послышался сзади властный голос.
Спутники тотчас исчезли. Прошло более минуты. Он словно
выплыл предо мной, столь неслышим был шаг. Удивил равный со мной
возраст, несоизмеримый с тяжестью должности. Впрочем, выглядел
блюститель старше из-за морщин, скопившихся в углах глаз и рта.
Так бывает, когда человеку часто приходится притворяться и лгать.
Внутри глаз светился огромный ум, утопавший во мраке недоверия и
подозрительности. Он тоже вглядывался в меня, и это был взгляд бездны.
Стоило больших усилий подавить невольную дрожь.
- Вот ты какой. Бессеребренник, ведущий людей неведомо куда, -
Были его первые слова, скрепленные неуловимым жестом молчать и
слушать.
- Я знаю о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь, - продолжал
он. – Также как и то, что в храме ты встал на гибельный путь. Тебя
до этого боялись, а теперь погубят. Но я этого не хочу. Нелегко
быть блюстителем законов в вашей стране. Нет ни нашей, ни вашей
вины, что когда-то вы стали частью империи. Это реальность. Мы
не хотим быть жестокими, но ваше сопротивление толкает к насилию.
А те, кто идут за тобой никогда не станут бунтовать, и принесут покой
в вашу страну, и империи станет спокойнее. Это первое.
Второе. Ты прав насчет скорого армагеддона. Здесь все его
признаки, но в столице он уже начался. Коррупция во власти, полное
падение нравов, насилие и жестокость каждый день. Ради забавы
убивают людей, скармливают зверью, топят в море на потеху публике.
Развращенность власти и отчаяние черни не знают границ. Я сам тех,
кто подо мной презираю, а кто надо мной ненавижу. А императора –
больше всех. Скажи – как это произойдет? Как мы погибнем? –
внезапно оборвал он речь резким вопросом.
Я не мог молчать под столь неумолимым взглядом.
- Отчаяние достигнет предела, - против воли лились из меня
роковые слова. - Жизнь потеряет смысл. Люди обожествят смерть. Потом
возникнет идея массового умерщвления. Тот, кто постигнет ее станет
гением. С этого момента дни человечества станут сочтены. Сами
погубим себя.
- Что-то подобное я предполагал, - произнес он, выслушав меня. –
Все логично и закономерно. Но я люблю этот мир, хоть он полон
ужаса. Это солнце, небо, воздух, шум волн, накатывающих на берег.
У меня вилла на побережье – чудное место. И я верю, что возможно
очищение мира от грязи. Выходит, хотим мы одного и того же.
Трудно было не согласиться с таким выводом. Он налил вина в
кубок и протянул мне.
- За единство цели, - и неожиданно подмигнул. Я коснулся своим
кубком его кубка. Вино было сладко-терпким, кусающим язык. Словно
нечто связало наши судьбы. Оно было неизбежно и неодолимо, как
невозможность в отказе принятия кубка с вином.
- Что бы не случилось, я помогу тебе, - сказал на прощание
блюститель. В том, что этот час настанет не сомневались мы оба.
Глава 8
Храм
Мы покинули город, но город не покинул нас. В поселках перед
нами стали закрывать ворота. Причем, именно в тех, где мы уже были.
Поселковый староста, не глядя в глаза, говорил о местном духовнике,
угрожавшим проклятием рода тому, кто примет хоть одного
бессеребренника. Нас обвиняли в обмане людей, разрушении системы
ценностей и уклада жизни. Говорили, что бесплатный труд
преследует неведомую цель, которая никак не может быть
полезной и нужной людям. Это сеет недоверие к правилам жизни и
подрывает традиции, по которым давно привыкли жить.
Мы слушали и уходили. Но чем дальше от города, тем
бесстрашнее и гостеприимнее становились люди. Духовники злились,
но их проклятия здесь силы не имели. Люди лишь больше ждали
нашего прихода. Любопытство было сильнее страха. Но и вера
в посредников между человеком и Творцом трещала по швам.
Мы принесли нечто иное, во что хотелось верить. Люди
обретали надежду на достойную жизнь, основанную на свободе
и взаимном уважении, любви и добре.
Я не знал, как этого достичь, но понимал, что иного выхода у
человечества нет. Все, что было ранее, завело в беспросветный тупик.
Мы шли целый год, пока не уперлись в пределы страны. Идти
стало некуда. Не хотелось покидать родной мир. Идущие точно
не пошли бы, а я так к ним привык, что не мог бросить. Чувствовал,
что не время. Решение пришло в последнем поселке, где нас
встретили радостью и добром.
- Не торжествуй раньше времени, - сказал разозленный
неповиновением окружающих духовник. - Сочтены твои дни. Храм
решил уничтожить тебя.
Вот и ответ. Нам объявили войну. Тем, кто спасает мир от
неминуемой гибели. Но мы ее не примем. Пойдем в город к храму и
предложим выбор. Либо духовники станут жить ради людей, либо
храм опустеет. Я чувствовал за собой силу шторма, огромную
волну стихии и веры в счастье и добро, сознавая, что стал ее частью.
Мы быстро шли по кратчайшему пути. Неминуемо приближался
город. Неминуемо приближался храм.
Теплой встречи у ворот не было. Лишь испуг в глазах. Значит,
храм решил идти до конца. Шум ног о ступени храма похож не шум
волны, хлынувшей на берег.
Я попросил позвать настоятеля. Служитель ответил, что
настоятель выйти не может. И тут случилось непредвиденное.
- Они не хотят говорить с нами! – послышался крик из толпы.
- Они плюют на нас! – послышался другой.
- Они нас предали! – третий.
- Предали веру! – четвертый.
- Предали Творца! – пятый.
- Бей их, круши! – крикнуло хором несколько человек.
И неуправляемая, яростная толпа бросилась вперед, круша и
ломая все на пути.
- Стойте, безумцы! – крикнул я, воздев к небу руки с посохом.
Но меня никто не услышал и не послушал. Только гул ярости,
крики о помощи избиваемых служителей, лязг и треск гибнущего добра.
Подкосились ноги в бессилии и апатии. Все погибло. Вот так,
в одну минуту. Армагеддон снова рядом, а мой уже пришел.
Глаза заволокло туманом, сквозь который проступили черты
незнакомого лица.
- Учитель плачет! – услышал молодой и чистый голос.
- Плачет! Плачет! Плачет! – множились голоса.
Настала тишина. Словно прошло мгновенное помутнение,
вернулся разум и страшное осознание непоправимого. Я вытер
слезы и увидел бесчисленное множество обращенных ко мне пар глаз
с мольбой о прощении и защите. Их нужно было спасти. Осознание
этого вернуло силы и твердость.
- Уходите! - сказал я, поднявшись с пола. – Идите домой и
живите с тем, что обрели. Больше не позволяйте злости управлять
вами. - Они стояли, не шелохнувшись.
- Бегите! – крикнул я. – Я сам отвечу за всех и каждого. –
А они дружно упали на колени.
- Встаньте! – снова крикнул я. - Никогда больше этого не
делайте! Ваша судьба в ваших руках – вот единственная воля Творца!
Он верит вам, будьте достойны доверия. Идите! – И разгромленный храм
опустел.
Глава 9
Закон
Я поднял опрокинутую скамью и сел, поставив посох между
ног и перекладвая из руки в руку. Все кончено. Путь завершен.
Нелепо и бессмыссленно. Что создавалось два года рухнуло в одно
мгновение. Слишком поздно пришел целитель. Болезнь оказалась сильна.
Злость и агрессия прочно сидят внутри каждого из нас.
Бескорыстное добро не успело пустить корни.
Они считают меня учителем, но я ничему не учил, лишь молча
делал. По своему желанию шли за мной. Шли упорно и настырно.
Казалось, стали понимать меня. Но казалось. Ничего не понимают.
Только смутно чувствуют тепло добра. Но времени не хватило, а
злость и агрессия впитаны в кровь с малых лет юбить мир их не
учили. Весть о преследовании вызвала ярость. А я никогда не
смотрел за спину. Самоуверенно, наивно и беспечно.
Они – дети. Искалеченные жизнью, нетерпеливые, поддавшиеся порыву
гнева. Дети не могут отвечать за свои поступки. Я знал, что они
со мной, привел их и отвечу за них. Всех и каждого.
А те хотели уничтожить. Их желание исполнится. Еще
объявят зачинщиком и предвестником армагеддона. Говорил, что может
начаться с храма. Вот и начался. А моей казнью закончится.
Успокоят народ, стоящий на краю пропасти и сделают общую гибель
неизбежной. Разве что память человеческая о бессереренниках даст
взойти семенам добра, но кто знает, сколько осталось времени.
Странно, что не чувствую страха смерти. Собственная
судьба совсем не беспокоит. Есть лишь вера в путь и его неизменность.
Но кто указывает мне его? Не думал. Просто чувствую, что делаю
то, ради чего дана жизнь. Знание предназначения дает свободу и
убивает страх.
Сейчас сижу и жду неизбежного. Когда за мной придут.
Не идут. Боятся. Вечереет. Неужели придется провести здесь ночь.
Навалилась усталость. На мгновение сомкнул глаза и ощутил
прикосновение к плечу. Женщина. Та, спасти которую было так трудно и
с которой потом было так хорошо.
- Ты устал, - говорит она. - Пойдем.
Я пошел. Ночь была чудесна и вселила надежду. Надежду
на спасение людей. Вернулась решительность и готовность оставить
достойную память в последние дни. Не разгром храма, а достойное
принятие кары останется в душе каждого. И бескорыстное добро
вновь обретет доверие.
Но стоило выйти из дома, как я попал в окружение четверых в
плащах с капюшонами и был немедленно доставлен блюстителю законов.
- Оставьте нас, - прозвучала привычная фраза.
- Голова болит, помоги, - сказал он, когда мы остались одни.
Снова взглянув в бездну глаз, я поразился глубине и сложности
его мысли. Туман в зрачках рассеялся, и блюститель облегченно
вздохнул.
- Гений, чародей, - восхищенно произнес он. - Еще никому не
удавалось нагнать на город и храм столько страха, как тебе вчера.
Твоей смерти храм хочет немедленно.
- Я готов принять ее, - непроизвольно вырвалось у меня.
- А я нет, - возразил он с внезапной веселостью.
Снова, как год назад, налил вина в кубок и протянул мне.
- Я обещал помочь тебе, и час этот настал. За твою судьбу,
бессеребренник, - поднес кубок к губам.
- За твою, блюститель, - от глотка терпкого вина внезапно
пересохло в горле, и померк свет. Внезапная догадка иглой воткнулась
в мозг перед провалом во тьму.
Глава 10
Власть
Далее все было в полусне. Вели под руки. Земля уходила из под
ног. Твердые ступени храма. Гул негодования, крики обвинений.
Обманщик. Всех сведет с ума. Люди теряют веру. Но чаще всех
звучало слово «смерть». Я хотел им сказать, но во рту
