Поэт и повар

в ипостаси поэта. А напуганный и обиженный поэтом повар, с позапрошлого лета, на этом пляже уже никогда не появлялся, ходил всегда на другие городские пляжи, видимо боялся встречи с лютым поэтом. Поэт, как всегда, на пляже, бывало, утомившись от тяжёлых раздумий, в поисках мысли, образа и рифмы в своих нетленных произведениях, в длительном сидении на камне, видимо, зайдя в творческий тупик, он внезапно, бросает свой блокнотик и карандашик, в лежащую свою одежду на берегу, будто освобождается от стесняющих его вериг. И  бросается, очертя, с головой в тёплые воды моря, и длительное время плавает, делая весьма, напряжённые, чуть ли не яростные усилия, взмахами рук, плавая брасом. Так, будто ведёт упорную борьбу с невидимым противником, стараясь, во что бы то ни стало, сломить и побороть его. И  выходя уставшим из воды, наплававшись досыта, переведя дух, он вновь брал в руки блокнотик с карандашиком, и вдохновлённый, тяжело дыша, будто победил в ожесточённой схватке, незримого противника, продолжал своё поэтическое творение. И, так продолжалось изо дня в день, будто он ещё и не семидесятитрёхлетний  старик. Всё так же, уже многие годы, от начала лета и до конца осени, или начала зимы, появлялся на этом пляже, и совсем состарившийся капитан.

  Однажды, уже ближе к концу пребывания поэта в курортном городке, он пришёл этим днём к морю с сильно разбитым, опухшим и одной стороной посиневшим лицом. Когда удивлённые знакомые спросили его, что случилось с ним, и кто его так сильно, почти зверски отделал (бил), оставив на его лице столь впечатляющие следы, он ответил только одной короткой фразой – стихи читал недостойным. На вопросы где? И  кому? – он ничего не отвечал, лишь сердито и злобно посматривал вокруг, будто его обидчики могут оказаться здесь неподалеку. Ему, более других, очень сочувствовал тогда, и так горько сопереживал, уже несколько лет, ездивший сюда к морю со всем своим семейством, – женой, тёщей и двумя малолетними дочерьми – семи и восьми лет, отставной майор с Белоруссии. Совсем молодой ещё, сорока пяти лет; когда, увидел поэта, он злобно говорил, сжимая от негодования кулаки, в адрес неизвестных, посмевших так сильно избить и травмировать неизвестного им поэта, – какие негодяи, что они сделали с дедушкой. Как посмели поднять руку на дедушку, какое это сволочьё!  –  долго негодовал и сокрушался, неравнодушный к страданиям поэта, майор. Это был последний год, когда видели поэта на пляже, в последующие лета, его уже никто из наших знакомых не видел у моря на пляже.