сильно ссутулившись, наклоняться к терминалу.
– Добрый вечер, Вы как всегда последний, – простой, слегка смущенной улыбкой поздоровалась она, неодобрительно оглядев его поднос.
– Добрый вечер, – Антон улыбнулся ей в ответ, ловя на себе легкие искорки ее заинтересованного взгляда, брошенного вскользь по нему большими черными глазами, под стать длинным толстым волосам, распирающим своим объемом стандартный поварской колпак. – Работаем, Вы, между прочим, тоже припозднились.
– Ну, я, – усмехнулась она и вытащила из невидимой взглядом полки снизу тарелочку с двумя пирожками, поставив его на поднос. – У меня работа такая.
– Большое спасибо, – Антон прямо посмотрел ей в глаза, ему нравился этот рабочий флирт. Ненесущий в себе ничего в итоге, но приятно щекотавший нервы. – Вы меня откормить решили?
– Я знала, что вы придете поздно. А некоторым следовало бы и поменьше лопать, – она суетливо стала копаться в терминале, а на ее щеках ярким пятном на белоснежной коже выступил откровенный румянец. – Приятного аппетита, и приходите пораньше, сегодня оленину завезли, надо нормально питаться, не одними же салатами.
– Я постараюсь выполнить ваш наказ, – Антон взял поднос и пошел на свое место. Прямо под телевизором. Он как всегда сел к нему спиной, чтобы не видеть происходящего на экране.
Девушка за кассой ушла, выключив над пустыми прилавками свет. Последние посетители устало несли подносы с грязной посудой к мойке. Через несколько минут он остался один в большой столовой, окруженный пустыми белыми столами, над которыми висела неестественная чувствительность песен женоподобных гладеньких мальчиков с экрана. Кто-то заботливо выключил над ним телевизор, и Антон облегченно вздохнул.
Вот уже больше года, пятую вахту, он вяло флиртовал с мастером по столовой, он не знал ее должности и определил ее так, наподобие структуры его подразделения. Он даже не знал ее имени, хотя она знала точно, каждый раз получая на терминале его полное имя и индивидуальный номер при валидации личной карточки. Пора было уже на что-то решаться, убеждал он каждый день себя, но раздувающаяся не к месту рефлексия по сбежавшей жене, появляющаяся всегда к вечеру, рубила на корню все его попытки и желания.
– Антон, вот ты где! – вбежал в столовую высокий худощавый парень с всклокоченными волосами. Он был чуть выше Антона, но когда они стояли рядом казался очень высоким, по сравнению с широкоплечим Антоном. – Я уже к тебе забегал, Никитич сказал, что ты еще не приходил.
– Я на последнем рейсе вернулся. Чего искал то?
– Да как чего? – возмутился парень. – Ты что, новостей вообще не читаешь?
– Нет, вроде просматриваю газету, а что случилось то, Дим?
– Через две недели к нам приезжают команда со старого месторождения, нам нужен ты, без такого подающего, мы не выиграем! – воскликнул он. – Так что ты бросай свою работу, я уже договорился с главным энергетиком, после обеда должен идти на тренировки, мы должны победить, сам понимаешь!
– Да, честь завода на кону, – усмехнулся Антон, слегка презиравший это постоянное соперничество между месторождениями, возведенное в ранг принципиального противостояния, но перспектива тренировок его обрадовала. – Конечно же, я согласен, но не знаю, старый я уже.
– Да ладно тебе причитать! Нашел тут молодых! Я всего на пять лет моложе тебя, а удар твой валит с ног даже этих лосей! Помнишь, летний матч?
– Да, нехорошо тогда получилось.
-– Хорошо, просто отлично получилось! Как ты разыгрывающему в лоб подачей засвистел, а? Жалко записи нет.
– Ладно, я тебя понял, Дим, - Антон поднялся и отнес поднос в окошко мойки.
– Во сколько завтра?
– В два часа начинаем, так что после обеда на первом же рейсе к нам, ага?
– Договорились! – он крепко пожал горячую руку Димы, и они, продолжая обсуждать будущую стратегию игры, направились по длинным коридорам мимо библиотеки и спортивного зала в жилые отсеки.
На перекрестке рядом с маленьким киоском они распрощались, и Дима пошел по перпендикулярному коридору в свой корпус. Дима работал на буровой, они познакомились первый раз три года назад, когда набирался первый состав волейбольной команды. Диму приняли в команду сразу, так как он был мастером спорта, а вот Антон прошел все круги отбора, поражая назначенного тренера своей сногшибательной подачей, правда в розыгрыше Антон сильно уступал другим, подчас отдавал слишком сильные или неточные пасы.
В киоске Антон взял пару плиток горького шоколада, который, по мнению смурной девушки продавца, брал только он, и пошел к себе в комнату. Никитич, слесарь высшего разряда предпенсионного возраста, как всегда смотрел бесконечные дебаты политологов на телевизоре, покачивая сильно поседевшей головой и цокая языком. По статусу Антона должны были перевести в инженерный отсек, но он не хотел переезжать, не желая жить рядом со старшими мастерами, погрязшими в обсуждениях планов своего развития и карьерного роста. Антону было гораздо приятнее жить с Никитичем, житейская мудрость которого стоила многих десятков высших образований, отмеченных на корочках инженеров.
– Добрый вечер, Степан Никитич! – поздоровался Антон, отрывая Никитича от просмотра.
– О, привет Антон. Опять ты поздно, это к добру не приведет,– осуждающе цокнул языком Никитич. – Работа тебе не поможет избавиться от хандры, поверь мне.
– Просто много работы, – пожал плечами Антон.
– Ее и много потому, что ты ее себе сам создаешь. Никитич посмотрел на него слезящимися от телевизора глазами. – Тебя Димка нашел?
– Да, мы поговорили. Берут в команду.
– Вот, отвлечешься. Я надеюсь, ты не отказался?
– Нет, я же не совсем дурак.
– А мне иногда кажется, что совсем. Из дома пишут?
– Да, дочки набросали сообщений, каждая свое, личное. Совсем большие стали.
– Да, дети растут неожиданно. Чего пишут?
– Их на экскурсию в соседний город возили, у каждой свои впечатления, кардинально противоположные. Старшей не понравилось, а вот младшая в восторге.
– А старшая это Маша или Женя?
– Старшая Женя, строгая такая, приказывает уже.
– А что приказывает?
– Говорит, чтобы нашел им новую маму, чтобы вернулся уже с вариантами.
– Вариантами, ты смотри, и правда взрослая уже. Ай-яй-яй. Ну а ты что?
– Какие в тундре варианты? Лемминги?
– Сам ты лемминг! Столько красивых барышень вокруг, я вот начинаю сомневаться, ты часом может не мужик?
– Мужик, мужик, не беспокойся, – расхохотался Антон. – Ладно, я пошел мыться.
– Ты давай, думай, как наказ дочери выполнить, а то они с тебя не слезут.
– Знаю, буду думать. Теща мне тоже самое говорит, не верит, что Олеся вернется.
– Она не вернется, забудь про нее. Раз уж теща, да какая она тебе теща, она для тебя уже мама, золотая женщина, только на земле русской такие могут родиться.
– Да, теща у меня золотая, – улыбнулся Антон. – Ты прав, она мне уже как мама, как мама.
Он в задумчивости разделся и пошел в душ. Мылся он долго, меняя воду с ожигающей до ледяной, представляя в голове назидательный тон Жени, отчитывающий его за невыполнение наказа, и большие яркие серо-голубые глаза Маши, любящей душить его в своих объятьях.
Спортивный азарт, особенно у руководства, способен сдвинуть даже самые неприступные горы. На участок Антона неожиданно нашлись резервы в лице двух слесарей на дневную смену и маленькой юркой девчонки с огромными синими глазами из общего отдела. Присланного инженера Никифорова Антон быстро отправил обратно, несколько дней подряд переделывая за ним работу.
Слесаря теперь подолгу зависали в его кабинете, надиктовывая свои каракули в отчетах маленькой Оле из общего отдела, покорившей их своим заразительным смехом и неподдельным, по-детски наивным, удивлением, когда они рассказывали ей о тягостях работы настоящих мужиков.
Антон первую половину дня пропадал на объектах, по ходу составляя план на следующие смены, а Оля, приходя после обеда, быстренько решала все вопросы со списаниями и вносила данные в базу. На вторую неделю тренировок им вместе удалось расчистить все накопившиеся завалы, главный энергетик уже вел переговоры о переводе Оли к ним на постоянную работу, видя, как все вокруг подтягивались под влиянием чар молодой девушки.
Движение и нагрузка – вот главные компоненты успеха. Не задерживаясь на одном месте подолгу, Антон почти полностью освободился от навязчивой хандры, довлеющей над ним уже долгих два года. Как прав был Никитич, он действительно создавал себе слишком много ненужной работы, пытаясь мнимой занятостью заместить пустоту в душе.
Тренер, невысокий армянин с карикатурно большим носом, которого все называли Аресеном. Изматывал всех так, что члены команды после ужина буквально падали на кровати и тут же засыпали. Тренировки шли в усиленном режиме, иногда казалось, что сам тренер двигается на площадке больше спортсменов, отыгрывая своим зычным голосом каждую подачу, каждый розыгрыш.
На вторую неделю тренировок Антон заметил, что на кассе в столовой уже сидел белобрысый парень, постоянно зависающий в своем телефоне. Тогда у Антона екнуло сердце от мысли, что он так и не поговорил с милым мастером по столовой, а она, скорее всего, уже ушла в отпуск. Эти мысли тут же сказались на его игре, подача стала жестче и менее точной. Арсен тогда отвел его в сторону и, с сильным акцентом, который появлялся у него, когда он был в возбужденном состоянии, заставил его «выбить дурь из себя», оставляя после тренировки его еще полчаса пробивать стену зала с тридцати метров удвоенной подачей. К концу тренировки Антон еле-еле добрел до комнаты, но с абсолютно чистой головой.
Ко дню матча накал страстей достиг своего апогея, ни у кого не было и тени сомнения, что возможно было бы проиграть на своей земле. Спортивный зал был заполнен до отказа, для гостей выделили отдельный сектор, подальше от разгоряченных болельщиков. Для всех работающих смен была организована радиотрансляция, вещавшая по линии экстренных оповещений.
И вот матч начался. Сложная, тягучая борьба с долгими розыгрышами, каждая команда буквально выгрызало заветное очко для себя, не уступая противнику. Комментатор захлебывался в эмоциях, искусно передавая напряжение игры через узкий канал экстренной связи. В час игры были приостановлены все работы, все слушали молча, ожидая окончания розыгрыша, взрываясь победными воплями, когда родная команда выбивала соперника с поля. Комментатор старался вести радиорепортаж максимально объективно, не выдавая своих пристрастий к одной из команд, но все равно каждое набранное победное очко выдавало его чувства.
Антон был полностью погружен в игру, он не видел ничего, кроме площадки и мяча. Он даже толком не рассмотрел своих соперников, настолько все его внимание было поглощено игрой. Его подачи доставляли сопернику сильные неудобства, заставляя разыгрывающих свечой запускать мяч при приеме к потолку и падать на площадку, и только растущий азарт не позволял Антону максимально точно использовать свои пушечные подачи, отправляя мяч далеко за пределы площадки.
Бешенный стук крови в ушах, окрики Арсена, мечущегося по бровке площадки – все растворялось в дыхании зала, полностью отдавшегося азарту игры, казалось, что он сам становился единым
