почувствовать его. И всё тут по-другому происходит, мне надо во всём разобраться.
Ольга отца понимает хорошо, а Офир не может этого понять. Он в Израиле родился.
- Офир поехали в Россию, там ты все сразу поймёшь, как снег увидишь, – ей смешно сейчас.
Тот, смущаясь, говорит что-то на иврите Оле, и та переводит отцу: «очень холодно», я не смогу там жить.
Дочка ставит перед ними тарелку с клюквой. Сама она уже кушает ягодку, целуя каждую. Для неё это удовольствие, там тепло и холод, её уже далёкой родины.
- Наверно и я уже никогда не смогу жить в России. Отвыкла совсем.
- Офир вкуса ягоды не понимает. Для него она ценности не имеет: суровая ягодка, и судьба у неё наверно такая же «не сладкая», как у его Олечки. Но очень красивая ягода? И Оля так же свежа, и красива.
Своеобразно дыхание севера, «на зятя южанина»: две ягодки съел и достаточно для его души. У нас всё по-другому, мы от неё, силы лесной набираемся. И даже дышим её энергией. Разное восприятие души.
- Папа я не могу варить варенье. Ты можешь себе это представить? – дочке весело от своей лёгкой беспомощности. – Ты в это поверишь?
- Это дело легко поправимо, раз мама не учила в своё время, то я тебя научу обязательно. А то и Итайчик не хочет кислую ягодку кушать, смотрит на неё с недоверием. От сладкого варенья, он точно не откажется. А там витаминов, как ни в одной ягоде мира.
- Только сейчас уже время позднее и нам надо хорошо отдохнуть. У меня время сейчас «наоборот скачет», в восемь часов разница. Так что я: только спать хочу!
- А Офир молодец, за рулём он «как родился». На таких скоростных трассах, «варежку разевать, не приходится». Не перестану я удивляться таким дорогам: Эх, Россия Матушка, как я люблю тебя и такую……. Кто это сказал?
Сон уже овладел его мыслью: «только спать!»
Утром Офир взял большую машину напрокат, в Израиле это всё легко делается, без всяких проблем. Заплатил деньги, и взял на три дня. Да её хоть, насколько времени бери, на любых условиях. Это всё очень удивительно Ивану. Зато все вместе будут: Дима, Саша, Оля, Офир с маленьким Итайчиком.
Этот малыш, уже настоящий путешественник, маленький, а всё понимает. Сказали ему собираться в дорогу, так он сам маме вещи таскает. Всё подряд, из принципа «в дороге всё пригодится».
И Альфа от него не отстаёт, свой поводок носит, и она в дорогу «со всёй своей семьёй собирается». Ну, как же там без неё обойдутся, И за Итайчиком ей надо присматривать, ведь «она его вынянчила».
Но Ольгу этим номером не удивишь: «на место Альфа», та от обиды отвернулась, чуть не плачет. «Несправедливо люди поступают, сердца у них нет. А у неё большое сердце, больше человечьего, там всем место есть».
Летит машина к Иерусалиму, только шины свистят. Рядом с отцом сидит Дмитрий, он за гида у него. И сын старается, всё объясняет отцу, мечтал об этом.
- Как здесь пальмы растут?
- Да никак они не растут, их уже готовыми деревьями, пересаживают, больше человеческого роста. Растят в питомнике, как бы в больших горшочках. И так далее, тут своя технология имеется. Здесь раньше пустое место было, пустыня. А теперь пальмы растут, и другие деревья. И под каждый кустик, да дерево, труба с водой подходит. Каждый день всё в определённое время поливается.
- Так опять же, и дворников не видать?
Всё делается рано, тут и жизнь раньше начинается. Но всё живёт, благоухает своей красотой. А без человека, здесь опять пустыня будет.
Но тут показались какие-то плантации, «деревья выстроились в шахматные ряды», или чайные, или цитрусовые. Но видно, что пустых земель в Израиле мало, и, то до них просто «руки не дошли». Здесь всё легко просматривается.
Толи дело у нас на Дальнем Востоке. Куда ни погляди, травы буйные в рост человека, а над ними деревья нависают. И по тем стволам дикий виноград да лимонник, к солнцу свой разбег берёт. А порой настоящие джунгли со своими болотами, реками и озёрами. Тут уже, глазом ничего не охватишь, как ни старайся. Зато можешь запросто «в глаз получить», так мошка старается. Сама «микроскопическая «тигра», чуть ли не в микроскоп её рассматривать надо, но ядовитая, спасу нет.
Везде она достанет человека, а глаза да губы больше всего любит «целовать», открытые места. За глаз «цапнула», и тут же глаз заплыл, даже щелочки не осталось. За губу укусила, та пузырём надулась, и на подбородок повисла. Рот сразу скосоротило. Тут только бы людям посмеяться, но все укусы на теле зудят не переставая. И плакать человеку хочется.
И за окном природа резко меняется, пошли горы не горы, холмы не холмы, и пустыней не назовёшь. Какие-то серые россыпи камней. И между этими непонятными буграми. Они однообразны и монотонны. Своя нам непонятная жизнь идёт.
Ловко вьются чёрные дороги. Они, «как змеи» появляются среди этого серого ландшафта. Похоже, что змей тут, целое царство. Иначе и быть не может, в этой серой массе камней и песка.
Это Ивану так кажется. Он в тайге вырос, и у него здесь совершенно другое восприятие реальности. А что там на самом деле творится, «в глубине этого царства», никто из сидящих людей в машине, не знает. А Иван тем более.
Холмы, дороги, тропинки. Но вот и открытый навес появился. Кроме крыши, и пустых бочек, ничего там не видать.
У нас так выглядит полевой стан на сенокосе, возле Амура. И то он намного богаче вещами, и лучше обжитый людьми. Дима говорит, что это арабы живут, их стоянки. Но и тут для Ивана, ничего не понятно. Совершенно другой мир.
Иерусалим на горах находится, тоже серого камня. Наверно «от прожитых веков» поседел. Но тут уже вооружённые посты стоят. Здесь возможны теракты, досмотр машин обязателен. Видны и вооружённые женщины, они так же служат в армии.
В самом городе тоже ходит спецназ, группами по три человека. Но здесь столько туристов, что особой строгости не замечается: все движутся. Наверно это и правильно: туристу хочется особых ощущений. И если его держать под прицелом, то это глупо будет. Там нельзя по-другому себя вести, наверно на этот счёт у них свои инструкции.
Видит Иван, что кое-кто из туристов, на фоне вооружённых израильских спецназовцев фотографируется. И ему захотелось острых ощущений. Дима, как ты на это смотришь?
- Сейчас папа!
Сын быстро говорит им на иврите. И они понимают его правильно. По крайней мере, далеко не отстраняются от семьи.
Все стоят вместе, только чернокожий спецназовец, отошёл подальше от них. Вот этого колорита, и не хватает для полноценной фотографии. В Израиле много чернокожих людей, они здесь живут и работают, то ли эфиопы, то ли….. Но одно бесспорно, что все они выходцы из Африки.
Тут, всех наций хватает. Со всего света сюда люди понаехали, кто подзаработать, а кто и на ПМЖ. Но надо двигаться к Стене Плача, там они должны встретиться с Татьяной, и Асси. И наконец-то все родные встретились, они обнимаются и целуются, а маленький Итайчик восторженно хлопает в ладоши. Казалось бы, что может понимать малыш: «и вот вам результат».
Стена Плача разделяется на две половины: мужскую и женскую. Ясно было, что Татьяне, «в её положении», куда-то идти просто глупо. Получается так, что уже два дня, как она родила, хотя она пока не собирается это делать. Поэтому с ней остались Асси, Ольга с Офиром, и Итайчик. Все они сдвинулись в сторону от общей массы людей в тенёк. А людей здесь больше, чем на Восточном базаре. И это сравнение вряд ли сюда подходит. Такое ощущение, что со всего мира, они сюда собрались. Разноголосый гул, и ропот «паломников» почти парализует волю простого туриста. Накал религиозных страстей очень силён.
И над всеми людьми возвышаются Христианская церковь, и Мусульманская мечеть, тут всё рядом. Недаром Иерусалим прародитель многих религий. Тут цивилизации, накладывались тысячелетиями, на волю людей. Сколько их было, никто не знает. Но свой след, хоть где-то они да оставили. Отсюда и аура здесь везде разная: родная и не родная энергетика. Ещё можно сказать земная и неземная.
Неожиданно послышалась какая-то музыка, или подобие того, всё это очень быстро происходит. Появились какие-то служители, и умело раздвигают толпы людей.
И уже на свободное пространство, моментально вырывается на простор, масса танцующих людей. Это евреи. Все они одеты одинаково: белые рубашки, кипи на голове. Очень высоко подпрыгивают в своём танце. И как бы это сказал Иван по-русски, «лихо» всё это делают», с душой». Но это какой-то культовый танец, ему трудно об этом судить.
Обряд происходит в непрекращающемся ни на миг движении: под пение, с плясками, в сопровождении верующих.
В «своём вечном движении вперёд», - именно так это Иван понимает. – Танцующие люди, сверху «дерзко и гордо» парят на людей. Невольно те отступают. Их движение продолжается дальше.
Дима пытается сфотографировать всё происходящее, это редкие снимки, но охрана запрещает ему это делать. Под их давлением, он невольно убирает фотоаппарат. Говорят они, что-то и Саше. Тот недовольно оправдывается.
Дети прекрасно изъясняются на иврите, для них это уже родной язык. Так продолжается несколько раз. Не хочет Димка оставить отца без фотографий. Да и Ивану хотелось бы что-то редкое, на память оставить. Но Саша уже не на шутку недоволен.
- А я-то причём? Все претензии ко мне, а не к вам! Я, как громоотвод у вас!
- Сынок спокойней!
Им и не только им, а всем людям по ходу процессии ловко надевают, кипу на голову. Никто не отстраняется, всё очень быстро происходит. Петровым надо идти к Стене Плача, и дороги их расходятся.
Дома ему скажут некоторые товарищи. Ты казачьего роду-племени, а кипу, себе на голову нацепил.
- Не нацепил, но и не нарушал чужих традиций. У казаков так всегда было принято, что со своим уставом, в чужой монастырь не ходят.
- Вместе с казаками всегда воевали против их общего врага: и татары, и башкиры, и другие народы. Перед боем или в праздник, русские воины своим богам молятся, другие народы своим. И всё в одном войске. Никогда по этому поводу у них не было разногласий. Тем и сильны были казаки.
Затем Петров снял со своей головы кипу, аккуратно свернул, и положил в карман джинсов. Никакого инцидента, и даже недоразумения на этот счёт не получилось. Всем хорошо.
А там, на середине стены, где она разделяется, на самом верху сидит пара белых, голубей. И непонятно Ивану Петрову, что это такое: знамение людям, или всегда так бывает. Дети тоже ничего не могут объяснить своему отцу.
Стена прохладная, на ощупь шероховатая. Люди, в трещинки, торопливо суют записки. Затем головой, и руками к желанной стене прислонились, и на время затихли. Каждый человек просит у Бога, то, что он желает. Стена, в прямом смысле слова желанная. Энергия мысли и слова здесь сходятся. Многие люди для этого издалека приехали.
И Иван попросил то, что он хотел, конечно, здоровья.
Но молчит стена ему в ответ. Ей тут столько довелось всего услышать, что не скоро очередь до него дойдёт. Одна надежда, что там нет наших чиновников. Но и они бывает, что плачут, куда, же им деваться грешным.
Здесь нахрапом, да обманом ничего не возьмёшь. Сейчас, тут все равны, потому что все мы люди. «И волна, и пена», пред Богом предстали.
Петровы собрались все вместе, и решили, что всё нормально идёт. Надо папу дальше
