталось. Я ее даже не включаю уже – трогать боюсь. Под этой лампой мне еще мама сказки Шарля Перо читала. И эта лампа всю свою жизнь прожила в этой комнате. А в твоей, точнее, в той половине, что теперь твоя – была моя спальня. Это была большая квартира и жила в ней только одна семья – наша.
Мне стало безумно жаль эту семью. В голове сразу пронеслись яркие картины из жизни счастливой буржуазии. Маленькая девочка, сидящая на коленях у прекрасной женщины. Статный красавец с черными, подкрученными к верху усами. Добрые нянюшки, строгие гувернантки. А потом явились Швондеры, как у Булгакова, и жизнь стала черно-белой. И не было больше счастья.
- Всех расстреляли? – спросила я шепотом, глотая горькие слезы сочувствия.
- Бог с тобой! – махнула руками Виктория. – С чего ты это взяла, милая?
- В революцию же всех расстреливали, кто не успел уйти за границу, - я сморгнула пару слез.
- Глупенькая, насмотрелась кино на своем Ленфильме. Как тебе моя наливка? Между прочим, наш семейный рецепт. Главное, чтобы вишни были настоящими, южными. Еще хочешь?
- Хочу, вкусно! Только у меня голова немного кружится. Бабушка говорила, это у нас по наследственной линии. Она тоже алкоголь не переносила. Мы с ней и не пили никогда. А как случилось, что вы одна одинешенька остались? – Меня переполняла жалость к этой прекрасной женщине.
Она налила еще по рюмочке вишневого нектара из красивого хрустального графинчика. Крышкой графина служила голова серебряного ангела. Меня это жутко умилило.
- Сначала их, как тогда говорили, уплотнили. Папа был инженером. Тогда это была уважаемая специальность. За ним даже машина приезжала. Так что никто нас не расстреливал и в лагеря не отправлял. Когда война началась, он на фронт ушел и вскоре мы похоронку получили. Мама была твердо уверена, что это ошибка.
«Раз твой отец сказал, что вернется - значит, вернется. Он никогда меня не обманывал». Тогда так многие говорили.
Мы с ней даже в блокаду в городе остались. Мне тогда уже двенадцать лет было. Я в тридцатом родилась. А ты решила, что мне лет сто? – лукаво улыбнулась Виктория.
- Если честно, я не подсчитывала. – Как я ни старалась владеть речью, но давалось мне это с большим трудом.
Вскоре, голос моей соседки стал похож на трубный глас. Он гудел со всех сторон, отскакивал от стен, увешанных картинами и старинными фотографиями, проникал в мою несчастную голову и набатом бил по вискам. Я со всей силы сжала ладонями уши, но гул не утихал. А тут и комната стала кружиться со страшной силой, превращая в вихрь и закручивая в своей круговерти и Викторию и притихших на диване котов и всю антикварную мебель вместе с дивным графинчиком. Усидеть на жестком стуле в такой ураган было выше моих сил, я сползла на пол, надеясь найти там опору.
- Господи, девочка, ты как? Первый раз сталкиваюсь с такой реакцией. Наливка - то совсем слабенькая, градусов двадцать. Надо ж как тебя…
Виктория Осиповна сидела на полу, положив мою гудящую голову себе на колени. На лоб было положено прохладное полотенце, под языком что – то шершаво мешало. Я попыталась выплюнуть инородный предмет, но Виктория поспешила прикрыть мне рот ладонью.
- Тише, не выплевывай, это валидол! Пусть себе лежит! Ты уже и так много наговорила. И про бабушку свою светлую, и про обиду на маму, и про Гитлера со всеми фашистами.
Я сделала удивленные глаза. Когда это я успела? Кажется, я только тихо – мирно сползла на пол, ища покоя и прохлады.
- Знаешь, - заколыхалась старушка, - я даже на минуточку тебя испугалась. – По комнате кружишься, говоришь без умолку, руками машешь, словно все тут хочешь порушить. Коты спины выгнули, шипят, сами струсили. Жуть! Думаю: санитаров вызывать – увезут на Пряжку и пропала девка. А может, это у тебя обострение и ты со справкой ходишь, оттого и отселила тебя семья. Но тут ты стала про свою жизнь рассказывать, и я вспомнила про вашу наследственность и успокоилась. Да, девушка, пить вам категорически не рекомендуется. Хорошо при мне такая реакция случилась, а как в компании или на романтическом свидании.
- Проштите, - прошамкала я, пытаясь сбросить со своих ног тяжелый пушистый плед. Тот шевельнулся и больно воткнул острые когти в мои колени.
- Это что? – грозно выкрикнула Виктория.
Коты быстро вскочили и тяжелыми прыжками покинули место своего пребывания.
- Они славные, ты на них, Танечка, не обижайся. Любят обходительное обращение, зовут их: Григ и Шопен. И никаких уменьшительных имен. Не подойдут! Они родные братья из очень благородного семейства. Будут сидеть голодными рядом с полной миской фарша и не притронутся. Само достоинство! – гордо закончила соседка.
- Странные имена…
- Не кошачьи, согласна. Но мне приятно каждый день вспоминать хотя – бы, таким образом, моих любимых композиторов. Ну, что, тебе лучше? Дойдешь сама до комнаты или проводить? У меня что – то ноги затекли.
Мы с ней вдвоем, помогая друг другу, кое – как поднялись с прохладного пола. Меня еще кружило и подташнивало, но я побрела по длинному коридору в свою новую комнату.
* * *
После Новогодних праздников, уже в начале февраля, я набралась мужества и решила съездить к Ивану. Видеть мне его не очень хотелось, но я решила оставить ему мой новый адрес, на случай если Надя вдруг решит меня найти.
Все мои попытки связаться с ней провалились. Я оставляла ей письма в почтовом ящике и даже пыталась разыскать студентку Надежду Умнову в деканате медицинского института. Там мне было сказано, что она забрала документы в начале третьего курса и в институте больше не числится.
Это было странно и совершенно
