Для любопытных глаз строение выглядело обычным пустырём, что приводило к разным, иногда забавным, казусам. Сначала администрацией района долго разыскивались владельцы пустоши, которую хотели выкупить, чтобы построить там гостиницу. Потом, когда хозяев не нашли, была сделана попытка проверить проплешину на соответствие планам, ибо мэр Бретценхайма всё ещё лелеял надежду на заселение необитаемого места парой сотен приносящих доход приезжих.
Но каждый раз, когда исследователи пытались пройти вглубь простирающегося на триста метров пространства, они натыкались на твёрдую преграду, на ощупь похожую на дверь, окно или стену. Наиболее суеверные вскоре зареклись даже появляться на «проклятой» земле, и, в конце концов, законопослушные и мистически настроенные горожане оставили измученное жилище в покое.
Виттельсбах не узнал бы этот дом. В ту страшную ночь, когда он спас Эмму ценой жизни брата, девочку доставили сюда другие. Но Теодорих хорошо знал, как выглядит приветливое здание. Со Шнайдерами он познакомился у родственников по матери – Арнольда и Ольги Рогге, которых, не встречая возражений со стороны опекуна, время от времени навещал. У дяди с тётей росли двое детей – Хельмут и Ирма. Мальчики были ровесниками, а Ирма моложе обоих на шесть лет. И сейчас все четверо отмечали день рождения Эммы.
Несомненно, стоит потратить несколько слов, чтобы описать, как выглядит девочка, вырванная Конрадом из лап смерти. Губы бантиком и вздёрнутый нос придают её лицу детски-наивное выражение, одевается темноволосая и сероглазая Эмма в какие-то жуткие, на взгляд Теодориха, лохмотья, а волосы она закручивает в дреды. Но за этим пёстрым фасадом скрываются мощнейший интеллект, острый ум, наблюдательность и огромная сила волшебницы. Эмма пользуется всеми видами изобретений человеческого разума, она самостоятельно освоила компьютер и без проблем выходит в мировую паутину, а в голове у неё столько информации о магах и людях, что любой учёный позавидовал бы такой эрудиции.
Черноволосый, долговязый и худой Хельмут, в отличие от подруги, едва одолевает азы магического образования. Если в голубых глазах его порой и светится мысль, то недолго. Обычное наивное их выражение придаёт лицу мальчика с несколько размытыми чертами глуповатый вид.
В этот момент старший Рогге дразнил сестрёнку, а та плакала и дерзила брату. Эмма хихикала над ней вместе с Хельмутом, но Теодориху не нравилось, как друзья обращаются с ребёнком, и он пытался успокоить обе стороны. Ребята поддразнивали и приятеля, обещая парочке скорую свадьбу, но тот оставался серьёзен.
В конце концов, Тео резко сказал, что не одобряет такое отношение к девочке и немедленно заберёт её и уйдёт, если насмешки не прекратятся. После этого заявления товарищи притихли, Ирма забралась к защитнику на колени, а тётя Урсула внесла в комнату огромный торт. Женщина никогда не создавала еду из молекул воздуха, а готовила своими руками, что делало пищу особенно вкусной. Заждавшиеся дети, даже сдержанный Теодорих, жадно набросились на лакомство.
– Эмма, не облизывай руки, – одёрнул мальчик подругу, – это неприлично.
Сам он аккуратно отламывал ложкой небольшие кусочки и клал в рот.
– Так вкуснее, – отозвалась та, обсасывая пальцы, – быстрее и… больше достанется.
Договаривая, она засунула за щеку ещё один огромный кусок с кремом.
– Беба́ фами даянами…
– Что? – не понял подросток.
Прожевав и снова облизав ладони, девчонка повторила:
– Беда, говорю, с вами дворянами и аристократами. Там не сиди, так не ешь, то не носи…
Хельмут рассердился:
– Бестолочь ты, Эмма! Причём тут дворяне? Это общепринятые правила. На тебя смотреть противно.
– И не смотри, – хладнокровно парировала она, – подумаешь, очень нужно.
Теодорих, с минуту понаблюдав за препирающимися друзьями, сообщил девочке:
– Иногда мне хочется дать тебе подзатыльник, как маленькому ребёнку. За непослушание.
– Только попробуй! – окрысилась та.
– Не стану, – вздохнул мальчик. – На женщину я руки не подниму.
– Ну, и правильно, – засмеялась строптивица. – Пошли танцевать.
Но ребята так набили себе животы, что почувствовали себя сонными мухами. Подёргавшись под музыку в одиночку, девочка рассерженно сказала:
– Да ну вас, прямо старички какие-то!
И, сев рядом с мальчиками, завела разговор.
Эмма рассказывала о знакомых ей одногодках из человеческого мира, сравнивая два общества и радуясь, что им – магам не приходится ходить в школы, как людям, и они углублённо изучают лишь то, что может пригодиться в жизни. Постепенно ребята перешли к тонкостям образования магического.
– Вот скажите мне, – спросила Эмма, – к чему нам эта латынь?
– Как к чему? – растерялся Хельмут. – Для заклинаний.
– Ерунда! – сердито отрезала Эмма. – Смотрите-ка.
Она развела ладони и, направив их на стол, произнесла:
– Brot mit Wurst!
Brot mit Wurst (нем.) – хлеб с колбасой.
На столешнице появились бутерброды без тарелки.
– Оп, не учла, – засмеялась девчонка.
Хельмут стоял, разинув рот.
– Но ведь это немецкий, – промямлил он.
– Ну, да, – отозвалась подруга. – Вот и скажите, зачем учить латынь, если можно колдовать, используя родной язык?
Теодорих спокойно ответил:
– Я давно знаю, что заклинать можно и на немецком, но латынь нужна, чтобы творить магию в мировом масштабе. Думаю, ты догадываешься, что на земном шаре, помимо Германии, есть и другие страны.
Брюнет хихикнул.
– Нечего скалиться! – напустилась на него Эмма. – А как вам вот это?
Прижав руки к бокам, девочка молча уставилась на бутерброды, а те взлетели вверх и шлёпнулись на появившееся под ними блюдо, раскидав колбасу по столу.
– Вот так штука!
Теодорих с любопытством посмотрел на подругу.
– Как ты это сделала?
– Очень просто, дружок. Представила все действия поочерёдно – одно за другим.
Мальчик сосредоточил взгляд на кровати в дальнем углу. В воздух взмыла подушка и, пролетев через комнату, врезалась Хельмуту в живот.
– Ой-ёй! – завопил тот.
– Не притворяйся, – буркнула девочка, восхищённо взглянув на Теодориха. – А ты молодец, сразу справился! Мне пришлось тренироваться гораздо дольше.
Подросток довольно улыбнулся.
– Пожалуй, покажу это опекуну.
И добавил негромко:
– Может, мне удастся заслужить его похвалу.
Эмма скривилась.
– Твой опекун типичный аристократишка-консерватор. Такие никогда не придумывают ничего нового, мало того, запрещают любые эксперименты.
– Не говори так, ты его совсем не знаешь, – по-прежнему не повышая голоса, произнёс мальчик. – И, кстати, вспомни, если бы не он, тебя давно не было бы в живых.
От тёти Урсулы он слышал, что именно Виттельсбах спас когда-то подругу, а позже узнал, какую цену тот заплатил. Хотя племянница выжила лишь благодаря Конраду, тётушка не слишком хорошо отзывалась о братоубийце, что заставляло Теодориха мучиться сомнениями.
Его слова не смутили девочку, и она продолжила развивать свою мысль:
– По вине таких, как он, магический мир не может сдвинуться с мёртвой точки из-за старых методов и дурацких предрассудков. Вот скажи, твой… э-э… герр опекун злой человек?
– Нет.
– Так какого же шута он с рождения принадлежит «Серви ноктис»? Он же не виноват, что предки его были тёмными?
– Но, Эмма, ты не понимаешь, всё гораздо сложнее! – воскликнул Теодорих. – Тёмными не рождаются, ими становятся.
– Как?
– Отняв жизнь у живого существа.
– Бред, бред, бред! – закричала девчонка, топнув ногой. – Если я прихлопну муху, лезущую в мою еду, я же не превращусь в злодейку?
– Перестань кричать! Муха – паразит. Её смерть не разрушит твою душу. Под живым существом я подразумевал человека.
В комнате повисла тишина. Даже Эмма закрыла рот.
– Ты хо-хочешь с-сказать, – неожиданно начал заикаться Хельмут, – что твой нас-наставник кого-то у-убил?
Теодорих развёл руками.
– Увы! На его совести смерть родного брата.
– А-а, – в ужасе застонал друг, – как же ты можешь уважать его после этого?
– «Око за око» – таков закон нашего мира, – отстранённо произнёс подросток. – Карл Виттельсбах погубил родителей Эммы и умер от руки их защитника и мстителя.
В голосе его звучала неуверенность, но девочка, подойдя, обняла Теодориха за шею, прижавшись щекой к щеке, и тот почувствовал, что лицо его стало мокрым. Эмма плакала.
– Я начинаю любить твоего опекуна, Тео, – всхлипывая, сказала она, – он – человек. А про запятнанную душу… ерунда всё это!
И мальчик почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Разговор затянулся надолго. Ребята спорили до хрипоты, а Хельмут хлопал глазами, с трудом понимая, о чём идёт речь.
Девочка продолжала утверждать, что их сообщество застыло в своём развитии. Она поддерживала негласный кодекс, не позволяющий магам развязать ядерную войну, но во всём остальном, по её мнению, волшебникам стоило изменить отношение к человеческому миру.
Взять хотя бы эти развалины – замки, как в них можно жить? Не лучше ли поселиться в уютном коттедже со всеми удобствами? Теодорих же утверждал, что крепости – это защитные артефакты, не зря над их стенами колдовали самые могущественные филии и сервиноктисы. Они непроницаемы ни для людей, ни для волшебников и ограждают своих хозяев от любых ударов извне. Он с горечью напомнил, что если бы его мать воспользовалась советом Конрада и укрылась в стенах Зоонэка или Либенштайна, то осталась бы жива.
Замок Зоонэк находится недалеко от городка-коммуны Трехтингсхаузен на среднем Рейне.
Эмма не нашла возражений и заговорила о другом. На сей раз темой стало близкородственное кровосмешение. Неугомонная провела исследование и выявила закономерности притока свежей крови в волшебный мир от немагического населения планеты. Если бы не это, уверяла она, маги давно вымерли бы или добрая половина страдала бы слабоумием. Теодорих со вниманием слушал девочку, рассказывающую им о теории наследственности. Рейнштайна всегда интересовало, чем обусловлена характерная, яркая внешность опекуна, и почему сам Тео так похож на своего отца.
Но, в конце концов, когда Хельмут, не обладающий научным складом ума, принялся откровенно зевать, а Ирма, свернувшись калачиком на кровати, задремала, друзья решили, что на сегодня с них достаточно. Попрощавшись с Эммой и её тётей, ребята субвертировали домой, причём Теодориху пришлось проводить Рогге, иначе те обязательно затерялись бы в пространстве.
У стен Фюрстенберга, как всегда, царила тишина. Теодорих поднялся по лестнице и вошёл в комнату. Опекун находился там, по обыкновению, сидя у камина. Он не заметил прихода воспитанника, а тот вглядывался в лицо мужчины, подмечая произошедшие с тем страшные изменения.
– Герр Виттельсбах! – наконец окликнул он Конрада.
С трудом сфокусировав взгляд на лице мальчика, маг кивнул и
