молит уже Иван друга.
И тот от безысходности своего положения, как щука, стал перекусывать леску зубами. Другого выхода у Василия не было. Это была чрезвычайная ситуация, и, в общем-то, он поступил правильно. А что было делать?
И сам Распутин читал про одного известного путешественника. Тот по джунглям всю жизнь путешествовал. Так там, в джунглях, ночью из палатки не вылезешь по всякой там надобности, опасно всё это для жизни человека. Там тебя быстро и с удовольствием кто-нибудь сцапает: хищный зверь, птица, змея, и так далее.
А для этого дела у него в палатке всегда был ночной горшок. И для чего он, это объяснять уже не надо, всё тут и так понятно любому человеку. Но другое дело людей смущало. Днём этот путешественник пользовался этим горшком, уже как кастрюлей. И варил в нём для себя пищу. Чем показывал полное пренебрежение к окружающим его людям. Ему главное, что ему удобно и безопасно, а на остальных ему наплевать.
Женщины ещё думают, смеяться или не смеяться, но уже поморщились и зафукали: «Фу, как всё это вульгарно!»
- Не так повернулся Иван, больно ему стало. И уже на другом крючке сидит его «друг-щукарь» Василий. Так же ловко зацепил его надёжный крючок. Видать, что не все крючки с тряпки выпали. И кто их в такой суматохе считать будет? Вот обоим друзьям и хватило под завязку «счастья».
И только Василий повернётся, как уже Ванька орёт, так тому больно. Получается, что кто бы не пошевелился, обоим больно. И нож далеко лежит, до него до табора ещё идти надо.
Орут и плачут они, но в сторону табора помаленьку двигаются. Кто, согнувшись, кто, разогнувшись, но оба в одной лёгкой и болезненной сцепке находятся. И ножа у них нет, и тряпка между ними болтается. Лучшего тут ничего не придумаешь: надо идти! И поздно уже думать, тут надо срочно действовать.
Но это не совсем так получается: думать всегда надо! Вот и рыбаки, что идут им навстречу, от удивления резко остановились. И почёсывают свои репы.
Это три «рослых гвардейца». Они только что на рыбалку приехали. А сейчас насторожились и срочно думают, что же это такое им сейчас на полянке видится? Вроде и выпили они немного, а уже у всех их, повальные глюки начались.
И самый умный из них Абрам Иванович вслух рассуждает. Тут надо всё коллегиально, как в суде, решать.
- Интересную, водку научились у нас в России делать?!
- Наверно, и тут уже новые нанотехнологии применяются. И новатор производства папа Чубайс постарался.
- Тот ещё раньше обо всех наших людях позаботился: и безбожно весь наш народ ограбил. Вот и сейчас он, ирод, что-то новое для всех нас, россиян, придумал, чтобы потом всех нас легче грабить было.
- Поглядите-ка, люди добрые, как ведёт нас всех от выпитой водки? А этих так вообще в узел завязало! - и показывает на Ивана и Василия.
- Кол бы в дышло этому Чубайсу, ироду учёному! На него рыжего лиса всё это очень и очень даже похоже!
Обрадовались «пойманные рыбаки», что на крючках, как сомы, сидят. Избавление к ним идёт, и кончаются их муки. Сейчас они от своих крючков избавятся: «спасение уже рядом!»
- Мы с Василием счастливые люди! - кричит им радостно Иван. И слёзы на его глазах блистают. – Другие бы рыбаки так мимо прошли бы, а вы сами остановились. – Он не понимает от боли, что говорит. И что не так его эти «спасатели» поймут.
Заезжие рыбаки опешили: это уже не глюки! Как на такой выпад в их адрес не отреагирует.
- Выходит, что мы, рыбаки, их счастью помешали? Не может быть такого?
- Да извращенцы они! – кричит самый учёный из рыбаков Абрам Иванович. - Вон как они друг к другу тесно прижались! Хорошо им: по их рожам это видать, вон как стонут они!
- Бей их, ребята, чтобы эти отморозки не позорили нас рыбаков.
И первый зарядил пилюлю в ухо Ивану, тот только крякнул «от удовольствия». Резким мужичком был Абраша и ногой зацепил согнутого Василия. Естественно, что другие из приезжих поддержали своего товарища.
Тот всегда у них заводилой был, а подраться по пьяной лавочке, так его хлебом не корми. А если наступали потом разборки, то он всегда оказывался в тени. Зачем вы, мужики, громоотвод ищете, крайнего нашли, так я всегда тише воды был.
- Меня били, а я что молчать буду?! – но это раньше было, и не один раз. И естественно, что по пьяной лавочке всё это происходило.
- Ну, действительно, если били тебя, то тогда, конечно! – соглашаются с ним побитые рыбаки. – Умел он на чужую совесть воздействовать. – Да вам самим стыдно должно быть, что вы так думаете обо мне. Даже очень стыдно! Что я вас всех подстрекаю, и так далее.
Так и в этот раз получилось. Сначала побили, потом поняли, что ни за что побили горемык. И уже им всем присутствующим Абрам Иванович ответственно говорит: «Да они же, братцы, святые люди, и только по непонятному недоразумению пострадали. Не разобрались мы.» И сам лично подносит водку в кружке Ивану.
Леску, что связывала обоих страдальцев, обрезали ножом. А крючки пока не трогали, это был уже второй этап операции: «освобождение». – Всё учёный рыбак хорошо продумал. Без него нигде и ничего не обходится. И никакое дело не делается.
Василий выпил водочки из предложенной ему дежурной кружки. Хоть и больно ему это было делать, но они с Иваном действительно настрадались. И мало того: ни за что «пилюль получили». Как тут не выпить!?
Когда все рыбаки достигли нужной кондиции, то Абраша принес из машины маленькие кусачки и обкусил у крючков ушки. И уже безболезненно, потому что не надо было рвать тело острым жалом крючка, и по ходу крючка, его извлекли из тела Ивана, а потом таким же способом из губы Василия. Грамотно всё было сделано, тут ничего не скажешь.
- Пей «щукарь», – ласково говорит Василию Абрам Иванович, – всё сделано по мировым стандартам медицины. И даже следа не останется после операции, у тебя всё, как на собаке, заживёт.
- А так бы была рваная рана на лице и шрам бы остался. Только сейчас грамотная дезинфекция раны нужна, а у нас уже все запасы водки закончились. Беда такая! – и рыбак горестно разводит руками.
- А у нас ещё и не начинались, - радует всех Василий и срочно бежит к своим рюкзакам за водкой. – Мы вас всех от души угощаем: пейте, ребята.
И вот уже сидят рыбаки и пьют водочку из дежурной кружки, какие у них могут быть обиды: всё по уму сделано. И плачут они, и смеются. Про свои телесные раны совсем забыли. А душевные травмы испаряются вместе с выпитой ими водкой, тут простая химия.
- Только никому не рассказывайте, ребята, а то ведь не всякий человек нас правильно поймёт. Вот и Абрам Иванович сразу не так нас понял.
Но тут же Василий понял, что не то сморозил, по лицу Абрама Ивановича хорошо это видно. А тот седоватый и кучерявый с орлиным взором, действительно, смотрится героем.
- Избавитель ты наш, почёт тебе и слава, Абрам Иванович, да если бы не ты, дорогой наш, что бы мы без тебя делали? Без сомнения, пропали бы!
Елена Евгеньевна совсем по-деревенски от смеха сползла со стула на пол. И там уже катается от смеха: «Ой, мамоньки мои! Это надо же такое придумать. Это, надо же?»
Валерии неприятно за свою маму, ведь они интеллигентные люди, и вдруг её такой чересчур искренний смех. Что подумает о них Распутин, ведь они его и так нелепо встретили.
- Мама, перестань смеяться, ведь теперь уже совсем не смешно. А сама Валерия тоже не может удержать в себе смех, и тот прорывается наружу, как весенний звон. Так просыпается природа от долгой зимней спячки.
И даже внучка Даша прибежала успокаивать свою бабушку: «Баба, ну что ты! Что о нас люди подумают?!» И только смеха добавила, и так через край было.
- Уж, ты-то, что бы там понимала, а туда же лезешь, – уже начинает сердиться Елена Евгеньевна.
- Да я побольше вашего знаю, бабушка, у нас тоже в садике Абраша есть, так он мне в тапочки, как кот, нагадил, а потом всем сказал, что мину там поставил. Вот и пришлось мне срочно тапочки на помойку выкидывать.
Зато дома мне родители спрос учинили: куда я тапочки дела? А что я им скажу, не кот же нагадил, а друг мой Абраша, вот я и смолчала. Что я ничего не понимаю, что ли. А может это внук вашего учёного Абрама Ивановича. Видите, как всё хорошо получилось?
Теперь уже все смеются, но по разным причинам. Но от этого только веселее в доме стало.
Хозяева провожали Распутина со слезами на глазах и платочками в руках. Но на это уже никто не обращал внимания. Надо всем им привести себя в порядок, а то сил у них больше ни на что не остаётся.
- Хорошо, что все по-доброму расстались, - думает Елена, – а так позор нам всем. Как можно было ему всё объяснить с ним произошедшее, приглашение в гости, тут и слов не найдёшь!
- Твой Распутин, мужик компанейский, с ним точно не соскучишься: повезло тебе, мама! – это уже Валерия откровенничает со своей мамой. Тебе дружить с ним надо, я не против того.
- Ловко он про Абрашу рассказал, а я думала, что никто и ничего про них не знает, по крайней мере, в этом городе, – это Даша о своём думает. – И тут ничего не утаишь, большая деревня! А этот дядька ничего, всем нам понравился: и мне, и маме, а бабушке так больше всех.
Так у Распутина состоялось частичное знакомство с семьёй Елены Масловой, это та часть, которая жила здесь в городе.
Дочь Наталья с семьёй и старший сын Паша жили в Приморье. Они тоже, как и Валерия, врачи по образованию. Наталья вышла замуж и уехала жить к своему мужу. Затем Паша после армии закончил институт и по распределению уехал в тот же город, где жила Наташа с семьёй. И тоже стал жить с ними в одном доме.
Дом был большой, и всем там хватало места. Всё не в общаге ему жить: сестра есть сестра, и муж ее хороший человек. Отчего же не воспользоваться ему их гостеприимством.
Сумела Елена с мужем выучить детей в трудные девяностые годы. Тогда любая работа была человеку в радость. И если даже люди работали, то денег всё равно не получали. И это происходило по всей России. Тяжело ей тогда было.
Побывал Распутин в гостях у Елены Масловой, и пошла у него полоса неприятностей. Он уже несколько лет работал в ведомственной охране ТЭЦ. Туда ему помогли устроиться его хорошие друзья. И конечно, всё дело было в деньгах.
Тех денег, что он зарабатывал на насосной станции, ему едва хватало, чтобы прожить одному человеку. А чтобы заплатить за квартиру, ему надо было оформлять субсидию. И так везде: кругом сплошные трудности, хотя он не пил и не курил.
Конечно, обидно Гришке Распутину. И лишь немного успокаивало то, что не один он так бедствовал в богатой золотом и нефтью нищей России.
Стал и народ понимать, почём фунт лиха, при малоизвестном ему капитализме. А его «лиха» тогда на всех людей хватало с избытком. И тут же рядом с ними жили, купаясь в роскоши богачи: преступники всех мастей. Настало и их «законное» время грабить свой народ. Что они с радостью и делали: «хапали» всё, что плохо лежит, жили в своё удовольствие.
И вот при занятиях в спортзале Гришка очень сильно разошёлся: куда ногой ткнёт, куда рукой – а там всяких снарядов для тренировок с избытком было. Были и самодельные снаряды. И вот такой самодельный мешок от его ударов развернулся, а там деревянная чурка, ничем не прикрытая. Остановиться Распутин уже не мог и въехал туда открытым кулаком. Что-то в руке хрустнуло, но в горячке спортсмен ничего не понял. Все это видели, были и возгласы восторга, потому что никто толком ничего не понял. Но...
Распутин к
