свободу дайте Луису Корвалану! ″
Невзлюбили сыны Ника бедолагу Золушка, всячески старались ему насолить и посмеяться над ним. Золушок, как–то поинтересовался у них по поводу домашнего досуга.
– Зачем в этом доме, какие–то развлечения, – ответили ему, – когда здесь уже есть ты!
– Посмотрите, какая у него тачка! – заходились они от хохота, – да ему не только за рулём, на горшке не усидеть!
Однажды Золушок в порыве гнева огрызнулся в адрес братьев.
– Будешь баловаться в угол забетонирую, – рявкнул на него Ник.
– Или мы тебя два раза подкинем и ни разу не поймаем, – изгалялись шкафчики.
И опять Золушок остался один, как дырочка в попе.
У Ника в доме жила кухарка с дочерью Фенькой. Мать готовила пищу, Фенька сервировала и обсуживала стол, делала уборку по дому. Фенька пышногрудая блондинка рано познала радость потери девственности, а насчёт интеллекта, она так себе, он весь у неё в теле. В недалёком прошлом она имела осиную талию, когда по восемь пачек пельменей в день не съедала, а сейчас по утрам её пупок сам присасывался к двери холодильника. Она измерялась уже не килограммами, а центнерами. Фенька худела по системе – сколько влезет, если бы она была верблюд, у неё третий горб на животе вырос. Ей было, чем гордиться, у неё первой в классе выросли титьки – девочка бахча, любимая в школе игра – зажимбол! Питалась она, как все, только вкусно и на ночь, имела кривые ноги и очень хорошо знала, какой груз ответственности на неё давил. На ластообразных ступнях красовались растоптанные башмачки цвета ″блошиной спинки″. Во время работы Фенька пела, как некормленая канарейка. При нервном срыве могла принести убойность – короче, к ней надо было привыкать, чтобы не спугнуть ни себя, ни настроение, а от вида её лица кисло даже молоко.
Золушок чтил солдатскую заповедь, хотя в армии служить ему не довелось: подальше от начальства, поближе к кухне. Он в первый же день обратил внимания на Феньку. ″Красота, это страшная сила! – подумал Золушок и свесил взгляд на её толстые ноги, которые виднелись по самые щёки в халатике чуть ниже зубов. Жизнь слишком коротка, чтобы лишать себя счастья, – сделал он вывод из своей жизненной практики″. Вот тогда–то и понял наш герой, что такое эрекция! Это чувство, которое начинается с глаз, потом переходит в мозг и твердеет между ног. ″С таким телом, как у меня выше ценишь чужие прелести, – затрепетал Золушок″. Такие чувства не могли держаться в нём, и он выплеснул их наружу! Влюблённость в его организме била через край! Выпив настой из травки борзянки и порошка смелости, добавив в причёску немного дерзости и почесавшись в самых нескромных местах, а также напутствие внутреннего голоса: ″Вперёд цветок помоев!″ – он приступил к действию.
После обеда зная, что Фенька в кухне одна, Золушок перешагнул порог пищеблока. Фенька смотрела на него своим тазобедренным суставом.
– Да, вот это зад, это закрома родины после переработки! – охнул Золушок.
Фенька выпрямилась, держа в руках половую тряпку, и глянула на него, как кинконг на молекулу.
– Ты достойна жития святых, – чуть слышно мяукнул Золушок, – я готов нюхать носом моего сердца благовонную почку розы ума вашего. Любовь, это всегда хорошая погода, если на дворе дождь или ветер, – он легонько хлопнул её по заднице, колебания пошли по всей кухне. Займите кусочек сахара до следующей недели, – простонал бедняга, от любви у него заплетались зубы.
Весь жизненный путь Золушка был тормозной и потому, он смотрелся застенчивым до невозможности. Фенька впучила ему глаза на место одной фразой: ″Какая трагедия, какой стриптиз чувств и не надо убивать меня взглядом!»
– Такую девушку лопатой не убьёшь, – от него не ускользнула нотка сарказма в её голосе.
– Ты что, в любви мне признаёшься?
– Да! – кивнуло головой влюблённое чадо.
– Ну, ты даёшь, я, чуть ежа против шерсти не родила, разве это признание, – равнодушно ухмыльнулась Фенька, – в твоём голосе нет страсти, жрать будешь? Я утром суп себе варила, немного осталось.
– Прямо, как–то неловко…
– Неловко ушами голову мыть.
Золушок обладал отменным нюхом, потому что у него был нос и сразу понял, что это не суп, а похлёбка из фекалий. Кто не влюблялся с первой минуты, не любил вообще, что поделаешь, если любовь возносит нас высоко! Золушок хлебал ускоренно, Фенька не успевала подливать. Нет, она, конечно, видела по телевизору, как налетает саранча, но такого!.. Ночью эта похлёбка одиноко бродила в его желудке. Немного пообщавшись, они поняли, что оказались родственными душами в отношении сынов Ника.
– Когда котлеты на плите подгорали, я коза, тварь, толстуха! – жаловалась Фенька. – Обещали мне кусочек жала вырвать. А однажды у них закончилось мыло, они сказали: «Да и чёрт с ним, сварим Феньку!» И этот Ник верблюд когтистый, тоже хорош! Его очко зашито так крепко, что он гадит через рот. Он и раньше нервным был, а, женился, вообще заслонка упала. Ник, когда разговаривает, кулаками машет, думает наверно, что так его окружающие лучше понимают. Это не разговор, а сплошной мат, я таких семиэтажных конструкций даже от зеков не слышала. В доме у него всё краденое и даже воздух, какой–то спёртый. Один раз я поставила на обеденный стол букет полевых цветов. Увидев их, он пошвыркал носом и прогундосил: «Зачем благоухать цветами, если не к обществу пчёл ты стремишься?!»
Для него самые красивые ноги те, которые в холодце, а Россия, самая читающая страна в туалете. Курица, вышедшая за забор, для него считается уже дикой дичью.
Золушок посмотрел в окно на высокий кирпичный забор поверху которого тянулась колючая проволока, он знал – она под током и хорошо видел, как по ней бегала искра в поисках своей жертвы.
– А жёнушка у него тоже хороша! – не унималась Фенька.
– Не смей плохо говорить о моей маме! – резко возразил Золушок, – она хорошая, она провизор.
– А что делает провизор? – спросила Фенька.
– Она лекарствами торгует, и сама их изготовляет.
– А я слышала, что провизор, тот человек, который измеряет дырки в задницах.
Золушок улыбнулся нагловатой улыбкой обесчещенного и поведал Феньке свой исторический факт.
Гордостью Ника в его доме считался объёмный вместительный зал. Большущий в полстены телевизор похожий на всевидящее око, немалых габаритов напольный персидский ковёр с мягким богатым ворсом, диван, не диван, а аэродром и резная стенка, из красного дерева ручной работы привезённая откуда–то из–за рубежа. В стенке находился пивной бар, который привлекал Золушка, как голодного кота кружок обезжиренной колбасы. В основном бар ломился от зарубежного пойла и Ник, иногда погружался на морское дно крепких напитков, напивался в стельку, дрался с зеркалом и ложился спать. Мать Золушка выражала недовольства пьяным выходкам Ника, и его карманы частенько хранили тепло её рук. Золушка привлекала початая бутылка Белого аиста, отечественного коньяка, всеми забытая, одиноко стоявшая в дальнем углу бара. Ночью, когда весь дом погружался в объятия Морфея, Золушок брал гранёный стакан, осторожно выходил из своей коморки и на цыпочках пробирался в зал. В доме стояла тишина, лишь только был слышен еле уловимый звук, будто кто–то старался не шуметь. С большой осторожностью, как сапёр обезвреживает мину, он открывал дверцу бара и доставал бутылку любимого напитка. Боясь спугнуть тишину, наливал в стакан грамм пятьдесят, одним махом проглатывал содержимое и тем же макаром возвращался к себе. Ложился на кровать и грезил.
Его заветная цель – казино, которое неустанно мечтал посетить и выиграть много денег! Он вкушал иллюзии, как охрана докладывала хозяину, что их удостоил визитом прекрасный богатый незнакомец. Хозяин спешил встретить его и проводить в игральные залы. Лёгкий шепоток изумления и восторга пробегал по устам присутствующих. В мягком свете хрустальных люстр взгляды были прикованы только к нему. Длинноногие полунагие красавицы подносили Золушку за счёт заведения шампанское и фрукты. Местные аристократы внимательно рассматривали его наряд, чтобы завтра заказать подобный, если им только это удастся. Золушок небрежно садился за рулеточный стол, делал ставки и выигрывал. Одно удовольствие смотреть, как он играл! К большому сожалению, мечта оставалась мечтой, а Золушок Золушком.
Выследили его братья шкафчики и решили проучить. Вечером они намешали в бутылку всякой химической дряни и поставили на место. Ночью Золушок сделал очередную вылазку. Налив в стакан привычную дозу, он залпом проглотил её, и на миг ему показалось, что он осеменитель, но вдруг его пестик упал ниже плинтуса и тотчас, произошло нечто вроде чуда! Со страшной силой, какая–то невидимая рука отбросила его от бара к дивану. В глазах засверкало, дыхание спёрло, по всему телу пробежала холодная волна ужаса, как будто он упал в болото полное пиявок. Ему показалось, он проглотил пьяного ёжика, который внутри исполнял, какой–то сатанинский танец. Потом ясно ощутил, будто получил смачную оплеуху от Ника за своё злодеяние. Голова, руки, ноги – всё оторвалось и полетело куда–то к чёрту, в пространство… ″Как здорово в полёте, когда всё летит и смеётся, но его не хотят слушать… как хорошо! – приговаривал про себя он, – как хорошо! Всё смеётся – и земля, и солнце, и вода!″ Минуть пять он лежал на ковре неподвижно, не дыша, потом встал на четвереньки, мотая головой, и спросил себя: «Где я?» Первое, что он ощутил, придя в себя, будто кто–то в него влез и там сдох. От мысли, что он отравлен, его бросило в холод и жар! ″Всё, я умираю! ″ – билась мысль в голове Золушка. Об этом свидетельствовали кроме вонючей отрыжки: жжение во рту, сполохи в глазах, звон колоколов в голове и невыносимые колики в желудке. Чувствуя приближение смерти, и не обманывая себя напрасными надеждами, он на четвереньках в раскачку вернулся в свою коморку и затаился на полу не в силах лечь на кровать. Слёзы бороздили его щёки, язык стал больше головы. С огромным трудом держась за спинку кровати, ему всё же удалось подняться на ноги. Не в силах стоять Золушок рухнул на своё ложе и опять, какая–то неведомая сила сорвала с постели, поставила на ноги и бросила на пол. Лёжа на самотканой дорожке Золушок увидел два табурета стоявших под сеткой его кровати. ″Отомщу! – сквозь слёзы скрепя зубами стонал Золушок, – отомщу! ″ Он хотел убить одного, потом другого, потом их обоих. Ему вспомнилось, как при помощи братьев, он погубил любимый комнатный цветок, унаследованный от бабушки. В почве цветка завелись маленькие мошки–долгоносики. Буквально за несколько дней они оккупировали половину дома Ника и облюбовали его нос. Ночью мошки делали массированные налёты на его ноздри, и что–то там искали. От неудержимого щекотания Ник просыпался со слезами на глазах и громко чихал. Его оглушительный чих, словно ружейные выстрелы, будили всех! Братья быстро сообразили, в чём тут дело и, намешав какой–то химической бурды ради шутки, предложили Золушку, как фирменное средство от паразитов. Золушок два раза полил любимца, а на третий день он завял. ″Бедные ростки, – сокрушался бедняга, неужели они больше не выпрямятся? – Ведь вот как бывает, оказывается, убить можно не только злобой,
