СНЫ КОМАНДОРА

ограничения в воде, изнывающих от жары и холода, тесноты и духоты, ежедневно рискующих жизнью на вахте и исполняя каждый час тяжелейшую работу.

23. МИМО МЫСА ГОРН К МАРКИЗОВЫМ ОСТРОВАМ

В феврале корабли находились в районе Огненной Земли. Погода резко ухудшилась, разыгрался жестокий шторм, холодный юго-восточный ветер рвал снасти, а тяжелые волны крушили надстройки на палубе. Промокшие до нитки люди неутомимо работали, невзирая ни на леденящий холод, ни на валивший с ног штормовой ветер. Только к вечеру 17 февраля начал успокаиваться разбушевавшийся океан и, наконец, корабли оставили за кормой опасный мыс Горн – самое гибельное место мирового океана, потратив несколько дней на опасный маршрут вокруг мыса.
Вскоре погода вновь резко ухудшилась. Крутая океанская волна затрудняла плавание шлюпов, а корабли попали в полосу густого тумана и потеряли друг друга из виду.
В первых числах апреля, более ходкая «Нева» подошла к острову Пасхи. Не найдя здесь «Надежды», Лисянский решил подождать её несколько дней, занявшись в это время описанием побережья острова. Не ограничившись изучением очертаний побережья и прибрежных глубин, он описал природу острова, быт и нравы его жителей.
У  острова Нука-Хива «Нева» встретилась с «Надеждой», которая пришла сюда за три дня до этого. Команды радовались несказáнно. Дали залп из пушек, кричали, размахивая руками, приветствуя друг друга,  скрещивали руки на груди, − обозначая крепкие объятия моряков с двух, теперь таких сроднившихся в походе, судов.
Это были первые острова, которые посетила экспедиция за пределами цивилизованного мира − настоящий рай для исследователей новых земель, натуралистов, собирающих интереснейшие материалы о природе и местных жителях.
Макар Ратманов отмечает в своих дневниковых записях, делясь впечатлением об островитянах:
«…мы в первый раз увидели голых, рослых статных мужчин и с большим искусством расписанных наподобие лат древних рыцарей. ...Оне удивлялись, что мы пугами (ружьями) их не убиваем, как прежде бывшие по нескольку истребляли».
За время пребывания у острова Нука-Хива Крузенштерн собрал интереснейшие географические этнографические сведения о Вашингтоновых островах, составляющих северную группу архипелага Маркизовых островов, и составил их карту.
Граф Фёдор Толстой продолжал всех удивлять своим поведением.
Стоянку на Нука-Хива, − острове, где почиталось каннибальство, неутомимый искатель приключений, рискуя собственной головой, провел с «пользою», память о которой оставил на всю оставшуюся жизнь.
Обнаружив, какие живописные татуировки украшают тела мужчин острова, граф, выкрал несколько топоров из запаса товаров и обменял их на татуировку, которая украсила спину и грудь молодца. Явившись на корабль в полуобнаженном виде, он, сотрясая одетым на голову замысловатым убором из перьев, размахивал прихваченным у туземцев копьем, изображая пляску на мотив местных жителей и демонстрируя своё живописное тело, расписанное вдоль и поперек сложными магическими знаками. Что они означали, граф объяснить не мог, а впоследствии с помощью француза Кабри, прожившего с туземцами три года, выяснилось, что многие знаки трактуются, мягко говоря, как мера наказания и клеймо за чрезвычайное неприличное любопытство.
Так моряки из России узнали, что и у грозных каннибалов острова присутствует тонкое чувство юмора.
Сам же граф Толстой не расстроился совершенно, полагая, что все равно никто ничего не понимает в этих знаках, а в сглаз он не верил. Он тут же придумал объяснение каждому элементу своей сложной татуировки. С его слов следовало, что теперь он защищен не только от пуль и клинков его врагов, но и от злых языков.
– Трепещите теперь, супостаты! − закончил представление своей расписной груди и спины граф под смех присутствующих.
Во время пребывания российских моряков на острове возникли многочисленные знакомства с дикарками, которые проявляли огромный интерес к ним, навязываясь на общение и завлекая истосковавшихся в плавании мужчин. Крузенштерн, понимая сложность ситуации и избегая осложнений, разрешил встречаться морякам с местными женщинами на кораблях, чтобы это не происходило тайно, а моряки не разбрелись по острову. В определенное время давалась команда, и снимался запрет на пребывание на корабле посторонних лиц, о чём извещала  корабельная пушка. После сигнала с корабля звучали призывы «Wahina e he!»[«Девушки, сюда!»] и вскоре на корабль приплывали вплавь несколько десятков женщин. Им помогали забраться на судно, выстраивали на палубе и каждый желающий член команды выбирал себе пару. Оставшиеся без пары женщины вынуждены были покинуть борт, несмотря на протесты и недвусмысленные жесты, настойчиво указывающие на своё «ика»[ika e – «неприличная вещь»].
Ночь на корабле проходила для многих без сна.
Утром, женщин выстраивали на палубе, пересчитывали и с подарками отправляли плыть к берегу. На полпути их уже поджидали мужчины племени на лодках, вылавливали жриц любви и тут же забирали дары.
Иногда разыгрывались очень забавные ситуации.
Прибыв как-то на берег на шлюпе, капитан Крузенштерн в сопровождении лейтенанта Германа Левенштерна, с которым был особо дружен и матросов-гребцов, стояли на берегу, советуясь как повести разговор с вождём о приобретении припасов. Внезапно в их круг решительно вошла местная женщина мало чем прикрытая в особо пикантных местах, села на песок и стала неотрывно смотреть на Крузенштерна снизу вверх, выбрав самого высокого и видного среди моряков.
Все примолкли.
Оглядев капитана основательно с ног до головы, дикарка недвусмысленно стала показывать на свою едва прикрытую «ика», явно приглашая насладиться прелестью её, но так как Крузенштерн не обращал внимания на призывы, резко встала, сверкнула глазами в сторону капитана и ушла, резко раскидывая ногами песок.
Все подумали: – Уф! Пронесло.
Но дама вскоре вернулась, вымазанная с ног до головы кокосовым маслом. Теперь-то она думала, что точно будет неотразима, и вновь взялась обольщать капитана, играя глазами, томно улыбаясь и выгибая своё тело тёмного шоколада, желаю одобрительной оценки своих прелестей.
Офицеры и матросы дружно смеялись, глядя на проказницу.
Крузенштерн, оглядев матросов и, как бы прося у них помощи, предложил одному:
− Братцы, заступитесь. Если ты хочешь Гриша, то возьми, ублажи девушку, Христа ради.
Один из молодых гребцов-матросов, к которому обратился Крузенштерн,  усмехнувшись и качая головой, взял дикарку за руку и повёл её было за ближайшую изгородь.
Дикарка при этом как-будто заупрямилась, стала выказывать показное недовольство, бросая взгляды, полные укоризны на Крузенштерна, но увлекаемая Григорием подчинилась. Парочка скрылась от глаз публики и вскоре стали слышны недвусмысленные стоны и возгласы, извещающие о греховной «трапезе».
Вскоре довольный Григорий, сияя и поправляя на себе одежду присоединился к матросам, живо обсуждая с ними процедуру «жертвоприношения Венере».  Вскоре вслед за ним вернулась и островитянка, недвусмысленно требуя от матроса подарка за оказанную ему милость. Матрос отмахивался, показывая знаками, что нет ничего с собой, всё на корабле – показывая рукой на стоящий на рейде парусник. Дама не унималась, требуя плату сразу и здесь. Крузенштерн, под смех всех присутствующих, откупился от назойливой жрицы любви пятаком, оказавшегося в его кармане, то ли случайно, или по какому-то замыслу.
На острове перед моряками предстали два обосновавшихся здесь европейца, одного, − француза, звали Кабри, другого, − англичанина, Робертс. Как обычно водилось и в Европе между этими народами − оба европейца враждовали. Свой статус среди племени, заселившего остров, они завоевали сообразительностью и умелым влиянием на вождя. Впрочем, узнать в них европейцев было уже очень сложно: отсутствие одежды, крепкий загар и сплошной ковёр разноцветного тату, преобразили этих людей, и показалось, лишили свойственной цивилизованным людям человечности. Приплыв на «Надежду» европейцы старались что-то рассказать морякам, но уже недостаточное знание английского и французского и, явно проявившееся у бывших «белых» господ, одичание, не позволили развить диспут и дискуссию.
Перед отплытием на корабль прибыли царственного вида вождь племени со свитой − приехали прощаться. Выпив поданной моряками водки, Кабри крепко уснул,  о нём позабыли и еще полупьяного француза отыскали крайне поздно.
Выход из тихой бухты пришлось делать верпованием*, когда суда вытягивают себя из бухты шаг за шагом за якорь, который на шлюпке отводится от судна и опускается на дно. После этого с натугой, всей матросской ватагой, вращая вручную вороток с якорным канатом, судно подтягивают к якорю. Далее операция повторяется. Якорь снова поднимают на шлюпку, отводят от судна и опускают на дно. Операция крайне утомительная, но в условиях штиля единственно возможная для выхода под ветер или для входа в бухту.
*Верпование – способ перемещения парусного судна при безветрии путём подтягивания с помощью лебёдки к опущенному на дно якорю. Применяется при выходе или входа судна в гавань.

Занимаясь этой многотрудной работой, моряки то ли не заметили мирно спавшего француза, то ли сделали это намеренно. Вокруг уже простилался океан, паруса наполнились ветром, а остров был отмечен вдали только облаком над горизонтом, когда француз, пошатываясь, вышел на палубу. Не увидев родного теперь для него острова и поняв, что он покидает его,  Кабри стал рыдать и подвывать, в полном отчаянии взялся биться головой о палубу.
Капитан, узнав о случившемся, пообещал высадить француза на ближайшем острове или на встречный корабль, который также идет к острову. Но такого не случилось, и сам Кабри вскоре смирился со своей участью, а на третьи сутки уже заговорил о возникшем своем желании вернуться во Францию.
«Надежда» и «Нева» покинули остров Нука-Хива в первых числах мая. Крузенштерн повел своё судно на Камчатку, а Лисянский в Русскую Америку, на остров Кадьяк. Расставаясь с Юрием Лисянским, Иван Федорович условился о встрече двух кораблей в сентябре 1805 года в порту Маккао – небольшой португальской колонии у южных берегов Китая.
Дальнейший путь «Надежды» лежал мимо Гавайских островов. Крузенштерну нужно было торопиться, чтобы успеть разгрузиться на Камчатке, дойти до Японии и пойти в Нагасаки с попутным муссоном, но он был крайне обеспокоен тем, что на судах не было свежего мяса. Попытка выменять мясо у жителей острова Нуку-Хива не дала никаких результатов, и начальник экспедиции опасался, что недостаток свежих продуктов повлечет за собой вспышку цинги.
Двухсуточная стоянка у Сандвичевых островов также оказалась безрезультатной. Туземцы, подплывавшие к судам на своих лодках, мяса не предлагали. Тогда убедившись, что матросы его корабля вполне здоровы, Крузенштерн решил продолжать плавание, не задерживаясь для пополнения запасов.
24. РЕЗАНОВ VS КРУЗЕНШТЕРН

Камергер Николай Резанов, вступив впервые на корабль еще в Санкт-Петербурге, сразу понял, что он попал в слаженный морской коллектив людей связанных дисциплиной и долгом.