Минойцы и их верования

нескольких связанных между собой [происхождением], но в целом развивавшихся вполне самостоятельно археологических культур. Важнейшими из них принято считать, если идти в направлении с востока на запад, западноанатолийскую культуру Трои - Гис¬сарлыка; далее - стоящую несколько особняком, хотя и связанную с троянской культуру островов северо-восточной части Эгейского бассейна (Лемноса, Лесбоса и Хиоса), кик¬ладскую культуру, распространенную в островной зоне центральной части того же бас¬сейна, раннеэлладскую [догреческую] культуру материковой Греции и, наконец, ранне-минойскую культуру Крита".
Как принято полагать (см. "Земля Ханаанейская"), период культуры «керамический не¬олит» (6000-4300 гг. до н.э.) в Ханаане был ознаменован притоком в страну мощных волн новых мигрантов с Анатолийского плато, которых специалисты классифици¬руют как этос, относящийся к анатолийскому/арменоид¬ному типу (т.е. прахатто-хурриты). При этом не исключено (принимая во внимание и синхронность), что с этими волнами не только в Ханаан, но и на Крит мигрировал один и тот же этнос, ибо раннезем-ледельческие минойская и ханаанская (протоханааней¬ская) культуры об¬ладают рядом общих черт (С.X. Гордон «Forgotten Scripts: Evidence for the Minoan Language»). Так,  ещё Диодор (I в. до н.э.) указывал на явное сходство между критской религией и ханаанскими "религиями мистерий". В частности, и минойцы, и ханаанеи (и египтяне - ибо "Египет - брат Ханаана") практиковали обряд обрезания ("Исход евреев из Египта"). Египтяне же, как известно, называли "кефт(и)у" жителей Крита и изображали их бородатыми и красноко¬жими, подобно финикийцам. Так, библские сосуды (из тёмной глины), покрытые нарез¬ным орнаментом в виде усеянных пунктиром лент и треугольников (наиболее широко представленные на территории между Библом и Угаритом), «поразительно похожи на узоры, украшающие кносскую неолитическую керамику Крита» (Г. Чайлд. 1956).
В мифах Угарита повествуется, что протоханаанейско-анатолийский бог-отец, муд-рый и умелый Кусар-ва-Хусас, обычно живёт и трудится на островах Крита (Кефтару), на некой горе (по всей вероятности, неолитическое население Крита, мигранты, при-несли с собой про¬образ и этого анатолийского бога-демиурга). Согласно "Финикийской исто¬рии" и аморей¬ско-ханаа¬нейский бог земных недр (преисподней), владыка мёртвых Муту, сын Илу, оби¬тает на Крите: так, собираясь в очередной раз сразиться с богом Балу (Баал-Цафоном), "Кефтару (Крит) покинув... набросился Муту на Балу" (А.И. Немировский "Мифы и ле¬генды Древнего Востока". 1994).
В свою очередь и древнегреческая мифология также отчетливо высвечивает генети-ческую связь минойцев с ханаанеями. Так, царь Минос - сын похищенной Зевсом Европы (дочери финикийского царя Агенора), рождённый на Крите и усыновлённый критским царём Астерием, женившимся на Европе (заметим, что "Астер(ий)" - "Астар", - имя об¬щесемит. бога (мужское проявление Астарты, ипостась расщеплённого (Астар-Астарта) Двуединого божества)). Европа же в Сидоне (Ханаан) ассоциировалась («не отличалась» ("Мифы народов мира. Энциклопедия". 1998)) с Великой общесемит. богиней Астартой: её (Европы) образ соотносился с небом, землёй (у скотоводов-номадов) и подземным миром; богиня Ев¬ропа была наделена и функциями плодородия, связанными с растительным и животным миром (видимо, какие-то из своих эпифаний Европа сохранила и на Крите).
При раскопках пластов вулканического пепла на архипелаге Санторини (на острове Тира) был открыт город Акротири, - поселение (XVI в. до н.э.) с двух- и трехэтажными домами (типичными для Финикии), украшенными фресками, сходными с настенной жи-вописью минойских дворцов. Если, приняв во внимание тот факт, что островной фини-кийский (аморейский) Тир был основан ок. 2800 г. до н.э. (позднее Палеотира (города бога Усоя), который был заложен на материке), судить по названию этого критского го-рода («Акро(с)-Тир-и»; где «ákros», греч. - «крайний, окраинный»), то можно вполне ус-матривать влияние финикийцев: город Акротири основан мореплавателями и предприим¬чивыми торговцами из ханаанского Тира, уже в III тыс. до н.э. интенсивно осваивавшими острова Критского архипелага, издревле заселённые кровнородственным протоханаанеям этносом, давшими и название острову "Thira" архипелага (хан. «Тира, Цор», в значении - «утёс, скала»). Показательно, что царь богов Ханаана Илу (Эл), в ознаменование победы Муту над богом Балу (умирающий и воскресающий бог плодородия), приказывает воз¬дать почести сыну: "В честь твою он (Хусар) вознесёт дыма столбы", - разбудит вулкан на Тире (т.е. анатолийский Кусар-ва-Хусас предшествовал Посейдону как "колебателю земли" на Крите (либо позднее эти боги были слиты под одним наименованием)). Не исключено, что демиург Кусар-ва-Хусас в какой-то период считался паредросом "Владычицы"
Как известно, минойцы, а затем и ахейцы Крита (как и этруски) постоянно  поддер-живали оживлённые контакты с финикийцами (так, ахейские торговцы даже жили в Уга-рите). Несомненно, что ханаанейские колонисты занесли на Крит и свою Великую бо-гиню (главное божество протоханаанеев) - Анат (почитавшуюся, например, и в верхней Месопота¬мии, в городе Мари; а также у армян - как «Anait» (заметим, что слово "Ан-ат" означает "небо" в жен. роде)), которая, несомненно, должна была идентифицироваться ахейцами (если это не произошло ранее у минойцев) с критской «Владычицей» (как Анат-Астарта с этрусской Уни). Отметим, что Великая богиня Анат (будучи отождествлена с Афиной и "Владычицей" (а также, как представляется, и с хатт. Вурусемой)), считалась повелительницей Аттики.
Как уже отмечалось, праарии появились на острове Крит примерно в сер. II тыс. до н.э., а до той поры проявления влияния патриархальной культуры скотоводов-номадов на мировоззрение и образ жизни минойцев, по-видимому, не было (не выявляется). У консервативных миной¬цев традиционно соблюдались и сохранялись древнейшие воззрения эпохи раннеземледельческой куль¬туры (культово-мифологические представления о миропорядке, занесенные из Анатолии в конце VII тыс. до н.э.). И на Крите всё еще остава¬лись "непоколеблен¬ными" основные устои типично матриархального менталитета и ориентированной на него системы духовных ценностей. В этом плане остров являлся в Ойкумене, что называется, оазисом (по М. Гимбутас - «оазис» матристичной культуры). В свою очередь, Б.Л. Богаев¬ский ("Мужское  божество  на Крите". 1930)» квалифицировал зрелое минойское обще¬ство (постнеолит) как образец "позднего (третичного) матриархата". Проф. Ю.В. Андреев же писал: "Обращаясь к религии минойского Крита, мы в ней находим мощный пласт глубоко архаичных верований и обрядов, несущих на себе ясно выраженную печать пер¬вобытного синкретизма.
Так, уже Артур Эванс, изучая открытые им произведения критского искусства, при-шел к выводу (основывался на изображениях т.н. "придворных дам" на миниатюрных фресках из Кносского дворца), что женщины занимали в минойском обществе "особое, можно сказать, привилегированное положение". И это, несомненно ("Земля Ханаанейская"), обусловлено тем, что поскольку в производящем хозяйстве острова земледелие не утрачивало своей ведущей роли, то и соци¬альный статус женщины в минойском теократическом обществе долгое время (со времён иммиграции на остров анатолийцев-земледельцев и до прихода ариев-греков) традиционно продолжал находиться на весьма высоком уровне.
Вместе с тем, существует мнение и о том, что такое положение именно критской женщины (матриархальный уклад общества) связано с тем, что критянки каким-то образом сумели повысить свой социальный статус до уровня "уже достаточно ясно определившейся в своих основных «параметрах» госу¬дарственности" (заметим, что, в частности, в царстве хеттов, всесторонне ассимилировавшихся с хатти, царица имела свою государственную печать). Так, проф. Ю.В. Андреев ("От Евразии к Европе. Крит и эгейский мир... (III - нач. I тыс. до н.э.". 2002), как и неко¬торые иные историки-антиковеды слегка обескураженный столь длительным засильем доминирования женской воли на Крите, пишет так: "На  самом (минойском) Крите основные устои типично матриар¬хального менталитета и ориентированной на него системы духовных ценностей в это время еще оставались непоколебленными, и женщины продолжали диктовать свои за¬коны мастерам, работавшим в различных жанрах изобразительного и прикладного искус¬ства. Поэтому сюжеты [отражающие бытиё мужчин], так или иначе связанные с войной и охотой, не поощрялись [богинями войны издревле были преимущественно женские боже¬ства (к примеру, шум.-акк. Иштар, хур. Шавушка), а война и охота считались деяниями одного порядка (убийство)], поскольку они давали выход агрессивным  инстинктам муж¬чин и их природному садизму [заметим, что подобные инстинкты в равной мере присущи и "женскому" полу, - см. описание кровавых вакханалий, учинённых Хатхор, Анат или Кали]. Очевидно (??), женщины, как главные блюстительницы общественной морали, вполне резонно расценивали их (война и охота) как весьма действенное средство муж¬ского самоутверждения и оправдание претензий «сильного пола» на лидерство в жизни социума [заметим, что матриархат получил статус формации, как богоданной, ниспос¬ланной свыше (как отражение "порядка" на небесах)] и именно по этой причине постара¬лись если не искоренить их совершенно, то хотя бы оттеснить на самую отдаленную пе¬риферию его творческой активности. Таким образом, из минойского искусства... были изъяты [в нём отсутствовали] две чрезвычайно важные, тесно переплетающиеся между собой темы: тема имманентной трагичности бытия и тема героического противоборства человека с враждебными силами мирового хаоса [как и у древних шумеров, египтян или хатти], т.е., по крайней мере, два «краеугольных камня» из тех, которые будут позже по¬ложены в основание классической греческой [патриархальной в своей основе] культуры".
Очевидно, что поскольку верховным божеством Крита считалась "Владычица", то и доминирование женщин (ибо богиню-мать обслуживали только жрицы) "в сфере культовой практики... ясно различимо [проявилось] в критском  искусстве" (к примеру, "придворные  дамы" и дамы в "почётной ложе" на фресках из  Кносского дворца (Ю.В. Андреев "От Евразии к Европе. Крит и эгейский мир... (III - нач. I тыс. до н.э.)". 2002).
Как явствует из фресок «морской фриз» из Акротири (Н. Маринатос), минойские жен¬щины даже руко¬водили на морских празднествах (связанных с культом Посейдона). Поль¬зовались женщины и колесницами («Дамы» на колеснице. Фреска нз Тиринфа. XIII в. до н.э.). Подмечено (Ю.В. Андреев "Минойский матриархат". 1992), что на многочисленных сценах ритуального характера, запечатленных в критской фресковой живописи и в глип¬тике, женщины (и жрицы, и богиня), как правило, ведут себя намного более энергично (деятельно), чем присутствующие мужские персонажи (при этом на долю последних обычно доста¬ются лишь второразрядные, служебные функции).
Как известно, отправление на горах и "высотах" культа Великой богини (а