Ночная вахта.

 

                                                   Повесть                                       Л. Воронов

 

 

В Управление океанического рыболовства (УОР, или Океанрыбфлот) Миша Стрельцов попал после приезда на Камчатку по приглашению своей сестры Ирины, муж которой часто уходил в дальние рейсы. У Миши с Ириной была нежная дружба с детства и через полтора года после демобилизации из армии, он накопил достаточно денег, чтобы купить билет до Петропавловска и не сидеть на шее у сестры.

 В Управлении было с полсотни больших морозильных рыболовецких траулеров – БМРТ, это была крупнейшая рыболовецкая организация. Его приняли на работу учеником матроса и направили на БМРТ «Кушка», который стоял в ремонте на СРВ.

Палубная команда в основном состояла из таких же молодых парней, недавно демобилизованных, которые хотели немного заработать, перед тем, как ехать домой. Палубные работы не требовали специальных флотских знаний: выгрузка из форпика такелажа, зачистка палубных надстроек и лебедок от старой краски, грунтовка и покраска. Руководил работами боцман, неприятный грубый человек лет пятидесяти, умевший подчеркнуть свое презрение к неопытным подчиненным. Было в палубной команде и несколько опытных матросов, общаться с которыми молодежи было гораздо приятнее.

Личность боцмана никак не сочеталась с Мишиными представлениями о человеке с такой легендарной профессией. Заискивающий тон боцмана при общении со штурманами вызывал досаду, а постоянный запах алкогольного перегара – брезгливость. Хотя было понятно, что заискивающий тон боцмана прямо связан с этим запахом.

Однажды в воскресенье боцман заглянул в Мишину каюту и велел подняться к капитану. Для Миши статус капитана примерно соответствовал обитателю Олимпа, а знания о своем капитане ограничивались только именем. Поэтому такое распоряжение привело Мишу в полное недоумение.

В каюте капитан-директора, как официально называлась эта должность, было несколько человек. Едва ли взглянув на Мишу, капитан положил на стол деньги:

- Слетай в магазин, принеси четыре водки.

То ли насмешливые взгляды гостей капитана, то ли его небрежный унизительный тон – что-то сильно не понравилось Михаилу, он нервно сглотнул и негромко сказал:

- Спасибо, но я не пью.

В каюте повисла пауза, кто-то засмеялся.

- Тебя не пить приглашают, дурак! Беги в магазин, одна нога здесь – другая там! – Сказал кто-то из гостей.

Такое явное оскорбление придало Мише уверенности.

- Я понял: меня просят оказать вам услугу! Я не выполню вашу просьбу.

Он повернулся и вышел из каюты.

До самого вечера Миша ожидал вызова к начальству и списания с судна, однако никаких неприятностей ни в этот, ни в последующие дни, кроме нескольких злобных взглядов боцмана, не последовало.

 

По флоту пронеслась весть о катастрофе: в июне 1971 года утонул БМРТ «Браслав». Судно только вышло из порта после ремонта, до этого «Браслав» стоял у того же причала, что и «Кушка». Трое моряков погибло, остальных спасли, доставили в порт и расселили по судам Управления. Так в четырехместной каюте Михаила поселился спасенный матрос с «Браслава» Павел. Это был крепкий коренастый мужчина лет за сорок.

На флоте есть неистребимая традиция отмечать отход в дальний рейс повальной пьянкой. Немало аварий на судах случается по причине такой традиции. И эта катастрофа случилась по вине не трезвых штурманов. Катастрофа случилась у мыса Шипунский в 40 милях от выхода из Авачинской бухты. Старший помощник не вышел на вахту, ее пришлось стоять четвертому помощнику, для которого эта вахта была первой самостоятельной ходовой вахтой. «Браслав» столкнулся с теплоходом «Сула» ранним утром, когда экипаж еще спал.

Романтический ореол вокруг личности Павла, потерпевшего настоящее кораблекрушение, вызвало у Миши великую симпатию к опытному моряку, и у них возникли приятельские отношения. Паша мало что мог рассказать о катастрофе, поскольку крепко спал. Паша с удовольствием стал натаскивать приятеля в тонкостях матросской профессии. Миша был удивлен и обрадован тем, что флотские термины, давно ему знакомые из книг, сохранились на флоте и используются по назначению.

За три месяца совместной работы молодая палубная команда в количестве 12 человек научилась основам профессии матроса и ученикам матросов присвоили звания матросов второго класса. Теперь они могли идти в рейс матросами-обработчиками. Ремонт судна заканчивался, и выхода в 5-месячный рейс ждали с нетерпением.

Весть о списании всех молодых матросов с судна за неделю до выхода в рейс, без предупреждения, была как снег на голову. Тем более, что почти ни у кого из парней не было в городе пристанища. Их просто вышвырнули с судна. Это называлось «быть в резерве». УОР имел флотскую гостиницу для моряков в резерве, но, вероятно, после катастрофы «Браслава» она была заполнена. Никого в отделе кадров Управления не интересовало, где будут ночевать матросы. Миша мог жить у своей сестры, но такое отношение к коллегам, с которыми успел сдружиться, вызвало полное негодование. Да и собственные надежды поправить свое материальное положение рухнули, поскольку в ремонте платили лишь 70% небольшого матросского оклада, а в резерве и того меньше. Матросы поселись в здании морского вокзала, где их неохотно терпели. Миша приезжал к ним из солидарности. Возникла идея выразить свое возмущение в письменном виде и обратиться с этим документом к начальнику УОР.

Сестра Ирина преподавала в техникуме, а до этого работала в этом же техникуме начальником отдела кадров. Поэтому хорошо разбиралась в советских бюрократических лабиринтах. Письмо Миша написал сам, собрал подписи, сдал документ секретарю, как учила Ирина, а копию оставил себе на случай, если письмо не сработает. В тексте была оговорка, что копия уйдет в вышестоящие инстанции, если не будут удовлетворены требования матросов.

Письмо сработало. Матросов заселили в гостиницу с перспективой попасть в экипаж новейшего траулера «Каргополь», который вскоре прибудет в Петропавловск.

Через месяц «Каргополь» уже вышел на промысел минтая в Берингово море. И все молодые матросы, списанные с «Кушки» были зачислены в экипаж этого судна.

Мишу долго беспокоил вопрос способности его организма переносить качку. И проверить эту способность не удавалось больше двух недель, проведенных в открытом море, потому что стоял невозмутимый штиль, поверхность воды как стекло, безоблачное небо днем и ночью. Пришлось даже наладить контакт с матросами-рулевыми, которые обычно знали прогноз погоды. Но и без прогноза однажды стало ясно, что грядет шторм. С утра небо потемнело, поднялся резкий ветер, срывающий пену с гребешков волн. Потом по судовой трансляции прозвучала команда задраить все иллюминаторы и крепить все по штормовому. К обеду волны разгулялись, и траулер встал носом к волне. Миша внимательно прислушивался к себе, с тревогой ожидая неприятных ощущений. В обед его вахта закончилась, и аппетит явно не пропал, судя по съеденному обеду. Он поднялся в кормовую рубку, откуда было удобно наблюдать, как ведет себя судно. Он пробыл в ней до темноты. Кормовая рубка использовалась только при постановке и подъеме трала, в другое время она всегда бывала пуста. Теперь он убедился, что не подвержен морской болезни, а грандиозный вид огромных волн, между которыми помещалось большое океанское судно, вызывал чувство торжественного восторга! Иногда промысловая палуба проваливалась в пучину, а затем медленно всплывала и реки пенистой воды устремлялись вниз по слипу. Временами все судно окутывалось потоком брызг, когда траулер зарывался носом в волну. И все это грандиозное действие сопровождалось соответствующей симфонией звуков: воем ветра в снастях, грохотом волн, шумом тяжелых брызг, скрипом такелажа.

Матросы на траулере работают по 12 часов в сутки, шесть часов через шесть. Вахты меняются, работа продолжается непрерывно, если есть рыба. Минтая, камбалы и трески было много, так что работа почти не останавливалась. Миша попал на сортировку – стоял у транспортера и сортировал породы рыб. Работать нужно было в высоком темпе и безошибочно. Он возненавидел камбалу, которая намертво прилипала к транспортеру, как осенний лист, успеть отодрать который в грубых рыбацких перчатках, было почти немыслимо. Это сильно действовало на нервы. И еще один фактор стал сильно действовать Мише на нервы: рыбмастер облюбовал себе место аккурат напротив Миши. Он часами стоял и смотрел, как Миша работает. Вероятнее всего, рыбмастер даже не видел ни Михаила, ни его работы, его мысли могли витать в неведомых пространствах, но взвинченному Михаилу казалось, что этот маленький начальник подстерегает ничтожную ошибку в работе, чтобы получить возможность сделать язвительное замечание. Миша возненавидел рыбмастера. С учетом Мишиного характера, он выдержал долго, не менее двух суток. В одну из коротких пауз Миша взял на прицел ненавистные глаза и процедил:

- Ну что уставился?

- Что? – встрепенулся рыбмастер.

- Что ты мне под руку смотришь который год подряд?  

Маленький начальник уловил неприятную тональность вопроса, приосанился и постарался придать словам необходимую надменность:

- Ты работай, давай! Мне лучше знать, куда и за кем смотреть!

Тогда Миша взял минтай и аккуратно шлепнул его мокрым хвостом начальника по носу. По закону жанра дальше подразумевается смертельная дуэль. Однако она не состоялась по нескольким причинам: добраться до Михаила через громоздкий транспортер было непросто, на кружной путь нужно время, а тогда теряется острота момента. К тому же Миша был в рыбацких доспехах, бронированных рыбной чешуей, да и выглядел покрепче. Все эти движения мысли хорошо отражались на лице рыбного мастера под аккомпанемент коротких энергичных эпитетов. Потом начальник взял себя в руки и официально заявил, что снимает Мишу с вахты.

Он успел переодеться и умыться, когда по трансляции Стрельцова вызвали в каюту начальника производства.

Пришлось рассказать свою версию инцидента.

- Вы оба рассказали в точности, что произошло. Особо наказывать тебя не вижу смысла. Однако рыбмастеру пришлось поставить на сортировку человека из трюма рыбной муки. Теперь будешь работать там. Туковар покажет, что нужно делать. Так что иди и работай. И я бы на твоем месте извинился перед рыбмастером.  

- Я извинюсь, но не сегодня.