отступали на второй план, то теперь я твёрдо решил действовать в её интересах. Я ещё раз дал себе слово не спать ночами, чтобы прислушиваться, караулить, выслеживать. Как бы мне пригодился в этом деле надёжный друг! Генрих стал бы мне прекрасным помощником, потому что, несмотря на уверения в трусости, пошёл со мной на ночную прогулку по пустующему замку, не закричал, не растерялся, не убежал, когда мы почувствовали и услышали нечто странное. Я не слишком доверяю людям, которые хвастаются своей смелостью, и с настороженностью отношусь к заверениям тех, кто признаётся в страхе. По-моему, пока не испытаешь человека в деле, о нём нельзя судить. Возможно, как раз хвастливый смельчак тебя и покинет в трудную минуту, а труса удержат на месте долг и стыд перед собственной трусостью. Генрих, что бы он ни говорил о себе, умел заставлять себя не поддаваться панике, но как раз с ним мне следовало быть очень осторожным, потому что во мне всё больше шевелились скверные подозрения о бароне, а пока они не будут подкреплены вескими доказательствами, я не могу поделиться ими с другом. Во-первых, барон был его дядей, позаботившемся о нём, когда он остался сиротой, а во-вторых, Генрих с самого начала и по сию пору не очень-то верил ни нашим общим ночным видениям, ни, тем более, только моим, считая их вымыслом растревоженного воображения. Придётся мне пока действовать в одиночку.
- Извините, что я вас покидаю, - слабым голосом сказала Марта. – Мне нужно лечь. Я чувствую ужасную слабость.
- Может, тебе вызвать доктора? – забеспокоился брат.
- Нет, мне всего лишь надо отдохнуть. Эти ночные кошмары… Из меня словно вытянули все силы.
Она встала, бессознательным движением дотронулась рукой до горла, закрытого высоким воротом, и нетвёрдой походкой вышла.
От её жеста меня как громом поразило. Я сразу вспомнил о вампирах, вурдалаках, упырях и прочей нежити. Может, из девушки не силы вытянули, а высосали кровь? Не из-за отметин ли от чьих-то зубов она носит платья, надёжно закрывающие шею? Не потому ли барон так странно смотрел на неё за завтраком, что опасался, не потеряла ли она слишком много крови этой ночью? А саркофаг? А царапанье в мою дверь? Переворошенная постель? Звуки прошлой ночью? Как оказался обрывок тесьмы с платья Марты в заброшенной части замка? Как всё это увязать воедино?
У меня голова шла кругом от стольких вопросов, и, должно быть, Генрих заметил мой состояние.
- По-моему, нам всем надо последовать примеру Марты и хорошо выспаться, - сказал он. – Она устала от приснившихся кошмаров, ты – от своих блужданий, я – от каких-то звуков. А может, я слышал не работающего Фрица, а тебя, Джон? Но что бы я ни слышал, это помешало мне спокойно спать.
Я решил, что он прав во всём, кроме последнего, ведь мои осторожные передвижения не могли сопровождаться шумом, способным кого-то разбудить. Но вот лечь и выспаться мне сейчас просто необходимо, если я собираюсь бодрствовать ночами.
- Согласен с тобой. Нам нужен отдых, - сказал я.
Мы разошлись по комнатам. Ничего не могу сказать о моём друге, а я только было задумался о странностях барона, как сразу провалился не то в глубокий сон, не то в забытье.
Не знаю, сколько времени это длилось, но меня вновь разбудили какие-то звуки у двери. Это не было царапанье, а просто какая-то возня, шорохи.
По общепринятому мнению, враждебная нам часть потустороннего мира пробуждается к ночи и принимается за работу в темноте. Это всеобщее заблуждение, которое способен опровергнуть каждый человек, если даст себе труд подумать. Никто не сомневается, что божественное внимание не ослабевает ни днём, ни ночью, а ангелы-хранители пекутся о нашем благе, не разделяя времени суток. Почему же мы отказываем в такой способности силам зла? И они сопровождают нас всегда и всюду, подстерегая каждое неосторожное помышление, чтобы направить на гибельный для души путь. Что касается носферату, или нежити, то мы не так много о них знаем, чтобы чувствовать себя надёжно защищёнными солнечным светом. А если они, в самом деле, крепко спят ночами, то существует много других существ, для которых дневной сон необязателен.
Но, разумеется, о мыслях, которые у меня возникли, долго писать, а они мгновенно проносились, сменяя друг друга, а то и по несколько штук зараз. Мне лишь важно объяснить, почему дневной свет хоть и действовал успокаивающе, однако не помешал мне подумать, что то существо, которое пыталось пробраться ко мне ночью, и сейчас стремится проникнуть в мою комнату, причём ему нужен именно я.
Потом появилась более трезвая догадка, что кто-то обманулся тишиной, думает, что мы с Генрихом ушли на прогулку, и желает воспользоваться отсутствием жильца, чтобы поискать то, что не нашёл ночью.
Я подкрался к двери и прислушался. Несомненно, за ней кто-то находился. У меня было горячее желание рывком отворить дверь (она открывалась в коридор) и тем самым наказать негодяя крепким ударом, однако мне помешала врождённая боязнь причинить боль любому живому существу. Я начал тихо приоткрывать дверь, заставив того, кто за ней скрывался, отпрянуть. Однако, как ни осторожно я действовал, но послышался шум, словно кто-то упал с небольшой высоты или просто с размаха сел, создав упор для двери. Я протиснулся в щель и уставился на растянувшегося на полу Фрица. На меня через прорези в чёрном платке уставились страшные обведённые красным белёсые глаза, и их взгляд показался мне особенно неприятным, потому что выражал странную смесь чувств, от испуга до подозрительности.
- Что вы здесь делаете? – вырвалось у меня по-английски, но я тут же перевёл это простое восклицание на немецкий язык. – Was machen Sie?
Глаза Фрица, успевшего сесть, указали на дверь, то же сделала и его рука в перчатке. Я пригляделся и обнаружил, что слуга заравнивает какой-то пастой и закрашивает царапины. Он ещё раз ткнул пальцем в свою работу и приподнял маленькую кисточку и баночку с краской, которые не выпустил из рук, когда опрокинулся на спину. Вторая баночка стояла на полу и, к счастью, тоже не пострадала.
Я растерялся. Невинная причина, по которой Фриц был возле моей двери, сбила меня с толку, а его страшное уродство повергало в трепет, который было необходимо прятать. Сейчас я очень хорошо понимал, почему Генрих запирает на ночь дверь, чтобы избежать услужливого внимания этого человека.
Я хотел извиниться, но, как назло, забыл такое необходимое при общении слово, долго перебирал в памяти подходящие выражения, а потом, от удовольствия, что вспомнил, воскликнул с излишней пылкостью:
- Verzeihung!
Фриц вновь со странным выражением вскинул на меня свои навевающие жуть глаза и сейчас же пригнулся, словно желая их спрятать.
Дверь в комнату Марты отворилась, и девушка вышла в коридор. Здесь не было Генриха, поэтому мне представилась возможность самому улавливать смысл сказанного и говорить. После неизбежных поначалу взаимных недопониманий мы приноровились к нужному темпу речи. Если передать наш разговор по-английски в форме связного диалога, то получится примерно следующее:
- Что случилось? – спросила Марта, увидела меня и, как мне показалось, смутилась от нечаянно вырвавшейся у неё радости и последовавшего тоже невольно замешательства.
Я не успел возликовать, как её взгляд перешёл на продолжившего работу Фрица. Какое же недоумение отразилось в нём! Девушка сейчас же с испугом посмотрела в тот конец коридора, где находились комнаты её дядюшки, и с видимым усилием заговорила непринуждённым тоном.
- Извините, если Фриц потревожил вас, Джон. Я заметила царапины на вашей двери и велела их замазать. Мне очень стыдно, но это моя вина. Вчера, когда вы с Генрихом гуляли после обеда, я вынесла из своей комнаты вязание и уронила клубок. Наверное, когда я его поднимала, я и поцарапала дверь спицами. Удивляюсь, что я не заметила этого сразу, а только сегодня. Фриц не хотел вам мешать, Джон. Он думал, что вас нет в комнате.
Разумеется, я передаю её слова так, как я их понял после нескольких переспросов и подспорья в виде жестов.
Верила ли девушка в то, что говорила? Думаю, что нет, иначе не удивилась бы, увидев, что слуга по её распоряжению замазывает царапины. Значит, она кого-то выгораживала, а по испуганному взгляду, который она бросила в сторону комнат «дядюшки», было легко догадаться, кого именно.
- Entschuldigen mich, - ещё раз извинился я перед Фрицем и заодно перед хозяйкой, вспомнив ещё одно подходящее немецкое слово.
Марта робко улыбнулась мне, и за эту робость, выдающую её симпатию ко мне, я готов был посрамить Геракла со всеми его подвигами. Однако девушка не позволила мне наслаждаться счастьем видеть её так близко, умоляюще указав глазами на мою дверь. Было совершенно ясно, что она просит меня вернуться в комнату. Последнее, что я заметил, когда закрывал за собой дверь, было отчаяние, с каким она смотрела не то на Фрица, выполняющего свою работу, не полнимая головы, не то на уничтожаемые им царапины. Да что же происходит в этом чёртовом замке?!
Я вновь улёгся на кровать, рассчитывая если не заснуть, то хотя бы по возможности расслабиться и дать отдых телу и особенно голове. Домыслы, предположения, догадки обступали меня со всех сторон, и я не мог от них обороняться, поэтому позволил им жить своей жизнью и громоздиться одна на другую, возводя нелепейшие конструкции, а сам не пытался отбраковывать даже явно невозможное. Мозг бездействовал, несмотря на видимость работы, потому что властвовало воображение.
Незадолго до обеда я пришёл в себя и с изумлением вспоминал о последнем видении, а мне в полубреду-полусне представился ужасный Фриц. Он был заточён в саркофаг и бился в нём, пытаясь вырваться на волю. Я не видел его лица и не знаю, было ли оно закрыто платком, но помню безумные неестественно светлые глаза в красных кругах, пальцы с длинными толстыми ногтями, похожими на когти, судорожно царапающие дерево, кровь на них. И ещё мне ясно представлялся ощеренный рот с острыми хищными зубами и ярко выраженными клыками, но я не знаю, звал ли он в немом крике на помощь или готов был в кого-то в ярости вцепиться.
Я встал и прошёлся по комнате, разминаясь и прогоняя безумные фантазии. Мне было над чем поразмыслить и без выдумок вроде Фрица в виде ожившей мумии.
К какому выводу пришли бы вы, читатели моей истории? Может быть, вы думаете сейчас по-другому, чем думал в то время я, но учтите, что вы всего лишь читаете о пережитом мной, сидя дома, в уютном кресле, в покое и безопасности, а я был в заброшенном замке, где под жильё отводилась лишь малая часть комнат, лично испытывал все ночные ужасы, а днём замечал странности, которым не находил объяснения. Сохранили бы вы своё спокойствие, поменяйся мы местами?
Прежде всего, я подумал, что, кроме меня, сейчас здесь живут всего четыре человека: Генрих, Марта, Фриц и барон. Моего друга можно было не учитывать, ведь он сам был перепуган в ту первую ночь, хотя и уверил себя, что всё это нам всего лишь привиделось. Если бы добыть доказательства! Каким помощником он стал бы мне тогда! Оставались лишь трое. Марта о чём-то знала, но была полностью подчинена воле своего «дядюшки» и боялась его до оцепенения. Несчастная девушка! Кто, если не я, сможет ей помочь? Даже её брат (хоть и не по крови) видит,
