Силой впиваюсь в губы поцелуем, ловя поверхностные вдохи любимого человека – радостно отвечает лаской. Но вырываюсь – я задыхаюсь. Захлебываюсь. Теплом, безумием. Собственными слезами. Слезами счастья. Замирая, пропускаю вдохи – лишь бы на дольше задержать в себе сосредоточение, ощущение Его всецело. Каждой клеткой пыталась я насытиться тем, кто, казалось, навек под запретом. Мы наконец-то вместе.
Вместе… и навсегда.
***
- Федь, диван скрипит! – испуганно обронила я шепотом, пресекая свои движения. Замерла я на Нем, словно пойманный вор.
- И что? – остановился послушно Рогожин, отрываясь губами от моей груди. Задорная, шаловливая улыбка. – Только услышала?
- Ну, соседи… как потом?..
- Я к своей жене пришел. И мы у себя. Так что… что тут такого? Ничего, пусть привыкают, - залился коварством. - У меня на тебя большие планы! – вдруг движение – и повалил меня на кровать. На спину. Забрался сверху. Поцелуи бесстыжей тропинкой от шеи к низу живота…
Пробовал. Пробовал меня везде на вкус, доводя до бешенных чувств. До крика, до рыка, до откровенных рыданий. До сумасшедшего наслаждения.
Его. Отныне и навсегда – я стала его. Я стала Рогожиной.
***
- Маленькая моя… - погладил меня по голове.
Отвечаю участием: сложила ладони одна на другую на подушке – и вперила в родное лицо взгляд.
- Я тебя так люблю, - неожиданно продолжил и щелкнул по носу.
Тотчас отдернулась я. Уткнулась ему в грудь, прячась от шалостей. Смущенно захихикала.
- Я так по тебе скучал… - и снова разрывает меня всю откровением.
- Я тоже… очень, - несмело прошептала я.
- Был период, - вдруг запнулся, перебирая какие-то свои воспоминания, – прям задолбала сниться.
- Что? – возмущенно взревела я, уставив на него очи.
- А то, - хохочет. – Только решил: всё, хватит. Пора браться за ум и смотреть правде в глаза. А ты сразу впровадилась день и ночь сниться.
- Ты и днем спал? – язвительное.
- Нет, блин. Книжки читал.
- А надо было, - паясничаю. – Меньше бы снилась по ночам.
- Или больше, - гыгыкнул.
- Ты какие там… собрался книги-то читать?
- У-у-у… с картинками.
Наигранно надула я губы и скривилась.
- Шучу, - поспешно. – Котенок, ну не дуйся… Я так рад тебя видеть, а ты тут… обидки мне строишь.
- Рогожин, - гневно, - я Вас сейчас покусаю!
- М-м-м, а можно заказ… в каком месте?
- Сама выберу! – игриво зарычала и тотчас кинулась к нему, желая шутливо впиться зубами в ухо. Но перехватил инициативу – губы в губы. Запойный поцелуй, рождая игривые мысли, желания, проникая откровенно в мой рот языком. Ответила развратной лаской…
Застонал, не выдержав.
***
- Нам еще… Федьку забирать… из садика, - лениво бурчу, уже буквально засыпая у Него на груди.
- Заберем. Не переживай, - добрый, подобно неге, звук. Тихий, родной смех.
Зажмурилась я от удовольствия. Но подколоть так и не упустила возможность:
- Тебе ха-ха, а мне… я наверно, и встать после всего не смогу.
- Ну… мадам Рогожина, - крепче сжал меня в своих объятиях. – Привыкай. Это только начало.
Невольно рассмеялась:
- В смысле? Начало чего? – язвлю, провоцируя на приятные рассуждения, шутки.
- О-о, - взревел забавно. – Моих коварных фантазий. Ух, знаешь, сколько их уже набежало!
И снова не унимаю смех:
- Это что еще можно там было придумать? По-моему, ты уже… меня по-всякому перепробовал.
- О-о-о, Ванюш! Ты это зря! – тотчас перевернул меня на спину и повис сверху. – Тут еще экспериментировать и экспериментировать!
- Не надо! – отчасти наигранно взмолилась, прикрывая лицо руками. – Я уже еле жива…
- Не-ет, - злокозненно. – Уж слишком долго мы этого всего ждали. Ты просто так не отделаешься… - лукавая усмешка.
- Там уже соседи, наверно… в шоке.
- Ничего, им полезно. Авось, и свой бесстыжий романтик потом ночью устроят.
***
Еле дошли с Рогожиным – всё тело просто адски болело. Но осознание причин всему тому… только какого-то странного, нездорового удовольствия и добавляло.
Как дураки, хохочем: над всем и всеми. Надеюсь, за пьяных нас не примут.
Зайти в группу, забрать ребенка и приняться его переодевать.
- А знаешь, кто к нам приехал?
- Папа? – счастливо, хотя и радость тотчас сменилась на какую-то настороженность.
Нахмурилась невольно и я. Спрятала очи.
- Нет, - мотнула головой. Скривилась от неприятных чувств. Но вдох – для прилива моральных сил, и, рисуя силой радость на лице, прощаясь с тугими мыслями (что враз накрыли меня от одного только напоминания о том гаде), продолжила я: - Дядя Федя. Тезка. Мы уже его когда-то видели. Он очень хотел тебя повидать.
- А молозенку купит? – вперил в меня пытливый взор.
- Купит, - искренне смеюсь над этой его неожиданной наглостью. – Купит.
В магазин за мороженым – и домой.
- Дядя, дядя! Там впеледи долога! Луку давайте! И не бойтесь.
Захохотали мы с Рогожиным: надо же – запомнил (уже и я даже забыла).
- Да дядя уже больше не боится! – торопливо отозвалась я.
- Боится-боится, - резвое Феди. – Еще как боится! Только там лужа. Давай я тебя лучше на руки возьму.
- Мам, мозна?! – молящий взор в глаза.
- Мозна-мозна, - добродушно паясничаю.
Да только Серебровскую породу сложно в себе подавлять. Наглости моему «переживателю за дядю» хватило на то, чтоб его до самого дома несли: то, якобы, еще лужи, то так… дядя опять чего-то боится, то уже он просто устал.
А Рожа только и потешался с меня, с моих тщетных попыток уговорить «неуговариваемого».
***
На скорую руку приготовить ужин – и пригласить всех за стол (али, вернее, тумбу-стол в нашей коморке).
Метнула я взор на сынишку, а затем вновь уставилась Федора... Старшего. Вот оно... счастье. О котором столько грезила. Не только сейчас: а практически всю свою "взрослую" жизнь. Семья. Где муж, которого безумно люблю, где ребенок. Наш ребенок. И все мы за столом, дружным коллективом уплетаем ужин, обсуждаем все то, что произошло за день. Рутина, которая в благодать, а уж никак не в кару. С дорогими сердцу людьми - даже обыденность... сладкая.
***
- Хочешь, я останусь? – смущенно прошептал Федька, едва мы оказались вдвоем, на кухне: замерла я у раковины, моя посуду. Обнял, прижался к моей спине Рогожин. Поцелуй в шею.
- Ну да, - вздрогнула я, ошарашенная услышанным. – А куда ж ты еще?..
***
Руки в боки посреди нашей комнаты – и будто впервые я увидела ее по-настоящему. Всецело. Осознала ее «красочные габариты». Диван полуторка, тумба, шкаф. И места свободного – так, что только и остается крутиться, стоя на одном месте.
- М-да… кладовка та еще... Разве что в коридоре лечь, - печально улыбнулся Федор. - А так, здесь и на полу негде примоститься.
- Ну, - невольно залилась я краской стыда. – Как есть, - пожала плечами. – Но ничего. Поместимся. Что ты? Не на улице же тебе ночевать!
- Да ладно, - хмыкнул. – Я пока… у Ники останусь, перекантуюсь. На днях квартиру нам подберу – и съедем. Хорошо? – вперил в меня взгляд.
Поморщилась я от волнения и непонимания:
- А деньги где возьмем? – глаза в глаза, с опаской.
Скривился:
- Найду. Есть там один вариант.
- Федька, - с испугом вырвалось из меня.
- Да боись ты, - кисло рассмеялся. – Без приключений.
- А, хотя это, - поспешно отозвалась я, невольно перебивая. – Я же твои не все потратила. Давай верну.
- В смысле, «верну»? Ты опять? – резво изменился в лице. – То твое. А вообще, теперь у нас все общее. А не «твое-мое». Так что пусть у тебя лежат. На черный день, а то мало ли… каким местом еще к нам жизнь повернется. А это я… старых знакомых навещу. Поставщиков. Есть там у меня… еще немного замороженного капитала. Нереализованные авансы. Без прямого контакта – не хотели возвращать. А сейчас уже не отвертятся. Да и так, надо посмотреть, да кое-что сдать из остатков, что еще на мое имя записано. Как тогда, когда этот… тебе деньги привез, - кивнул. – Нормально все. Справимся, - шаг ближе и обнял меня, прижал к себе. – Не переживай.
***
Разговоры за разговорами. Заодно поиграть, потискать ребенка, прочитать в очередной раз всё одну и ту же детскую книгу (на которую расщедрилась я столь недавно) – и уже ночь скралась на землю - уснул малыш. Усталость, дремота и нас с Рогожиным стала глодать нещадно.
Шаги по коридору. Едва только Федя к двери, как тотчас я кинулась к нему, не стыдясь уже никого и ничего. Прижалась жадно, уткнулась носом в шею.
Вдохнуть, вобрать фанатично аромат напоследок, тепло. Страшно вновь отпускать, снова расстаться. Рискнуть опять потерять.
Я не смогу, не переживу, если вдруг вновь что-то случится... и мой журавль снова рванет в небо. Не смогу, не хочу. Не буду.
Буду. Конечно, случись что, вновь буду мечтать и ждать, покорно ждать, да только... нервы мои на исходе. Я на исходе.
- Ванюш, ты че, плачешь? - попытка заглянуть мне в лицо, но не даюсь - прижимаюсь сильнее.
- Федька...
Я знаю. Знаю, что нельзя просить остаться, да и глупо. И потерпеть осталось немного, но сил уже нет. Выдержки не хватает играть и дальше роль сдержанной, которой всё по плечу, дамы.
Поцелуй в висок - и стиснул меня крепче в своих объятиях.
- Хорошая моя. Ну не надо... Хочешь, я утром приду? Когда вы там в садик, да тебе на работу?
Глава 41. Демо-версия счастья
***
Перед сном в ванную - принять душ.
Да не тут-то было!
Соседка окликнула:
- Это что... твой вернулся?
- Мой.
И пусть раздражала ее пытливость, да сокровенное выдавать не желала, но сегодня чувства все через край - и не в силах сдержаться. Ведусь. Еще как ведусь! На весь мир готова орать, трубить от счастья: Федька, мой Федька вернулся! Ко мне! И мы теперь вместе. Вместе, рядом и навсегда!
«Так не бывает!» - грозно бурчит разум.
[justify]«А мы справимся!» - рычит наперекор, вторя мне,
