она скажет, что всё так и было на самом деле…
- Да, Джонатан.
- Тогда объясните мне, зачем вы привели меня сюда? К чему всё это?
- Как бы тебе объяснить попроще…, - старейшина наморщил лоб в раздумье, - дело в том, что вошедший в пещеру, и ставший участником своих иллюзий…, если он слабый человек, то он навсегда остаётся в них. Сильный же человек перебарывает притягательную силу иллюзии, и возвращается в своё настоящее время.
- Значит, приведя меня сюда…, вы решили… проверить мою силу воли?
- Да, Джонатан.
- И.., что?
- Эльзира помешала.
Поднявшись с земли, посмотрел на девочку.
Её лицо покрывал пунцовый румянец, взор был опущен. Она, не смея поднять, опушённые густыми ресницами глаза, смотрела в землю.
Взяв её за руку, я другой рукой медленно приподнял девчоночий подбородок, и с чувством глубокой благодарности, сказал:
- Эльзира, спасибо тебе. Я никогда не забуду твою помощь, я всегда буду помнить тебя, и поцеловал её в щеку.
Глава девятая
Вернувшись из джунглей, мы разошлись по своим делам. Хотя какие могут быть дела у меня? Только думы и мысли: мысли о дальнейшей моей судьбе, и о судьбе аборигенов планеты, да воспоминания о Гвен. Я уж совсем хотел было уйти и спрятаться в каком-нибудь уголке, подальше от посторонних глаз, но увидев во дворе несколько чужих, покрытых пылью спидеров, вошёл вслед за хозяином в дом.
В доме старейшины, вольготно расположившись на скамьях, находилось несколько посторонних. Среди них были - трое знакомых мне людей с соседних ферм, и двое… человекообразных представителей планеты. Что прибывшие… аборигены, я догадался по их мощным фигурам и развитым бицепсам.
Старейшина поздоровался с ними и представил меня.
Я совершенно забыл, что со дня на день должны были начать прибывать делегаты, и немного удивился гостям, но потом вспомнил о назначенной дате сбора.
И вот…, первые представители народа появились в коммуне.
Соседей я знал, то есть, видел раньше у старейшины в гостях, а вот… представителей других народов планеты… видел впервые.
Это были немного похожие на обезьян, крупные, полностью обросшие шерстью, особи. Их мощные, чуть выдающиеся вперёд челюсти с крупными жёлтыми зубами, могли свободно раздробить бычью ногу. Говорили они громко, чуть взлаивая и растягивая окончания слов. Глаза их, с жёлтыми белками и красными зрачками, глубоко прячась в косматых бровях, горели пламенем…
Знакомясь и одновременно пожимая им лапы, я подумал, не дай бог попасться им на зубок, живым из их лап не уйдёшь!
И опять я попал в неудобное положение: уж сколько раз обещал себе, надо сдерживать свои эмоции и не болтать лишнего…, даже не вслух…, так нет.
О своём обещании я вспомнил лишь тогда, когда увидел перед собой разинутые в ухмылке пасти аборигенов.
Неет, права Эльзира - я всегда буду попадать впросак, пока не научусь закрывать свой мозг от постороннего подслушивания.
Конечно, кое-какие сдвиги в этом направлении у меня уже есть - я, хоть и не так тщательно, как местные жители, но закрываюсь, если очень постараюсь и не забуду, но сегодня…, просто я расслабился после посещения пещеры и не успел закрыть свой мозг. Мысли опередили меня.
Для меня, изучившего в спецшколе более десятка языков и наречий, не составило большого труда понять их речь, и мы «мило», как всегда при встрече с незнакомыми людьми, беседовали обо всём, иными словами - ни о чём.
К концу дня прибыли ещё несколько представителей. Знакомясь с ними, я постарался закрыть свой мозг, потому что меня удивляло, как могли эти здоровяки допустить насилие над собой. Как они могли?!
Да собрались бы всё вместе…, да хотя бы половина народа, подумал я, и смели бы они всяких там Далиборов, и иже с ними, навсегда. Так нет, ждут чего-то, ждут какого-то мессию, что бы он организовал, объединил и направил в нужную сторону…, за них всё сделал…
Сла-ба-ки! Моральные уроды и, слабаки! А может они трусы? Так вроде бы не похоже, если судить по приютившим меня коммунарам…. Так в чём же причина?
Я неоднократно задавался этим вопросом и раньше. Вертел эту тему так и эдак, но ничего путного в голову не приходило, кроме - просто они живут по инерции прежней жизни, жизни до закабаления. Они инертны! Они, как спящий зимой медведь в берлоге - пока не придёт охотник и не разворошит её, он будет сосать лапу и спать.
Сравнив аборигенов со спящим медведем, я, наверное, угадал их неспособность к сопротивлению. Ну, что ж, тогда сказал я себе, придётся самому заняться их освобождением, но как это трудно! Ведь необходимо будет заставить их объединиться, создать отряды и, заставить их подчиниться моему руководству….
Господи, оно мне надо? - малодушничая, спросил я себя.
Вся надежда на авторитет старейшины коммуны, и помощь Вовы с Зариной. Если они откажутся…, тогда у меня ничего не получится…. Кто захочет подчиниться пришлому, неизвестному никому, беженцу из неволи, почти рабу…? Да никто!
Такие мысли крутились у меня в голове и не давали покоя ни на миг. От умственного напряжения у меня разболелась голова, и я вдруг подумал об Эльзире. Была бы эта умная, жизнерадостная, и немножко капризная девочка рядом со мной, она бы помогла мне. Она бы сумела снять боль…
- Джонатан, ты меня звал?
Услышав голос Эльзиры, я оглянулся. Она стояла у двери и выжидательно смотрела на меня.
- Я…, я не звал…, но… понимаешь…, - промямлил я.
- У тебя разболелась голова?
- Даа. Но я совершенно непроизвольно подумал о тебе…, прости.
- Я помогу тебе, Джонатан, потерпи доро…. Я сейчас…
Её серо-голубые глаза, словно испуская тепловой луч, пристально смотрели на меня. От её взгляда в голове моей что-то происходило. Ей становилось тепло и комфортно, словно она обволакивалась нежнейшей туманной дымкой. Мысли постепенно приняли совсем другую форму - я увидел себя на солнечной лужайке с обилием цветов, их аромат дурманил и опьянял меня. Глаза непроизвольно закрылись, и я на мгновение, словно бы уснул.
Я вновь увидел мою дорогую жену - Гвен. Она стояла у заплаканного дождём окна, и грустно что-то нашёптывала. Прислушавшись, я понял - она декламировала стихотворение «Вожделение», написанное мной после бурной ночи любви, и посетившего после неё поэтического вдохновения:
Вскрикнула ты, разорвав тишину,
Издала вопль души болящей.
То был даже не вскрик, то был стон души
Изнутри исходящий.
Сердце трепещет памяти болью,
В груди раздаётся лишь тук-тук-тук.
Ты смотришь во тьму и ищешь его ты,
Вдруг он тут, твой желанный друг?
Но нет никого рядом с тобой,
Нет никого, кто ответить бы смог
На ласки твои, на твоё вожделение,
На желанье души - быть рядом с тобой.
И вдруг ты осознала, ты поняла -
То был страсти порыв, а не душевный.
Порыв голодного тела то был,
Ты так любви его хотела, так хотела.
Он был рядом только во сне.
Он ласкал твоё тело тоже во сне,
И любил тебя… - это сладкая ложь,
То был сон желания, а не яви дрожь.
Так в чём же дело? - спросила ты темноту,
Стараясь унять дрожь страстью горевшего тела.
Дело в том, что была ты долго одна,
А тело любви хотело.
Ох, бедная, бедная Гвен. Что же поделать, коль мы далеко друг от друга, и не можем быть вместе, крикнул я. Прости меня родная, хотел я ещё сказать - прости, я немного задержался, но не успел. Образ Гвен, словно мираж в пустыне, вдруг закачался волнами, и начал таять, исчезать. Я даже не успел с ней попрощаться - она словно растворилась речным туманом под лучами утреннего солнца…
Открыв глаза, я не увидел девочки. Я был совершенно один в пустой комнате, и чувствовал себя прекрасно: никакой головной боли, или намёка на неё.
Странно, подумал я, ведь Эльзира была здесь, я же видел её…, или мне пригрезилось? Да, скорее всего, пригрезилось, решил я, и потряс головой. Но ведь боль-то ушла, словно её и не было…, опять засомневался я в своих предположениях. Голове легко и думается легко, срифмовал я и, перестав искать причину отсутствия головной боли, успокоился.
На следующий день, часов в девять утра, делегаты собрались в большой парадной комнате - Каса Маре. О чём они говорили и какие решали вопросы, я мог только догадываться - на утреннее заседание меня не пригласили. Лишь после полудня, когда вновь все собрались, меня позвал Вова.
Говорил старейшина нашей, я называю её нашей, потому что я в ней жил, и привык считать её, хотя бы номинально своей, коммуны. Он сказал, что, как он и говорил ранее, меня единогласно утвердили руководителем Всеобщего Восстания, и передают мне всю полноту военной власти. Также он сказал, что собрание делегатов постановило: организовать, на местах, добровольческие отряды, а в ближнюю к руднику коммуну, а это наша коммуна, направить сборный отряд из ста воинов.
И ещё, добавил он, из здесь присутствующих делегатов создан Совет «Десяти» для помощи тебе. Они помогут тебе руководить отрядами. Ближайшими твоими помощниками будут Вова и Зарина.
Я правильно донёс до «ОСВОБОДИТЕЛЯ» наше решение? - спросил он у делегатов. Да! - в разнобой ответили они. Тогда…, как и решили - на подготовку один месяц.
- Джонатан, ты хочешь что-нибудь сказать? - опять повернулся он ко мне.
- Да. Я просил бы членов Совета через пятнадцать дней прибыть в коммуну для выработки черновика плана восстания. Я же со своей стороны… постараюсь за эти дни подготовить вопросы и предложения к его составлению.
- У тебя всё?
- Да.
- Что ж, коль все вопросы обсуждены и по ним приняты решения…, делегаты, можете выезжать к своим людям, - в заключение сказал старейшина, и пожелал всем лёгкой дороги.
Глава десятая
Оба сборных отряда, не отставая один от другого, переправившись через реку, приближались к руднику. Один, состоящий из двадцати пяти воинов, под руководством Вовы и Зарины, должен был вскоре отделиться от основного отряда, который вёл я. Их задача - дождаться, и захватить космический корабль, который по моим расчётам, должен был вот-вот прилететь за очередной алмазной посылкой.
Я же со своим, более крупным отрядом, должен был захватить рудник, уничтожить всё имеющееся там оборудование и освободить пленных.
Воины, легко преодолевали джунгли и подъём к вершине вулкана, а вот я…, только полностью выкладываясь, потный, кое-как поспевал за ними. Я ещё не очень-то был физически готов к таким затяжным пешим переходам. Я, если честно говорить, был для них не очень удобным попутчиком. Но они не ворчали, просто помогали мне, как могли: когда я совсем выдыхался, они, говоря: «Нам надо уточнить направление», и отряды останавливались, или кто-нибудь говорил: «Надо послать разведку и посмотреть, нет ли впереди засады!» и опять останавливались.
Они не могли, как Вова в первую нашу встречу, нести меня на себе, они понимали, что такой способ передвижения унизит меня, как мужчину…
Я прекрасно понимал, что это делалось только ради меня, но что я мог поделать? Что? Я ещё был похож в своём физическом развитии, на взгляд аборигенов, на уровне пятилетнего ребёнка.
Но, как бы там ни было, мы приблизились к территории рудника.
Оставалось пройти не более пятисот-шестисот ярдов. Остановившись, мы уточнили последние
