спросила:
- Маша, ты что, беременна…, без регистрации…, без свадьбы?!
- Нет, мама.
А отец, всё ещё не отошедший от её слов, обнял её и, гладя по голове, поинтересовался:
- Дочка, так что ты думаешь делать дальше…, как жить, и… вообще - чего ты хочешь?
- Я не знаю, папа, чего я хочу, - ответила она отцу, - я просто потерялась.
- Ооо, Господи! - простонала мать. Как же…, Машенька?
- Я не знаю, ма…, я пока не знаю.
Потом, прямо на морозном узоре окна, перед её глазами возник образ главврача - пожилого, с седой бородкой клинышком, человека.
Старик, главврач и, по совместительству, заведующий больницей, оказался человеком слова, вспомнила она своего шефа. Он, как и обещал, уговаривая её остаться в Остоженке, принял её на работу переводом из Москвы. Отдал ей этот - просторный и очень уютный кабинет, и даже выхлопотал у районного руководства для неё двухкомнатную квартиру в новом доме….
И вообще, Ирка с мужем не обманули её, сказав, что старик мудрый, душевный, и очень порядочный человек.
Маша и сама убеждалась в этом, и не один раз.
Продолжая пытаться отогреть, отскоблить ногтем, отобрать у мороза, хотя бы небольшое светлое пятнышко на оконном стекле, она увидела себя в тот день, когда Ирка, её верная подруга Ирка, хватаясь за грудь, надрывно кашляя, сказала:
- Маша, мне плохо…, мне совсем плохо, не уезжай пока, не бросай… Мишутку и Виктора…, помоги им…
Маша уже дней пять знала, что подруга простыла, и предлагала ей показаться рентгенологу, но та, посмеиваясь, отвечала:
- Зачем мне рентгенолог, я сама врач-терапевт, хорохорилась она, я сама знаю, что у меня простая простуда…. Попью несколько дней горячего молочка с мёдом и сливочным маслом, вот и пройдёт простуда.
Но видимо не прошла. Ослабленный родами организм её (она и раньше-то не отличалась крепким здоровьем) не справился с болезнью.
Виктор, напуганный состоянием жены, вызвал неотложку. Ирку увезли в больницу и положили в палату, где до декретного отпуска она сама лечила больных.
В народе говорят - «Врач, исцелись сначала сам!» Но Ирка не смогла! Не смогла справиться с приставшей к ней, давшей осложнение, простудой.
Маша, готовящаяся на днях возвращаться в Москву, вынуждена была задержаться в Остоженке ещё на несколько дней. Она не могла оставить подругу и её семью. Чувство долга и верности не позволило ей покинуть в столь серьёзный момент дорогого ей человека.
Да, собственно, ей и самой-то было настолько «всё равно», где жить, где и кем работать. Она всё ещё находилась под воздействием своего горя - потери Игоря. Она и не жила полной жизнью, она влачила ярмо своего существования по инерции, автоматически.
Наверное, это происходило так - пустили камень с горы катиться, он и покатился. Выкатившись на ровное место, он, по инерции и продолжает катиться, пока всю энергию не израсходует.
Примерно такое же состояние было и у Машеньки. Она не жила, она существовала! Она спала, ела, разговаривала с людьми, но смысл разговора ускользал от неё. Равнодушие, полное равнодушие поселилось в её душе!
И лишь серьёзная болезнь подруги, и забота об её семье, чуть всколыхнули её, попытались вытащить из засасывающего омута приближающейся смерти от тоски и безразличия, куда она постепенно погружалась.
Именно Иркина болезнь и забота об её семье, заставили Машу принять решение остаться в Остоженке, и принять предложение главврача.
На следующий день после посещения подруги в больнице, она, в белом, накрахмаленном до хруста, халате, обходила, теперь уже «своих» больных.
Она дневала и ночевала в больнице, успевая лишь на часок сбегать проведать Мишутку, за которым ухаживали Иркины родители, Мишуткины бабушка и дедушка.
Виктор не мог за сыном присматривать, так как ему не давали отпуска даже по содержанию ребёнка в отсутствие его матери. Он был единственным на весь район кардиологом.
Так уж сложились обстоятельства на тот момент! Так попыталась сыграть с людьми жизнь!
И Маша, неожиданно для себя, вынуждена была включиться в эту игру, чтобы победить в ней, не дать ей почувствовать себя сильней человека!
Они, две верные подруги, совместными усилиями сумели победить болезнь. И, Ирку, выздоровевшую, чуть пополневшую, через две недели встречали отец и мать с Мишуткой на руках, а рядом с ними стояли улыбающийся Виктор с цветами и Маша…
Маша, перестав безуспешно пытаться справиться с покрытым изморозью окном, вздохнув, прошептала: «Видно такая уж у меня судьба. Кто-то, может Всевышний, написал где-то в уголке пергамента - жить тебе, раба Божья Мария в Остоженке, а не в Москве».
Ещё раз вздохнув, она отошла от окна, и взялась за повседневную, но такую нужную людям, работу.
* * *
Чтобы хоть немного утишить боль, кровоточащего от нелепой гибели Игоря, сердца, Маша рьяно взялась за работу.
Врачей не хватало - именно дипломированных терапевтов для её отделения, не говоря уж о других. И она, посоветовавшись с главврачом, занялась «выбиванием кадров».
Маша «насела» на телефон. Но видя, что телефонные разговоры реальных результатов не дают, стала лично «бегать» по кабинетам начальства - сначала райздрава, а затем и городского.
Её везде принимали, обещали оказать всяческую, зависящую от них помощь, пожимали руки, иногда даже целовали.
Время шло, а результатов своей беготни по кабинетам она не видела. При следующем, а потом и ещё, посещении тех же лиц, она лишь встречала те же голословные обещания и разведение рук в стороны (мол, не всё зависит от нас, но мы стараемся), и снова улыбки, улыбки, улыбки.
Первое время ей даже предлагали поужинать в ресторане, и там, за столом, решить её вопрос, но получив отказ, забывали о своём обещании помочь с кадрами для больницы, а потом и вовсе стали избегать её.
«Убив» понапрасну месяц, она отчаялась от невозможности как-то повлиять на чиновников, и однажды она не выдержала, закрывшись в кабинете, расплакалась от бессилия и равнодушия чиновников, желающих только одного - посидеть в ресторане, а потом затащить молодую, смазливую медичку в постель.
«Что делать, что делать? - сквозь слёзы и всхлипывания бормотала она. Неужели я совершенно беспомощная дура? Должен же быть выход…, хоть какой-то, а я его не вижу? Может…, написать письмо в Министерство? А толку…, там такие же чиновники сидят, усомнилась Маша в правильности придуманного ею решения - где же выход, где?»
Маша, подперев голову рукой, всё ещё продолжая тяжело вздыхать, вспомнила себя, студенткой первого Московского мединститута. Вспомнила, как она была счастлива, когда её зачислили абитуриенткой, а после экзаменов нашла себя в списке зачисленных на первый курс…. Боже, как она тогда радовалась, и как радовались отец и мама, когда она рассказала им о своей победе.
Отец, попыхивая неизменной трубочкой, тогда пожелал ей успехов в учёбе, и добавил - «Трудную, но благородную профессию ты выбрала для себя дочка. Лечить людей…, что может быть ответственней в жизни человека! Не соверши ошибку - не превратись…, отец немного задумался, не превратись в… бездушную машину… с дипломом!»
И Маша старалась соответствовать взятой на себя ответственности за здоровье людей. Ей было тяжело, ей было трудно первое время, - пока она набиралась опыта, но она старалась. Да и теперь её было трудно, чего уж тут греха таить. Она всю себя отдавала медицине, лечению людей…, и это была тяжелейшая ноша жизни.
Что же я теперь расплакалась, укорила она себя, выход должен быть, и он…
Она опять вспомнила себя студенткой, затем, практиканткой…, ординатуру, и первую свою наставницу…
Вот-вот, перестав вздыхать, воскликнула она - институт! Откуда же, если не оттуда распределяются молодые врачи. Значит, не всё ещё потеряно. Надо самой съездить в Иркутск и, через облздрав, через ректора, добиться направления нескольких молодых специалистов к нам.
* * *
Она, попросив главврача присмотреть за её больными несколько дней, выпросила командировку в Иркутск. И, окрылённая надеждой, села в поезд.
В облздраве ей пришлось получить лишь «поворот от ворот» и кучу обещаний с напутствиями - приезжайте ещё, мы будем рады Вас видеть, и…, возможно сможем помочь, только…, знаете…, в следующем году.
Всё, то же, горько подумала Маша - те же отговорки, те же обещания помочь, но позже.
После посещения облздрава, но теперь уже менее уверенная в успехе своей поездки в Иркутск, она всё же решила побывать в мединституте. Нашла Университет, добрые люди подсказали, как его проще найти, и поднялась на третий этаж, и напросилась на приём к ректору.
Разглядывая на ректорской двери табличку с золотыми буквами на синем фоне, она подумала - а почему это начальство… любого ранга так любит устраивать свой кабинет и приёмную на самом верхнем этаже? Они, что, представляют себя капитанами морских лайнеров? И сама же ответила на свой вопрос - нет, они желают быть подальше от народа!
Её, конечно, вежливо приняли, усадили в мягкое кресло, даже предложили чай или кофе, но дальше общих фраз и любезностей дело не пошло. Как только Маша высказала свою просьбу, лицо ректора похолодело, приняло официальное выражение…, и всё! Он замкнулся, заперся, словно улитка спрятался в кокон и, как ни старалась Маша добраться до его разума - не смогла!
Она даже несколько растерялась при таком неожиданном перевоплощении ректора: был любезный, вежливый человек, и вдруг - несокрушимая скала и лёд в глазах.
Маша получила отказ - полный и безоговорочный!
Уже покидавшую приёмную ректора, Машу перехватил какой-то господин: выше среднего роста, гладко выбритый, пахнущий дорогим парфюмом, и попросил её задержаться на несколько минут - он хочет ей что-то сказать, прошептал он.
Удивлённая, она, молчаливо пожав плечами, вышла с ним в коридор и, остановившись у окна, вопросительно взглянула на него.
- Извините за бесцеремонность, - вежливо произнёс незнакомец, - я понимаю Ваше удивление, но не могли бы Вы вспомнить меня.
- Мы с Вами разве знакомы? - холодно-вежливым тоном спросила Маша.
- Да. Нет. Вы работаете в Москве, в областной больнице - я не путаю?
- Нет, Вы ошиблись. Ноо… - заинтригованная его словами, Маша не знала, что и ожидать от этой встречи.
- Ну, как же, как же…, я не мог так ошибиться…, Вы так похожи…
Маша ещё раз на несколько секунд задержала взгляд на незнакомце, и… вспомнила, где могла видеть этого мужчину.
Да, это было в Москве, точнее в больнице, где она работала. Он, в числе других проверяющих из Главка, посетил их больницу с какой-то проверкой, и они даже перекинулись с ним несколькими словами по поводу её обязанностей…
Смотри-ка ты, подумала она, какая память у человека, а я вот напрочь его забыла. И вежливо улыбнувшись, сказала:
- Вы правы. Я вспомнила Вас. Вы были у нас с какой-то проверкой.
- Да, да. У меня хорошая память на лица.
- Но, видите ли, я уже там не работаю, - она решила объяснить ему, с кем он разговаривает, - я теперь зав. отделением в Остоженке…
- Ничего, ничего. Я, - заволновался он, - хотел бы продолжить нашу беседу в другом месте…. Ну, хотя бы в кафе - здесь неподалёку есть неплохое кафе…, и в нём сносно готовят…
Маша, слушая его приглашение, вначале хотела отказаться от него, а потом подумала - он же меня не в ресторан
