пересилило его упрямство. Он оказался общителен.
Пара невинных вопросов матери вызвала поток откровения.
- Я воин, - говорил он. – Наемник. Дело знаю, поэтому жив. Просто
однажды подумал «зачем?». Пришлось покинуть родные места. Захотелось
помогать людям – стал целителем. Оба дела идут об руку со смертью.
Сперва дарил, потом стал отгонять. Пока не понял, что нельзя дать
человеку больше того, что он может унести. Что главный враг человека –
он сам. Внутри каждого из нас агрессия, жадность, алчность. Одними они
руководят, внутри других лишь дремлют. Порой кажется все мы обречены
на скорую погибель. Будто катимся с горы и не за что зацепиться.
Вот я иду и ищу этот выступ. Верю, что он есть. Иначе, ради чего жить.
Вечером я выбрал палку покрепче и во дворе дома стал готовиться
к завтрашнему полудню. Рассек воздух пару раз и понял – не мое.
Стало мерзко и гадко. Охватила дрожь. В отчаянии сел у порога.
- Оружие и рука – единое целое, - услышал за спиной голос
странника. - Не спится, - пояснил он и сел рядом.
- Почему все нужно доказывать силой? – вырвался у меня мучительный
вопрос.
- Потому что глупость иных доводов не понимает. - последовал
мудрый ответ. – Так нужно? - спросил, взглянув на палку.
Стало стыдно и захотелось уйти, но он попросил подождать и скрылся
в доме. Вышел с посохом. Дерево хранило тепло и приятно грело
ладонь.
- Ну вот, - положил руку на плечо. – Теперь у тебя надежный
защитник. Встань. Покажу, что с ним нужно делать.
Движения были понятны и просты, дерево – легко и прочно.
- Вся сила на конце посоха, а основание нужно беречь, - учил
мастер, только так я теперь воспринимал его.
Мы закончили далеко за полночь. Тело взмокло от пота, но усталости
не чувствовалось.
- Так всегда бывает, если делаешь то, что хочешь, - пояснил мастер. –
Дух бодр и весел, тело служит ему.
Я спросил, как же он теперь без посоха.
- Не в посохе дело, а в сердце и голове, - последовал ответ.
Он ушел на рассвете, пока я спал.
Мать собирала меня в дорогу, глаза ее были полны света и грусти.
- Что бы не случилось, все будет так, как должно быть, -
говорила она.
На пути к окраине поселка меня остановил местный духовник.
- Не спеши, там без тебя не начнут, - предупредил он. - Я знаю,
кто причастен твоему появлению на свет.
- Кто бы то не был, за это я ему признателен, - ответил я. – Но
отец мой тот, кто сделал меня таким, какой я есть.
- Не оспариваю, - согласился духовник. - Просто тот человек
был один из нас – служитель веры. Причем в очень высоком сане. Те,
кому нужно, знают о тебе. В любой момент ты можешь придти к нам.
Двери храма тебе всегда открыты.
- Спасибо, - поблагодарил я и продолжил путь.
Так просто могли решиться все проблемы, но я не хотел быть
с ними.
На окраине ждали. Двенадцать таких же как я, с палками. На вид
стало понятно, что сражаться не готовы. Палки слабые, некоторые только
и ждут, чтобы вылететь из руки. В глазах напряжение и страх. Лишь
число удерживает их здесь.
Мы стояли в пяти шагах друг от друга.
- Кто первый? - спросил я, и правая рука крутанула посох
мельницей.
Желающих не нашлось. Я сделал шаг вперед, они – два назад.
- Я сожалею о случившемся, - пришлось прервать паузу. - Но
иначе поступить не мог. Кто считает эти слова извинением – пусть
уходит.
В мгновение от двенадцати противников остался один. Мой
бывший приятель.
- Мне жаль, - сказал он, протянув навстречу руку.
- Мне тоже, - я пожал его руку, и долгов между нами не осталось.
Ничего не осталось. Ни с одним жителем поселка. Лишь путь, манящий
неизвестностью.
Глава 4
Путь
Я шел из поселка в поселок, из города в город. Искал ветхие
дома, нанимался на строительство или ремонт. Спрашивал о целителях
и встречался с ними. В каждом поселке находился одинокий человек,
хранивший крупицы знаний о жизни тела и духа. Выведать их было
непросто.
Постепенно я понял, что каждый из нас – часть огромного мира,
управляемого веществом, энергией и стихией. Огонь, вода, металл,
земля, дерево составляли вещество. Воздух, свет, энергия двигали нами.
Наш внутренний мир был отражением внешнего, подчиненного
круговороту жизни и смерти, как дня и ночи. Средства и снадобья,
активирующие слабеющие органы применялись лишь в крайнем случае.
Воспаления были главной слабостью. Унять и снять их считалось
великим искусством. И снова все упиралось в веру человека в свои силы.
Немало средств, вырученных за строительство пошло в уплату за
крохи знаний. Но оно того стоило.
В каждом поселке со мной знакомился духовник. Так я узнал, что в
яростной схватке одолел два десятка человек. Мои возражения
относительно количества и того, что все разрешилось миром доверия не
вызвали. Сила оказалась весомей добра. Что ж, пусть кто хочет жить в
заблуждении, так и живет.
В городе я сразу шел в храм воздать хвалу Творцу. Неизменно
находился служитель и вел к настоятелю. Меня интересовало строительство
и знание целителей. Знакомили с лучшими. Потом появились навыки и
практика. Я мог распознать любую беду человеческого тела и верно
вести лечение. Труднее всего было убедить человека жить сквозь боль.
Если он сдастся, то все усилия станут бесполезны.
Боль - чувство жизни, но она может убить любовь к ней. Тогда
предстоит выбор. Преодолеть или умереть. Но сколько сил требует
преодоление, и как легко отдаться смерти.
Большой город стал экзаменом на целительство. Мой последний
учитель признал, что ничего дать больше не может. Многим мы помогли
тогда преодолеть.
Хотелось лучше понять природу преодоления. Учитель советовал
посетить Египет.
- Там знание с древнейших времен, - говорил он. – Колыбель
человеческого разума. Все ответы на все вопросы.
В храме встревожились, узнав о моем желании и стремлении, но
пожелали удачи. В словах духовников была вера, и я это ценил.
Помимо этого, росло чувство благодарности тому, кто позвал меня на
свет. Даже после смерти его любовь грела, хоть он не мог знать обо
мне.
Желающих пересечь море было немного. Корабль шел ходко, и
воздух пьянил и кружил голову, давая великое ощущение свободы.
Придерживаясь за снасти, я видел пенистые волны, и в их плеске
угадывал тайную речь. Слова мольбы о помощи женщины, оставленной
в порту.
В двадцать лет я не был обделен женским вниманием. Юные и
старше, наивные и зрелые они приходили и уходили, оставляя
неизменно сладостное воспоминание. За день до отхода корабля
портовая блудница предложила купить ее любовь. Но внутри глаз
читалась безнадежная болезнь. Корабль не дождался. Пол года я
вытаскивал ее из объятий смерти. Как она цеплялась за жизнь:
кусок неба, луч света, глоток воздуха. И мы справились. Я понял,
что люблю ее больше всех на свете. Расставание стало тяжелым.
Большая сила в женских слезах. Трудно было удержаться от
невыполнимых обещаний.
- У каждого из нес своя судьба, - утешал я ее. – Свой путь.
Но волей Творца мы еще встретимся, если это будет нужно нам обоим.
Команда подобралась бывалая. Опасный труд доставлял им азарт и
радость, наполнявшей тело невиданной силой. Синева неба и моря
смыкались на горизонте тонкой линией, и мы шли туда под упругим
парусом. Скрип снастей и треск рассохшегося дерева дал ответ давно
мучавший вопрос. Свобода естественна. Ей бесполезно управлять, можно
лишь направить. Как этот корабль.
Начался шторм. Швыряло из стороны в сторону. В трюме,
погруженный в открытие, я не сразу заметил людей, дрожащих от страха
и молившихся всем богам, которых знали. Потом они поползли кол мне,
с отчаянием глядя в глаза. Я касался рукой их плеча, и они затихали,
засыпали, убаюканные качкой.
Корабельщик, сказавший, что можно выходить, был удивлен тишиной
и покоем. Я поблагодарил капитана за преодоление опасности.
- Это наш труд, - ответил он. - Но спасибо. Спасибо за помощь.
Паника в трюме была бы ни к чему.
Я спросил, чем еще могу помочь. При шторме покалечились двое
корабельщиков. Я помог им. Одному вправил руку, другому перевязал
голову. Они вернулись на места, и уже капитан подошел ко мне.
- Не знаю, что ты ищешь в Египте, но рад, что везу тебя туда, -
говорил он и посоветовал найти его в порту, когда буду возвращаться.
Александрия. В жарком сухом воздухе витал запах древней тайны.
Здесь прошли чудных десять лет познания, узнавания иного мира и
помощи людям.
Знание и свобода вели за собой изо дня в день. Я понимал здешних
людей, и люди понимали меня. Так могло продолжаться долго, но
закончилось внезапно и невероятно логично.
В расквартированном в столице имперском гарнизоне вспыхнула
эпидемия неизвестной болезни. Местные целители отказались помогать
тем, кто каждый день напоминал о зависимости от империи. Чужие
боль и страдание не могли пересилить предубеждения. Несколько
целителей ожидали казни за неподчинение, и я решился.
- Жестокость не поможет, - сказал начальнику гарнизона и в
обмен на освобождение узников взялся помочь страдающим воинам.
Причиной эпидемии были нечистоплотность, неразборчивость в пище
и неумеренное потребление вина. Выздоровление предстояло через
мучение и преодоление, а смерть в обмен за лень обещала покой и тишину.
Вот и уходили воины без боя на другой берег Стикса, не вставая с
лежанок в пыльных казармах.
По моему совету, начальник, выбрав дюжину крепких, еще
здоровых людей, с помощью стимулов, кнутов с кожаной плетью и узлом
на конце, заставили всех выползти под звездное небо.
- Смотрите, как велик мир, - говорил я им. - Ему безразлично,
будете вы жить или нет. Он обойдется без вас. Но он принадлежит
каждому по праву жизни. Для чего вы познавали его, покоряли других,
подчиняли своей воле? Чтобы безвольно сдаться собственной глупости?
Лишиться чести, славы и достоинства? Это ваш выбор. Каждого. Лично.
Быть человеком или куском падали. Глядите вокруг себя и выбирайте.
И большинство выбрали жизнь. Через боль и страдание они встали
на ноги. Слово решило жизнь. Пора было возвращаться. Начальник
никак не хотел отпускать. Уже он и каждый воин знали от чего умрут,
и сколько продлится жизнь. Уже бессильны были уговоры и золото.
Хорошо, что не прибег к угрозам, сохранил мое уважение.
У ворот гарнизона меня ждали отпущенные из под стражи целители.
- Ты пришел за уроками, - произнес старший из них. – Но теперь
сам дал нам урок. Урок милосердия. Корабль ждет.
