Ведомый

послышался  сзади  властный  голос.
        Спутники  тотчас  исчезли.  Прошло  более  минуты.  Он  словно
выплыл  предо  мной, столь  неслышим  был  шаг.  Удивил  равный  со  мной
возраст,  несоизмеримый  с  тяжестью  должности.  Впрочем,  выглядел
блюститель  старше  из-за  морщин,  скопившихся  в  углах  глаз и рта.
Так  бывает, когда  человеку часто  приходится притворяться  и  лгать.  
Внутри  глаз  светился  огромный  ум,  утопавший  во  мраке  недоверия  и  
подозрительности.  Он  тоже вглядывался  в  меня,  и  это был  взгляд  бездны.
Стоило  больших  усилий  подавить  невольную  дрожь.
      -  Вот  ты какой.  Бессеребренник, ведущий  людей  неведомо  куда, -
Были  его  первые  слова,  скрепленные  неуловимым  жестом  молчать и
слушать.
      -  Я  знаю  о  тебе  больше, чем  ты  сам о  себе  знаешь,  -  продолжал  
он. – Также  как  и  то,  что  в  храме  ты  встал  на  гибельный путь.  Тебя
до  этого  боялись, а  теперь  погубят.  Но  я  этого  не  хочу.  Нелегко
быть  блюстителем  законов  в  вашей  стране.  Нет  ни  нашей, ни  вашей  
вины,  что  когда-то  вы стали  частью  империи.  Это  реальность.  Мы
не  хотим  быть  жестокими, но  ваше  сопротивление  толкает к насилию.
А  те, кто  идут  за тобой  никогда  не  станут  бунтовать,  и  принесут  покой  
в  вашу страну,  и  империи  станет  спокойнее.  Это  первое.
        Второе.  Ты  прав  насчет  скорого  армагеддона.  Здесь  все  его  
признаки,   но  в  столице  он  уже  начался.  Коррупция  во  власти, полное
падение  нравов, насилие  и  жестокость  каждый  день.  Ради  забавы  
убивают  людей,  скармливают  зверью, топят  в  море  на  потеху публике.
Развращенность  власти  и  отчаяние  черни  не  знают  границ.  Я  сам  тех,
кто  подо  мной  презираю, а  кто  надо  мной  ненавижу.  А  императора –
больше  всех.  Скажи – как  это  произойдет?  Как  мы  погибнем? –
внезапно  оборвал он  речь  резким  вопросом.
       Я  не  мог  молчать  под  столь  неумолимым  взглядом.
       -  Отчаяние  достигнет  предела,  -  против  воли  лились  из  меня  
роковые слова. -  Жизнь  потеряет  смысл.  Люди  обожествят  смерть. Потом  
возникнет  идея  массового  умерщвления.  Тот, кто  постигнет  ее  станет  
гением.  С  этого   момента  дни  человечества  станут  сочтены.  Сами
погубим  себя.
         -  Что-то  подобное  я  предполагал,  -  произнес  он, выслушав меня. –
Все  логично  и  закономерно.  Но  я  люблю  этот  мир, хоть  он  полон  
ужаса.  Это  солнце, небо, воздух, шум  волн, накатывающих  на  берег.
У  меня  вилла  на побережье – чудное  место.   И  я  верю,  что  возможно
очищение  мира  от  грязи.  Выходит,  хотим  мы  одного  и  того  же.
      Трудно  было  не  согласиться  с  таким  выводом.  Он  налил  вина  в  
кубок  и  протянул  мне.
        -  За  единство  цели, - и  неожиданно  подмигнул.  Я  коснулся  своим  
кубком  его кубка.  Вино было сладко-терпким,  кусающим язык.  Словно
нечто  связало  наши  судьбы.  Оно  было  неизбежно  и  неодолимо, как
невозможность  в  отказе  принятия  кубка  с  вином.
         -  Что  бы  не  случилось,  я  помогу  тебе,  -  сказал  на  прощание
блюститель.  В  том, что этот  час  настанет  не  сомневались  мы  оба.

                                               Глава 8
                                                 Храм

        Мы  покинули  город,  но  город  не  покинул  нас.  В  поселках  перед  
нами  стали  закрывать  ворота.  Причем, именно в тех, где мы  уже  были.
Поселковый  староста, не  глядя  в  глаза,  говорил  о  местном  духовнике,
угрожавшим  проклятием  рода  тому, кто  примет  хоть  одного
бессеребренника.  Нас  обвиняли  в  обмане  людей,  разрушении  системы
ценностей  и  уклада  жизни.  Говорили,  что  бесплатный  труд
преследует  неведомую  цель,  которая  никак  не  может  быть
полезной  и нужной  людям.  Это  сеет  недоверие  к  правилам  жизни  и
подрывает  традиции,  по  которым  давно  привыкли жить.
        Мы  слушали  и  уходили.  Но  чем  дальше  от  города, тем  
бесстрашнее и гостеприимнее  становились  люди.  Духовники  злились,
но их  проклятия  здесь  силы  не  имели.  Люди  лишь  больше  ждали  
нашего  прихода.  Любопытство  было  сильнее  страха.  Но  и  вера
в  посредников  между  человеком  и  Творцом  трещала по  швам.
        Мы  принесли нечто  иное,  во что  хотелось  верить.  Люди
обретали  надежду  на  достойную  жизнь,  основанную  на  свободе
и  взаимном уважении,  любви и  добре.
        Я  не  знал, как  этого  достичь, но  понимал, что  иного  выхода  у  
человечества  нет.  Все, что  было  ранее,  завело в  беспросветный  тупик.
Мы  шли  целый  год,  пока  не  уперлись  в  пределы  страны.  Идти
стало  некуда.  Не  хотелось  покидать  родной  мир.  Идущие  точно
не  пошли  бы,  а  я  так  к  ним  привык,  что  не  мог  бросить.  Чувствовал,
что  не  время.  Решение  пришло  в  последнем  поселке, где  нас
встретили  радостью  и  добром.
      -  Не  торжествуй  раньше  времени,  -  сказал  разозленный  
неповиновением  окружающих духовник.  -  Сочтены  твои  дни.  Храм
решил  уничтожить  тебя.
      Вот  и  ответ.  Нам  объявили  войну.  Тем,  кто  спасает  мир  от
неминуемой  гибели.  Но  мы  ее  не  примем.  Пойдем  в  город  к  храму  и  
предложим  выбор.  Либо  духовники  станут  жить  ради  людей, либо
храм  опустеет.  Я  чувствовал  за  собой  силу  шторма,  огромную
волну  стихии и веры  в  счастье  и  добро,  сознавая,  что  стал  ее  частью.
      Мы  быстро  шли  по  кратчайшему  пути.  Неминуемо  приближался  
город.  Неминуемо  приближался  храм.
       Теплой  встречи у  ворот  не было.  Лишь  испуг  в  глазах.  Значит,
храм  решил  идти  до конца.  Шум  ног  о  ступени  храма  похож  не  шум
волны, хлынувшей  на  берег.  
       Я  попросил  позвать  настоятеля.  Служитель  ответил,  что
настоятель  выйти  не  может.  И  тут  случилось  непредвиденное.
          -  Они  не  хотят  говорить  с  нами! – послышался  крик из  толпы.
          -  Они  плюют  на  нас! – послышался  другой.
          -  Они  нас  предали! – третий.
          -  Предали  веру! – четвертый.
          -  Предали  Творца! – пятый.
          -  Бей их, круши! – крикнуло хором  несколько человек.
          И  неуправляемая,  яростная  толпа  бросилась  вперед, круша и
ломая  все  на  пути.  
         - Стойте, безумцы! – крикнул я,  воздев  к  небу  руки с посохом.
         Но  меня  никто  не услышал и не послушал.  Только  гул  ярости,
крики  о  помощи  избиваемых  служителей,  лязг и треск  гибнущего  добра.
Подкосились  ноги  в  бессилии  и  апатии.  Все  погибло.  Вот  так,
в  одну  минуту.  Армагеддон  снова  рядом, а  мой  уже  пришел.
          Глаза  заволокло  туманом, сквозь  который  проступили  черты  
незнакомого  лица.            
          -  Учитель  плачет! – услышал  молодой и чистый  голос.
          -  Плачет! Плачет!  Плачет! – множились  голоса.
         Настала  тишина.  Словно  прошло  мгновенное  помутнение,
вернулся  разум  и  страшное  осознание  непоправимого.  Я  вытер
слезы и  увидел  бесчисленное  множество  обращенных  ко мне  пар  глаз
с  мольбой о  прощении  и  защите.  Их  нужно  было  спасти.  Осознание
этого  вернуло  силы и твердость.
          -  Уходите!  -  сказал  я,  поднявшись  с  пола. – Идите  домой и
живите с тем, что  обрели.  Больше не  позволяйте  злости  управлять
вами. -  Они  стояли, не  шелохнувшись.  
          -  Бегите! – крикнул  я. – Я  сам  отвечу  за  всех и каждого. –
А  они  дружно  упали  на  колени.
          - Встаньте! – снова  крикнул я.  -  Никогда  больше  этого  не
делайте!  Ваша  судьба  в  ваших  руках – вот  единственная  воля  Творца!
Он  верит  вам,  будьте  достойны  доверия. Идите! – И разгромленный  храм  
опустел.  
       
                                                   Глава 9
                                                    Закон    

       Я  поднял  опрокинутую  скамью и  сел, поставив  посох  между
ног и  перекладвая  из  руки в руку.  Все  кончено.  Путь  завершен.
Нелепо  и  бессмыссленно.  Что  создавалось  два  года  рухнуло в  одно
мгновение.  Слишком  поздно пришел  целитель.  Болезнь  оказалась  сильна.
Злость  и  агрессия  прочно  сидят  внутри каждого  из нас.
Бескорыстное  добро  не  успело  пустить  корни.
        Они  считают  меня  учителем, но  я  ничему  не  учил, лишь  молча  
делал.  По  своему  желанию  шли  за  мной.  Шли  упорно  и  настырно.
Казалось, стали  понимать  меня.  Но  казалось.  Ничего  не понимают.
Только  смутно  чувствуют  тепло  добра.  Но  времени  не  хватило, а
злость  и  агрессия  впитаны  в  кровь  с  малых  лет  юбить  мир  их  не  
учили.  Весть о преследовании  вызвала  ярость.  А  я  никогда  не
смотрел  за  спину.  Самоуверенно, наивно  и  беспечно.
        Они – дети.  Искалеченные  жизнью, нетерпеливые, поддавшиеся  порыву  
гнева.  Дети  не  могут  отвечать  за  свои  поступки.  Я  знал, что они
со  мной, привел  их  и  отвечу за  них.  Всех  и  каждого.
       А  те  хотели  уничтожить.  Их  желание  исполнится.  Еще
объявят  зачинщиком  и  предвестником  армагеддона.  Говорил, что может
начаться с храма.  Вот  и начался.  А  моей  казнью  закончится.
Успокоят  народ,  стоящий  на краю  пропасти  и сделают  общую  гибель
неизбежной.  Разве что  память  человеческая о  бессереренниках  даст
взойти  семенам  добра,  но  кто  знает, сколько  осталось  времени.
          Странно, что  не  чувствую  страха смерти.  Собственная
судьба  совсем  не  беспокоит.  Есть  лишь  вера  в  путь  и  его  неизменность.
Но  кто  указывает  мне  его?  Не думал.  Просто  чувствую,  что  делаю
то, ради  чего  дана  жизнь.  Знание  предназначения  дает  свободу  и
убивает  страх.
            Сейчас  сижу  и  жду  неизбежного.  Когда  за  мной  придут.
Не  идут.  Боятся.  Вечереет.  Неужели  придется  провести здесь  ночь.
Навалилась  усталость.  На  мгновение  сомкнул  глаза  и  ощутил
прикосновение к плечу.  Женщина.  Та, спасти  которую  было  так  трудно и
с которой  потом  было  так  хорошо.
           -  Ты  устал, - говорит  она.  -  Пойдем.
           Я  пошел.  Ночь  была  чудесна и вселила  надежду.  Надежду
на  спасение  людей.  Вернулась  решительность и  готовность  оставить
достойную  память в  последние  дни. Не  разгром  храма, а  достойное
принятие  кары  останется  в  душе  каждого.  И  бескорыстное  добро
вновь  обретет  доверие.
        Но  стоило  выйти  из  дома,  как  я  попал  в  окружение  четверых  в
плащах  с капюшонами  и  был  немедленно  доставлен  блюстителю законов.
        -  Оставьте  нас,  -  прозвучала  привычная  фраза.
        -  Голова  болит,  помоги,  -  сказал  он,  когда  мы  остались  одни.
       Снова  взглянув  в  бездну  глаз,  я  поразился  глубине  и  сложности  
его  мысли.  Туман  в  зрачках  рассеялся,  и  блюститель  облегченно  
вздохнул.
        -  Гений,  чародей, - восхищенно  произнес  он.  -  Еще  никому  не  
удавалось  нагнать  на  город  и  храм  столько  страха, как  тебе  вчера.
Твоей  смерти  храм  хочет  немедленно.
        -  Я  готов  принять  ее,  -  непроизвольно  вырвалось  у  меня.
        -  А  я  нет, - возразил  он  с  внезапной  веселостью.
        Снова, как год  назад,  налил  вина в кубок  и  протянул  мне.
        -  Я  обещал  помочь  тебе, и час  этот  настал.  За  твою  судьбу,
бессеребренник,  -    поднес  кубок  к  губам.
        -  За  твою, блюститель,  -  от  глотка  терпкого  вина  внезапно  
пересохло  в  горле,  и  померк  свет.  Внезапная  догадка  иглой  воткнулась
в  мозг  перед  провалом  во  тьму.  

                                                 Глава 10
                                                   Власть
         
         Далее все было  в  полусне.  Вели под  руки.  Земля  уходила  из под  
ног.  Твердые  ступени  храма.  Гул  негодования, крики обвинений.
Обманщик.  Всех  сведет  с  ума.  Люди  теряют  веру.  Но чаще  всех
звучало слово «смерть».  Я  хотел им  сказать, но  во  рту