Хотя нет… Нет. Даже с Леонидом это было иначе, чем здесь.
Но почему я? Почему?! Чай, не красавица! Особенно теперь, после родов и всех этих стрессов. Неужто… мысль, желание от**ахать во всех позах дочку Соколова, по совместительству жену Сереброва, настолько возбуждает, что вовсе сметает все принципы приличия, адекватность… совесть, стыд? Неужто некая зависть или неприязнь… стоит того, чтобы так опуститься? Или Он и был всегда таким? Гнусным, ушлым, гнилым в душе? Или они все здесь такие? Подчистую? А не только… «синдикат» Серебров-Матросов-Буторин? И какой тогда мой отец был на самом деле? Для меня – идеал, а для остальных? Демон?
Или Аннет бы не полюбила такого? Или она… одна из жертв подобного нахального «соблазнения»? Может, она вообще его ненавидела? Может, их союз – некая месть? А смерть его – благодать?
Фу, нет! Чушь! Папа был хорошим человеком! По крайней мере… для меня. Хоть и зацикленным на своей прагматичности. Черствым и местами недостаточно прозорливым. Но был хорошим.
Как мой Рожа: его окружение – не мед. Но Федя… Федя не такой. Он иной! Он хороший!
И ради него… разве я не могу в очередной раз, но уже для поистине действенного, для дюжего, ощутимого результата унизиться?
Но едва только представлю (как этот мерзкий, старый хрыщ будет меня лапать, как мне придется его трогать, «этот» его… а там, потом… и вовсе: куча таблеток, желая если не то, что заболеть, но и залететь; ненависть к себе, отвращение – фу! нет, не могу!), так и подступает тошнота к горлу, и откровенно начинает трясти от жути. Не могу я. Не могу!
И потом… где гарантии, что эта тварь не обманет? Не будет лапшу вешать, резину тянуть, играться, пока суды идут, а дальше в кювет – как два отброса, и я… и мой Рогожин полетит, да еще и знать будет… как я низко пала.
Ведь не простит. Верю, чувствую, что не простит.
Это тогда было непонятно… Да и будь я просто Сереброва, а то… я Федькина. Сама пришла, сказала, что я его и я дождусь, а тут… Это измена. Жестокое предательство, пусть и во благо. Но это будет измена.
И не думаю, что сможет меня понять и простить. Даже если и сделала бы я это ради него самого (и себя, конечно).
Не могу. Как бы я не любила Федю, как бы не хотела быть с ним вместе… не могу. И боюсь. Боюсь окончательно его потерять. Так, есть шанс через десять-пятнадцать-двадцать (сколько ему там дадут) лет встретиться и наконец-то быть вместе. А если… если «не угадаю», и действительно не сможет простить – подарю свободу (и то, если не обманут), но потеряю навсегда.
Да я себя не смогу простить! Я не смогу с этим жить. Я.
Хоть и так… опустившийся в бедности и унижениях перед «сильными мира сего», человек, не смогу.
А потому – точка.
Выжидать. Единственное, что мне предстоит – это смирно, покорно выжидать вердикта.
***
Устала. До безумия от всего устала. Да так, что хоть счеты с жизнью своди: ни на что сил не осталось. Да только ради обоих Федек не посмею. Тогда, с Серебровым, выдержала… И сейчас выдержу. Справлюсь. Хотя бы назло… всем: Лёне, Матросову-Буторину, Пухтееву, маме… и даже отцу. Назло всем, кто в нас с Рогожиным… не верит.
Глава 40. Бесстыжие
***
День дурной. И хоть все они дурные, но сегодня… особенный какой-то выдался.
Опять со скандалом и капризами оттащила Малого в садик, а сама – на рынок, за продуктами. На работу – к десяти: успею еще и ужин заранее приготовить.
И вот, всё уже – готова я! Да только… соседке взбрендило с утра пораньше огурцы начать закрывать: заняла все конфорки. И даже духовку.
Хоть сядь и плачь. А время-то тикает.
А еще голова так гудит, что просто жуть. Деваться просто некуда.
- Ваня! – послышался раздражающий голос «вездесущей» старушки. – Ваня! Это тебе на мобильный звонят?
Обмерло мое сердце в тревоге: неужто с ребенком что? Живо сорвалась с табурета (бросая пост назойливого, молчаливого «выклянчивателя» доступа к плите) – и рванула в комнату.
Неизвестный номер.
- Да! Алло! Слушаю?! – лихорадочно затараторила в трубку.
- Привет, малыш. Ты где сейчас?
Окоченела я, жадно выпучив очи. Забыло и сердце свой ход. Не дышу.
- Ванюш, не молчи! Ты где сейчас: на работе, или дома?
- Дома, - тихо, едва различимо, хриплым голосом.
- Адрес?
- К-казанцева, ***, **.
***
Ничего не пойму. Я не могла ошибиться. Просто не могла. А если?..
Нервное хождение из стороны в сторону, меряя свои свободные полтора метра пространства в комнате.
В коридор, на кухню – обмерла у окна.
- Да не стой ты над душой, - рявкнула раздраженно соседка. – Как закончу, позову.
А я уже и не слышу. Всматриваюсь во двор, будто что-то важное, нужное смогу увидеть.
Грызу ногти на нервах. Выть готова. Волосы шевелятся на голове от страха, предположений и тревоги.
Может, кто с весточкой от него придет. Или еще что…
Хоть бы слово, полслова. Может, передать что удастся ему. Деньги… или что там? Сигареты с чаем.
«Черт возьми!» - изнемогаю уже от переизбытка волнения, чувств.
Шаг в сторону – и рухнула на табурет.
«Боже, но реально! Голос очень похож! Да и кто бы еще меня так назвал?.. А если?» - побелела я от ужаса, осознавая, вдруг самолично себя врагам сдала.
Но хотели бы – уже давно нашли.
А Федька? Вдруг с сыном что?
Сорвалась на ноги – к двери. И обмерла я.
Черт, еще ж и работа! Скоро идти уже на нее. Ну, ничего. Если что – позвоню, договорюсь. Пусть уже одна сегодня моя сменщица работает, а завтра - я на полную.
«Черт!» - и снова ругань лезет из меня. Руки трясутся, ноги подкашиваются. В груди сердце ожившее, встрепенувшееся, ноет, исходясь в шальном темпе.
Что делать? Как быть?
Звонок в дверь – аж передернуло на месте.
- Ну, глухая, что ли? – недовольное старушки.
Не реагирую на нее – разворот – и провернула барашки замка.
Будто кто ледяной водой меня окатил. Будто кто кислород вмиг весь выкачал – голова пошла кругом. Тотчас ухватил меня в свои объятия, не дав упасть. Лицом к лицу. Блестят его глаза от влаги, как и мои – залились слезами.
- Привет, хорошая моя.
А я не могу. Мне дурно. Волосы дыбом встают – не могу справиться с чувствами.
- Ну, где ты тут живешь? – теплая, нежная, озорная улыбка. – Показывай.
Беглый взор по сторонам.
Несмело разворот – да только едва попыталась идти, как в глазах – пелена сплошным полотном, отчего едва что видно. И снова удержал рядом с собой, не дав упасть, разбиться.
Страх. Странный страх сковал меня всю изнутри (пуская дрожь по телу)… Помесь смущения и вседозволенности. Вот… еще миг - и мы останемся вдвоем, наедине. Впервые. Впервые без запретов и преград. Без недосказанности…
- Малыш. Вань, тебе плохо?
- Там, дальняя…
- Что? – в непонимании заглянул мне в лицо.
- Комната ее. Там, в самом конце они живут. Дверь еще открыта, - слышу голос не унимающейся пожилой женщины, Клавдии Петровны.
Ведет. Учтиво ведет мой не то Спаситель, не то Кат.
- Где Малой? – прозвучал как-то странно, взволнованно Его голос.
- В садике, - едва слышно, смиренно.
Завел в комнату. Закрыл дверь – и тотчас прибил меня к ней спиной. Лицом к лицу. Мгновения жуткой, невыносимой тяги – и прилип поцелуем к губам. Детонировало. Внутри меня что-то рвануло, бабахнуло, накрыв куполом чувств. Запойная, голодная, дикая ласка. Резво отстранился на мгновение: малопонятные движения. Да и вообще, все еще не могу осознать, принять: что вот. Вот! В миллиметрах от меня мой… Рогожин.
- Федь, - горестно, давясь очередной волной слез.
- Да, моя хорошая, - и снова впился в губы.
Уверенная ловкость рук – забрался мне под халат. Проник ладонью меж бедер и подал на себя. Подчиняюсь. Толком не снимая белья, ничем лишним не заморачиваясь… момент резвого Его напора – и вскрикнула я от ощущений, прилива, взрыва чувств. И пусть больно, неудобно, но это было самое безграничное удовольствие, которое когда-либо я могла вообразить, а не то, чтобы… почувствовать. Стон мой, его.
Вдох за вдох. Движения, взрывая безумие, отрицая реальность. Попытки слиться воедино. Стать одним… единым, неделимым целым.
Еще миг – и живо вышел, отстранился от меня, разливаясь в удовольствии. Мой Рожа. Мой.
- Федя, - тотчас кинулась я к нему ближе, жадно обняла, обвилась вокруг шеи, игнорируя весь мир вокруг. И даже только что свершившееся.
Рассмеялся добродушно – обнял в ответ. Глаза в глаза, теряя фокус. Губы на расстоянии дыхания.
- Да, маленькая моя?
- Федя! Федечка мой! – запричитала я лихорадочно, испуганно. А сердце так и рвется на части. Хочется слиться, прирасти к этому человеку и никуда большее не отпускать его никогда. – Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста! – прижимаюсь к нему, будто ополоумевшая.
- Котенок, успокойся, - жаром заливает щеки его смущение. Провел, погладил по волосам. Взгляд в глаза на короткий момент его принуждением, поцелуй в губы. – Всё хорошо.
- Т-ты как? Ты насколько здесь? – тараторю, сходя с ума.
- Навсегда, Ванюш. Навсегда.
***
И снова звонок телефона – узнаю: будильник.
- Черт! Мне же на работу пора! – живо я кинулась на диван, потянулась к тумбе за аппаратом. – Сейчас позвоню, скажу, что опоздаю, - заливаюсь счастливой, идиотической улыбкой.
Шок постепенно отпускает, ступор тает – медленно, но уверенно осознаю то, что произошло. Кто сейчас здесь, со мной… и что за новость взорвала мой мир.
- Лучше, что вообще сегодня… не придешь, заболела, - загоготал вдруг смущенно Федя, залезши уже за мной на постель и нагло нырнув под халат, пытаясь расправиться с моим бельем.
Смеюсь счастливо, что дурочка. Поддаюсь. Переворачиваюсь на спину. Взор в потолок, краснея уже от стыда, но потакая фривольности своего мальчика.
- Алло, да? – будто током, пронзили меня слова моей коллеги.
- А-а, да, - захрипела я нервозно. А бесцеремонный Рогожин уже принялся и сам халат на мне расстегивать да бюстгальтер снимать. - Я сегодня… не смогу. Давай, я твою часть возьму завтра. Я сегодня не приду. Потом расскажу, - лихорадочно запричитала я, заикаясь и черти что, на автомате, неся. Не дожидаясь ответа, испуганно нажала отбой, чувствуя уже как Федька вот-вот окажется во мне, разорвав вновь на части мою вселенную.
[justify]Еще момент, еще секунды – и Тиран взял свою крепость. Да только этому захватчику я готова раз за разом сливать бой.
