***
- А о нас? Что она говорит о нас? Что думает? – криво улыбаюсь, все еще не имея сил попрощаться, оторваться от своего Рогожина. Замерли у калитки.
- Она не знает… ничего, - отвел смущенно взор в сторону.
- Почему? – округлила очи я.
Сердце в волнении, в странных предчувствиях, страхах сжалось.
- Ну… - скривился. Забегал взгляд по окрестности. – Почему... - Шумный вздох. – Поначалу… всё это было неправильно. Запретно. Постыдно… что я облажался, предал. Не выполнил все свои обещания, обязательства перед Инной. А потом… - запнулся, подбирая слова, давя эмоции. - Потом… и вовсе всё стало каким-то безумно личным, что ли. Сокровенным. Ценным. – На мгновение взгляд мне в глаза, но тотчас увел его в сторону, давясь неловкостью. - То, что в глубине души. В сердце. Вот не хотелось никому ничего такого рассказывать. Да и… чем меньше знают, тем крепче все мы спим, - нервически рассмеялся. И снова на короткий миг встретились наши взоры. - Дело не в самой Нике. Нет. Она офигенный друг, отличная сестра. Но… Вообще, просто не хотел, чтоб кто-то знал. Это мое дело – и… касается лишь нас двоих. С тобой. Нет, - вдруг резво перебил сам свои мысли. И вновь пристыженный, нервический смех. – Я, конечно, скажу ей. Сейчас всё устаканится у нас. Разберемся, с квартирой, с Малым. – Взгляд мне в глаза. - Подашь на развод – и скажу. Я тебя не стесняюсь, или еще чего. Не подумай. Нет! Я тебя очень люблю, - уверенно, в подтверждение закивав головой. – Очень люблю. Ты для меня - всё. Но… всему свое время. Я не люблю трепаться о… - поморщился от волнения, - о том… о самом важном. Оно мое – и… я его берегу, как могу. Позже узнают, а пока – пока всем так проще будет. Чем начнется сейчас: а что, а где, а как давно? «Ух, ты», «ах, ты»… Бесит меня это. Из личного вдруг всё перерастает (пусть и невольно, не со зла или еще чего), но в цирк. Не хочу всего этого. Хочу, чтоб было, как есть. А узнают – в свое время все всё узнают, но уже у нас почва будет под ногами, а не так – временный настил.
- А родители?
- Что с ними? – нахмурился.
- Ты им скажешь?
Скривился, прожевав эмоции. Отвел вщгляд в сторону.
- Наверно.
- В смысле, «наверно»?
И снова тяжелый, раздраженный вздох.
Очи в очи:
- Я меньше всего хочу посвящать их в то, что происходит в моей жизни.
- Почему? – жгучая тишина молчанием. Сдался – отвернулся в сторону. Продолжила: – А если внуки пойдут? Тоже смолчишь? – встревожено я.
- Вань. – Глаза в глаза со мной. – Давай сначала сами разберемся с тем, что с нами творится, а затем уже… начнем пускать зрителей, критиков, советчиков. Они хотели, чтоб я больше в их жизнь не лез? Не лезу. Только и в мою теперь не надо лезть! – стукнул кулаком себя в грудь. - Понимаешь?
Пристыжено опустила я очи. Колкие мгновения тишины, подбирая слова:
- Твои… как и мои, да?..
Тихо рассмеялся:
- Котенок, не грузись. Нашла ты тему… Мне плевать на их мнение. Мне главное ты и Федька. Всё: всё остальные поскольку, постольку. Побоку. Так, чисто, формальность. А потому – всё это глупости: «узнают – не узнают». Придет время – куда денутся? Узнают. Будут внуки, да и вон… поженимся, Федьку усыновлю – чтоб всё официально было, и никто и слова нам не посмеет сказать. Если так уж хочешь, потом съездим к ним. Познакомлю. А в остальном: не хотят – не надо. Мне еще лучше! В сто раз! Понимаешь?
- А Ника? Она, ты думаешь, тоже?.. Ну… - спрятала я очи от стыда, - против будет.
Нервно цыкнул, скривившись.
- Да все тебе, вам, нам будут рады. Только я их не хочу в наш мир пускать. Я! Нике скажу. На днях - скажу, если тебе это так надо. А родители – родители потом. Обождут. Хорошо?
- Да нет, просто… - взволнованно замотала я головой, зажмурившись. - Когда посчитаешь нужным, тогда и говори.
Глаза в глаза.
- Можешь и сама ей позвонить – мне всё равно. Мне даже так проще. Меньше душу перед кем-то оголять.
- Да ну, - залилась я краской смущения, ретиво пряча взгляд. – Давай уж лучше ты… твоя же все-таки сестра.
- Ну я так я. Только не торопи, - скривился. - Не нужны мне ее вопли, сопли. Да и вообще, у нее сейчас своя песня в голове. С этим своим, ёб… гр*банным Мирой.
Глава 42. «Решатели»
***
Вечером встретил. И снова в магазин. Вот только в этот раз провокатор – Федор Старший: купил продуктов, ребенку – вкусняшек, а мне (по единогласному решению мужчин) - арбуз.
И нет, мне не показалось. Эти двое действительно очень быстро и как-то даже неестественно спелись. Уже и я им не нужна: «отойди, мама», «не мешай, мама», «я с Дядь Федей пойду».
- А может, мне вообще уйти? – стою, таращусь на них, заливаясь смущенным смехом.
- Не, - вполне серьезно заявил мне сыночек, забравшись на горку. Уставил на меня взор. – Мозесь остаться. Мы не плотив.
Хотя, чего грешить? Сбылась. Сбылась моя самая большая мечта и не реализовался самый огромный страх: принял Федька второго Федьку. Причем, в этой фразе неважно, кто Старший, кто Младший из них. Правильно будет в обоих случаях.
Да и не только дело во «вкусняшках» или внимании. Не знаю, что-то есть в них. Что-то похожее. Да и… дружба эта… она уже… куда более яркая, теплая и глубокая, чем отношения у Малого были с Серебровым. Там лишь строгость с одной стороны, и откровенная привязанность ребенка – с другой.
Так что есть. У меня, у нас – шанс… есть.
***
Сварить пельменей – и снова к себе в комнату, накрыть тумбу-стол.
Поужинали, поболтали. А там уже и Федька Младший уснул.
Объятия, тайные ласки, поцелуи с Рогожиным – да время беспощадно: мчится, как ошалевшее, в никуда. Уже и ночь за окном давно начала править. Спать пора – провела до двери. И снова поцелуи в полумраке, не желая расставаться с тем, кого столько времени ждала, жаждала. За кого столько ночей Бога молила: чтоб уберег, чтоб простил и помиловал. Чтоб дал нам счастья кусочек. Хоть крохотное, пусть и не навек, на немного.
- Завтра, может, вечером заскочу, - прошептал мой Федя, нехотя оторвавшись от моих губ своими. - А если нет – дела утащат, то тогда до послезавтра. Всё хорошо, не переживай. Просто съездить надо будет кое-куда, в другую область. Старых поставщиков пошевелить. Посмотреть, что там по остаткам – часть товара достать, да думать, что как дальше с торговлей и кредитом.
***
Рогожин не появлялся несколько дней (всё дела, как сам взахлеб утверждал), но исправно звонил… и болтали, что дураки, ни о чем и обо всем долго и упорно, пока ухо и рука не начинали болеть. Ездил в соседнюю область и в столицу. А здесь, по месту, стартовал закрытие «лишних» точек. Не забыл и про поиски квартиры (куда бы мы могли все трое переехать); да машину свою продал (вместе с кредитом, за копейки: но, главное, что уже без долгов – а более нам и не надо).
И вот оно – заветные слова: сегодня вечером уже встречается с хозяйкой, отдает ей оплату за первый месяц, залог – и получает ключи.
Уже и темнеть начало за окном, а он всё не звонит.
Мечты мечтами (конечно, уже сегодня хотелось встретиться да быть вместе с Рогожиным), но… реальность вовсе не такая, как я, мы ее хотим видеть – привыкла и почти смирилась. А потому терплю. Закусив губу, сжав кулаки от волнения – терплю.
- Малыш, - от его тревожного голоса всё жалось у меня внутри.
- Да?
- Не получается сегодня у нее, прости. Там срочно кто-то то ли помер, то ли женился. Короче, до завтра. С утра. Обещала с утра. Прости… Я вас очень люблю.
- И мы тебя любим.
***
С утра, так с утра.
Подкормить своего егозу и уложить спать. Приготовить одежду на утро – и самой лечь. Покорно ждать утра.
***
Уже и в сад отвела, и сама вернулась – на работу принялась собираться, а не звонит. Наверняка, опять что-то случилось: не буду голову забивать до вечера.
Да только… легко сказать, но тяжело сделать.
***
И снова уже вечер. И снова уже сумерки крадутся по земле.
Не выдержала – сама ему позвонила: абонент не доступен. До дрожи, до жути. До откровенной паники. Все ногти сгрызла. Пока салат готовила – порезалась. Осталось только начать биться головой об стенку.
Внутри всё переворачивалось и выворачивалось наизнанку: лишь бы ничего не произошло. Лишь бы ничего плохого.
***
Практически ночь без сна. Утро - и вновь к телефону, набрать заветный номер: жуткий, противный, пробивающий до дрожи и липкого пота вариациями подноготной голос робота, оповещающего о том, что абонент не желает, али не имеет возможности с «вами» говорить.
Думала, сойду с ума. Уже на память выучила все переливы голоса занудного оператора – не берет Федька трубку, а я не знаю, что и думать.
Едва собралась уже в садик за Младшим идти, как вдруг забренчал полусевший от изматывания моими нервами аппарат:
- Да? – мигом, дрожащими руками, ответила я родному номеру, что уже выучила наизусть, поедая его на работе глазами.
- Привет, Малыш. - Странный, сухой, замученный голос. - Прости. Дел было по горло, а телефон сел. Вот только-только до зарядки добрался. Ключи у меня. Я уже в нашей квартире. Но… - замялся, подавляя эмоции. – Тут такое дело. Нике плохо. Кое-что случилось. В общем, она пока у нас здесь… побудет, с… со мной.
Тревога в голосе Рогожина едкой змеей и ко мне просочилась. Жуткая дрожь охватила меня, чуя неладное. Но молчу. Покорно немотствую, выжидая, что дальше.
- Короче, - прокашлялся. – Вы пока у себя там, хорошо? Не обижайся только. Просто… просто. А-а-а, - вдруг взревел и обмер. – Короче, х*рово Нике. Истерика жуть. Тут… тут такое. В общем, не телефонный разговор. Потом объясню. Сама всё поймешь, почему не хочу… чтоб Малой всю эту… хр*нь видел. А Некита больше некуда деть, да и… присматривать надо. Сам тоже потому не приеду. Только гадостей не надумай, - тотчас торопливо отозвался. – А то я вас знаю. Я тебя очень люблю, и по вам очень соскучился. Но… как говорится, долг есть долг. В общем, - обмер в рассуждениях, - если будет возможность, ты когда там завтра на работу? Можешь заскочить? Поможешь ей тут… по-девичьи. Да и… пожрать, может, че нормального приготовишь. А то я уже не знаю, что в нее пихать – ничего не ест, выплевывает. – Немного помолчав: - Прости, что сваливаю все это. У тебя своих проблем и дел… по горло. Короче, не сможешь, то и не сможешь. Я всё понимаю: работа, Федька. То я так… мало ли. Короче, не переживай. Всё у меня нормально. Как смогу вырваться, так сразу и к вам.
- Адрес какой?
[justify]- А, ну… Сейчас в смс кину. Только если придешь, - торопливо добавил, - маякни… Ну, чтоб ее не разбудить ненароком. Пусть
