смогли откупиться от призыва.
Родионов вспомнил сына совсем еще маленьким, русоволосым мальчиком с огромными зеленными глазами, в которых умещался весь его мир, старательно склонившегося над школьной тетрадью, такого родного до слез, теплого, еще сладко пахнущего молоком, живую частичку самого себя. Его розовые маленькие ладошки с короткими пальчиками были все в синих точках и черточках, перепачканные шариковой ручкой. Владимира умиляли нежно-розовые полупрозрачные пластиночки аккуратно подстриженных ногтей. А как он тогда любил брать его детскую маленькую руку за запястье, и проводить внутренней стороной пухленькой ладошки себе по щеке чувствуя прикосновение его нежной детской кожи к своему лицу. И у него вдруг чувствительно кольнуло сердце нечаянно вырвавшейся наружу тревогой, из смутного волнения вдруг приобретшей явные очертания будущей беды.
Но все-таки так мерзко сознавать свою неправоту, ведь у парня, который отправится в Чечню, вместо Игоря тоже есть любящие родители, а может быть и жена, и даже маленький ребенок. И вот этого ничего не подозревающего офицера неожиданно вызовут в штаб части, где вручат выписку из приказа, и он примет у недоумевающего Игоря технику взвода, личный состав, и имущество. И все в полку будут, догадываться о всемогущем отце из Москвы, презрительно шептаться за его спиной. Хотя какое, в сущности, ему до них до всех дело? Да пусть говорят что хотят, главное - уберечь сына от напрасного риска, от слепой смерти, всегда наобум выбирающей своих жертв. Хотя бы только для того что бы сказать самому себе - как настоящий отец я сделал для сына все, что только мог, и мне не в чем будет себя упрекать.
Почему ему должно быть дело до них, до каких-то чужих незнакомых людей, которых он и знать то не хочет? В нынешней жизни каждый сам за себя и каждый делает все, что может только для себя. А именно в этом случае он может сделать! Стыдно? Вон был друг Серега и тот его продал, легко и непринужденно, как продается при переезде из гарнизона в гарнизон старый шкаф. А вообще, какое ему, собственно говоря, дело до этого другого лейтенанта, до его родителей? И почему он все время должен думать о чем-то таком сегодня не вполне ясном и смутном как Родина, как другие люди и при этом постоянно испытывать угрызения совести? Вот если бы у родителей незнакомого лейтенанта была бы такая же возможность как у него отменить командировку сына? Как бы эти люди поступили бы эти люди? Сомневались? Он был убежден, что эти люди уберегли бы своего сына от риска, без сомнения и мук совести, и даже не мучили себя вопросом: а кто же отправится туда вместо него? Они бы сделали все, не задумываясь, с лозунгами: «после них хоть потоп», «гори, все синим пламенем».
«Время всегда одно и то же!» так говорил отец: «Время это оправдание для слабых людей, своей собственной слабости. Время лишь подчеркивает добродетель одних и пороки других».
А где же интересно сейчас дети всех этих властьимущих, - министров, депутатов, мэров, которые так хвастаются подаренной народу «свободой»? Больше похожей на милостыню, поданную убогому российскому люду стоящему на грани выживания. Эта опостылевшая всем свобода, которую так ловко в блестящей обертке обещаний подсунули доверчивому народу, взамен «совкового рабства, скинув с людей тяжелые цепи тоталитарного коммунистического режима?»
Новая элита страны, едва утвердившись на кремлевском троне, уже прочно вросла своими корнями в страну бесцеремонно высасывая из нее соки, маниакально уверовав в свою избранность, исключительность и поэтому в абсолютную непогрешимость. Неужели он – полковник, взрослый человек наивно поверит в то, что дети родных кого-то из них, этих Чубайсов, Гайдаров или Ельцинов, поцелованные толи богом толи самим дьяволом в макушку, выряженные в пятнистые камуфляжи сейчас трясутся в холодном военном эшелоне где-то на подъезде к Дагестану. Конечно, для них как головная боль не дающая спать по ночам, тень Сталина не в пример им, отдавшего двух своих сыновей на войну, один из которых старший Яков – лейтенант – артиллерист, погиб в немецком плену. Их дети для них святы как счета в иностранных банках, есть другие безмолвные и покорные, которых можно легко превратить в пушечное мясо своих призрачных авантюр! Для них Сталин это нонсенс ведь их власть это лишь вырванное ими право на блага в первую очередь, а не тяжелая ноша ответственности. А кто для них те другие, те тысячи простых безымянных ребят, ответа, за жизни которых у этой власти никто никогда не спросит? Кто парни недавно начавшие жить, и уже брошенные властью на войну, пожар которой она бездумно и раздула? Законы и правила созданы властной элитой для всех, но не для самой себя. Такая избранность всегда порождает отрицание законов человеческих, так как в ней лежит отчуждение от народа, а потом и законов божьих. Люди, опьяненные наркотиком власти, совершают преступления, оправдываясь собственной избранностью и, следовательно, непогрешимостью. И их, правда, на сегодня, - это лапша быстрого приготовления которую теперь вместо привычной пищи ежедневно жрут бедные люди, а на деле всего лишь плохо сваренная ложь для обманутого голодного народа. Все равны, но кто-то ровнее, - так обычно шутил по этому поводу Волков.
«У всех у нас есть теперь, есть своя Родина, все больше похожая, на заброшенную спившуюся русскую деревню, по уши тонущую в грязи. Деревню, на половину распроданную, с покосившимися старыми избами и худыми не дающими молока коровами, ангарами полными сломанной техникой в которые то и дело наведываются хищные помещики с вороватыми глазками, на пьяных мордах, шарящими вокруг, что бы им еще украсть тут за бутылку дешевой водки? А когда они, наконец-то все украдут то, несомненно, уедут к себе в Карловы Вары, заживут, цивилизованными людьми», – думал Родионов:
Стать офицером это был осознанный выбор сына. Зрелый выбор взрослого и ответственного человека, вполне способного самому распоряжаться своей судьбой. Таким Родионов всегда видел Игоря. Он сам одел на себя офицерские погоны, и теперь получил приказ, который должен исполнить. Игорь сам выбрал этот путь, никто его не заставлял. По окончанию училища он мог уволиться, видя развал армии, но все, же вопреки всему остался. И ни купили, же его призывы его московских школьных друзей, обещанная хорошая работа. А ведь можно было жить иначе! Вокруг полная Москва сплошь из этих мажористых детей - нагловатых самовлюбленных, которые живут безоглядно пьяной и сытой жизнью, предназначенной лишь для самих себя любимых. И им глубоко плевать на эту катящуюся в пропасть великую страну. Они живут не в России, а в Раше. Деньги вот их вера. Деньги вот тот бог, которому они поклоняются. Они даже в армии никогда служить не будут, закосят, откупятся, просто откровенно пошлют все повестки из военкомата куда подальше, а потом купят на папины деньги военкомат целиком с потрохами и архивами. Они же открыто говорят, что здесь в России все дерьмо, а в этой армии служат только одни убогие дураки. А настоящая жизнь лишь там, на Западе, далеко за пределами этой убогой вечно чумазой страны, которую разворовали и распродали их отцы. А его сын, который в тысячу раз их всех лучше и честнее, теперь поедет на войну, которую затеяли их недалекие родители. А в воздухе пахнет войной. Да именно войной. И его не обманут ни чьи слова. Сегодня он убедился лишний раз в этом. Его вербует посреди белого дня какой-то бандит. Нет, он позвоню, и сын станется дома. И сам сын даже будет здесь не причем. Его совесть будет чиста.
Но кто-то, же должен? И его Игорь, и эти парни, которые поедут туда с ним, и есть те самые «кто-то, кто должен». Должен, какое страшное слово для тех, кто знает ему цену. И они будут исполнять этот посрамленный другими оплеванный долг перед нищей Родиной, ставший просто красным словечком для большинства, такой фигурой речи, шаблоном, но по-прежнему для своего исполнения требующий не какой-то там покрашенной акварелью розовой водички, а самой что, ни на есть настоящей крови, которую проливают люди. Как все странно, какое разделение людей, общества, государства!
Но он, почему-то так и не позвонил. То ли дела закрутили в хороводе, то ли просто не смог снова преодолеть самого себя. Какое-то внутренне чувство гордости за сына остановило его, и он принял все происходящее таким каким, как оно есть. Бог сам расставит на свои места, - и бог расставил.
2
Жена давно стала чужой, неприступной Ледяной королевой, такой далекой и нежеланной. И все так стало у них с тех пор, как сын отверг ее уговоры и сознательно пошел по пути своего отца, выбрав вместо престижного московского вуза - военное училище. На выбор Игоря оказал влияние его прадед, дед Владимира - генерал-майор советской армии, погибший в годы Великой Отечественной войны. Человек не простой, но яркой судьбы, похожей на вспышку падающей с неба звезды.
Уже в шестнадцать лет он солдатом штурмовал Зимний, участвовал в Гражданской войне. В двадцать лет командовал полком, блестяще закончил академию имени Фрунзе, потом с отличием курсы офицеров Генерального штаба.
В 1936 году по указанию начальника Генерального штаба, где тогда он служил, дед подготовил доклад, высшему военному руководству, обосновывающий идеи массированного применения подвижных моторизованных сил для глубокого прорыва обороны, быстрого продвижения в тыл противника, перехвата его коммуникаций, окружения и полного разгрома врага. Доклад соответствовал разрабатываемой тогда идее глубокой операции видных советских военных теоретиков. Он бесстрашно вступил в спор с самим маршалом Тухачевским, занимавшим высокий пост заместителя наркома обороны. На вопрос где же в его докладе такие факторы успеха в войне как классовая борьба и подвиг, дед с присущей ему прямотой заявил, что классовая борьба не будет являться решающим фактором будущей войны. Как было уже доказано в ходе, того же Польского похода Красной армии в которую одинаково метко стреляли, и польские паны, и представители угнетенных классов, вместо того чтобы встречать ее пирогами. А подвиг он считает, как правило, следствием полководческих ошибок, война должна строиться не на подвиге, а на точном расчете штаба и военоначальника, и систематической подготовке войск. За подвигом, как правило, кроется либо чудовищная необходимость жертвы в силу объективных обстоятельств, либо чьи-то просчеты, а в худшем случае халатность. На войну нужно смотреть скорее не как на подвиг, а как на коллективную работу продукт труда сложного механизма включающего в себя всех от солдат до генералов. Это вызвало гнев маршала, но живое одобрение со стороны руководства страны.
Перед войной дед командовал стрелковым корпусом в Белоруссии. Жернова войны закрутились, набирая свои обороты, и затянули его, как и миллионы советских людей в беспощадную кровавую мясорубку. На Западном фронте в августе 1941 года генерал-майор Петр Кузьмич Родионов успешно командовал контрнаступлением своего корпуса, прорвавшего немецкую оборону. А когда вырвавшийся вперед
