Снимите меня с креста

понятия, в звучание привычных слов и фраз. Когда Христа приговаривали к казни и когда распинали, мало кто мог представить, что тем самым Иисусу уготовили участь святого, воскрешение и поклонение.
Право, правда и слава. Чьи? Было ли у Христа право на распятие? Такое право заслуживают преступившие закон. А что он преступил? Беззакония?
И ведь рядом с ним, наравне с ним распяли разбойников. Или, может быть, его заодно с ними? Получается, что закон с беззаконием ходят рука об руку? С какой стороны посмотреть и в зависимости от того, кто смотрит.
Правда… Да, он пострадал за правду и за истину.  По крайней мере, их так учили.
Слава? Чья? Его, Христа? Но он разделил свою участь с теми, кто нарушил устои человеческого общества, оказавшись сброшенным на один уровень с негодяями, о которых, однако, не забывают упомянуть при каждом удобном случае. Святого и праведного человека поставили вровень с убийцами, ворами, всеми теми, кого приговаривают к распятию. Верней, опустили к ним на дно. Распятие и прочие виды смертельных наказаний не должны быть уделом честных людей.
Но вот – стало? Православное распятие…дало Христу право на вечную славу. Хотя обрекли его на смерть люди. Сами люди, которым не было дела до того, воскреснет Он или не воскреснет. От самых верхов до черни – никто не интересовался Его судьбой.
Злорадствовали, наслаждаясь жестоким представлением, взвалившие и до сих пор навалом валящие на Него свои кресты в виде исповеди и отпущения грехов.

Кто-то громко зашептал над самым ухом Павла:
– Да не должен ты отпускать грехи. Кто позволил? Грехи не отпускаются и не замаливаются! Они искупаются поступками.
Батюшка оглянулся – никого. С ума, что ли сходит? Пока, кажется, нет.
Но шёпот продолжился, шипя змеёй:
– Никому же неохота нести такое тяжкое бремя! Совесть-то, она, хоть и подспудно, но у каждого теплится искоркой. Малюсенькой такой искоркой.
И дошло!
Совесть, вот искру чего он, оказывается, просто обязан был раздувать.
Впрочем, кресты-то, тяжёлые такие, дубовые, люди сами на себя добровольно взваливают, но всегда хотят переложить с больной головой на здоровую…

Нет. То, да не то... Так распорядился Его Отец, Всевышний!!!
Он же и воскресил Его.
А можно ли воскреснуть, не будучи распятым?
Получается, что, следуя Христианским канонам, нельзя?  Сначала нужно проповедовать что-то праведное, к чему никто прислушиваться не хочет, чтобы это деяние признали беззаконным и обрекли на смерть, мучения, воскрешение, поклонение, на вечное распятие, хотя с учётом ежегодных инсценировок на распятии находится Иисус не более трёх суток в году.
Так это и с ним, Павлом, могут поступить аналогично, если станет усердствовать.
Хорошая перспектива, однако!
Тёмные пятна в душе поплыли перед глазами тёмными кругами.
Путаница в представлениях приобрела угрожающие размеры, но остановиться Павел не мог.
Православное распятие – образец того, как распинают за правду, за истину?
Чтобы выпутаться из поймавших его сетей, Павел попытался помолиться, но молитвы не шли на ум. Он возвращался к тем тревожным снам и продолжал размышлять.
Если на распятие Его назначил Его отец, то …Павел представил себя на месте Всевышнего, –  тот факт, что он, Павел, смог бы пожертвовать своей единственной дочкой, не привёл отца земного ребёнка в восторг. Скорее Павел пожертвовал бы собой, перенеся незаслуженные унижения, чем отдал бы на поругание плод своей любви, возвышенной земной любви, очарование которой несравнимо ни с какими иными благами.
Кощунство так думать?
Тёмные пятна в душе и круги перед глазами превратились в свору чёрных кошек, которые тут же принялись точить коготки о натянутые нервы.
Но молодой батюшка и на этом не закончил свои греховные рассуждения.
Кого же он любит сильнее? Разве можно выбирать между Богом и близкими родственниками?  Ирина и Леночка – в них смысл его жизни.
Если с ними что-нибудь случится, не дай Бог, конечно, вот тогда Павел всецело посвятит себя тому, существование которого не отрицает и которому верит искренне, на чью защиту уповает. 
Павел и молится-то в первую очередь всё больше о здоровье жены и дочери. Они нуждаются в его заботе, в его мужском надёжном плече.
С такими молитвами он ложится спать и встаёт рано утром.
С такими молитвами просил и просит хранить своих родных.
По-другому молодой батюшка не мыслит.
Просить у Творца…как попрошайка…
Последняя мысль Павлу не понравилась, но ведь многие просят то, чего сами в состоянии добиться.
А он сам разве не мужчина? Нужно всё-таки съездить в город за спортивными принадлежностями.


Глава 7


– У Ленки вашей температура, батюшка Павел.
Задорный мальчишеский голосок колокольчиком прозвенел под невысоким сводом.
Лёнька – местный хулиганистый паренёк, переводя дух от быстрого бега, уставился в первую попавшуюся икону и стал её разглядывать. Порог церкви он переступил самостоятельно первый раз после своего крещения, события, десять лет назад возвестившего громкими воплями о приобщении ещё одной души к христианским обрядам, но, отнюдь, не к ценностям общечеловеческим, по причине несоблюдения взрослеющим мальчишкой элементарного уважения к чужому имуществу.
Лёнька мог запросто залезть в чужой огород полакомиться свежей клубникой или малиной, за что бывал неоднократно бит своей матерью, рано овдовевшей гулящей женщиной. Особое удовольствие ему доставляло воровать в открытую – заходил в чужой огород через калитку и на крики хозяев отвечал зловредной ухмылочкой.
Повлиять на него не мог никто: ни участковый милиционер, дядя Вова, ни учительница крошечной средней школы, все возрастные категории учеников которой вольготно размещались в двух классах, Любовь Ивановна, ни уж тем более мать.

Павел вздрогнул, окинул церковь внезапно помутневшим взором.
– Дядь Паш, а можно мне здесь побыть?
Две черносливины лукаво блеснули из-под густых бровей.
Павел не мог отказать мальчишке в такой неожиданной просьбе, всецело уповая на то, что в святом месте подросток будет вести себя подобающе:
– Лёнь, только ничего, пожалуйста, не трогай. Ты уже взрослый. Я тебе всецело доверяю. Да сбегай прежде к Петру…передай, что пусть службу сам проведёт…или нет. – Павел, ни разу не пропустивший ни одной службы, начисто позабыл, что в таком случае подобает делать. – Пусть не проводит…на его усмотрение. Так нужно.
И по всю прыть, которую от себя не ожидал, припустился домой.

– Тётя Глаша посоветовала свозить Леночку в поликлинику. Скоро за нами приедет машина.
При этих словах Ирины супруги переглянулись.
За окном послышался сигнал автомобиля.
– Паш, сходи, глянь, что там за водитель.
Супруги переглянулись вторично.
Павел вышел за дверь и, вернувшись через минуту, побледневший и изменившийся в лице, не сказал, а прошептал:
– Николай Иванович. Это какой-то новый.
Супруги обменялись взглядом в третий раз.
– Я с ним не поеду, – Ирина истошно закричала, –  с нашей дочкой всё в порядке. Я видела это во сне.
– Ирин, я тоже видел это во сне.

Они продолжали ещё пару секунд разглядывать друг на друга, недоумевая, как обоим одновременно могло присниться одно и  то же.
– Тем не менее, нужно ехать. Николай Иванович не сделал нам ничего плохого, да и водитель он надёжный. Ты помнишь?
– Помню, помню. А может быть всё и так обойдётся?
Но девочка металась, горела и бредила. Срочно требовалась квалифицированная помощь доктора.
– Поехали. Всё это, конечно, странно. Может быть, ради ребёнка…если ребёнок, конечно,…всю дорогу молиться буду, – глава семьи не знал, успокаивает ли он себя и супругу или же усыпляет подозрения в том, что происходит нечто необычное.
И они решились:  оделись, одели дочку и отправились навстречу неизвестности.


Глава 8


Всё остальное до определённого момента, к которому мы вернёмся немного позже, Павлу, Ирине и уважаемым читателям известно из предыдущих глав за исключением, пожалуй, того, что Павел попросил водителя заехать в магазин спорттоваров, чтобы купить всё необходимое, на его взгляд, для занятий спортом…
Ненадолго забудем о главных героях нашего повествования и перенесёмся на небо.
Уважаемые читатели не ослышались. Они приглашены именно туда, где по нашим представлениям, в наисвятейшей и наичистейшей обители пребывает Всевышний – Творец – Господь Бог. Он сидит, раскинувшись в изящном удобном кресле, инкрустированном слоновой костью, и, подперев подбородок огромной ладонью, в задумчивости взирает вниз на грешную Землю, на человечество – плод его буйной фантазии – и на последствия своего опрометчивого решения – выгнать Адама и Еву из Рая.
А ведь Ева была к тому времени беременна. Она ждала ребёнка. Это была первая беременность на свете и поэтому с непривычки переносилась из рук вон плохо – уже с третьего дня Еву тошнило. Как бы ей понадобилась амброзия, нектар и прочие диетические продукты, которых она лишилась, очутившись вне Рая.
– Эх, старый грешник. Что же я наделал?
Всевышний нахмурился. Робкая слеза скатилась по щеке, задержавшись в крупной морщинке.
– А ведь мог бы стать первым крёстным отцом первого живорожденного сына. А потом следовало бы опустить бережно всех троих на землю. Добро порождает добро. А зло – зло.
Вспомнив А.-С. Экзюпери – Его Наисвятейшее Божество, как известно, являет собой образец разностороннего развития, –  вздохнул ещё сильнее:
– Мы в ответе за тех, кого приручаем. Да что мне дались эти яблоки? Не создавал бы таких греховных деревьев, не соблазнял бы – не соблазнились бы.
Колыхнул мощной грудью:
–  С Ньютоном опять же оплошка вышла. Ушибло яблоком макушку, так сразу и решил, у кого можно, как бы это сказать помягче, одолжить законы, созданные и обоснованные задолго до него и до рождения сына Марии.
В отсутствии собеседников Творец вёл долгие диалоги сам с собой – то соглашаясь со своими мыслями, то пытаясь их опровергнуть.
– Что мне сказать женщине, которая ходит, и ходит, и просит за своего сына. Мария – какое красивое имя. Если бы она не была замужем, то…
Мысли Всевышнего потекли в сторону, с которой нам никогда прежде ещё не приходилось сталкиваться, когда речь заходила о Его характере.
И так сидел Он и размышлял.

Итак, Мысли Всевышнего потекли не в ту сторону, но мы не вправе Его осуждать.
– Со своей стороны я сделал всё возможное для обоих. Воскресил Христа. Я не виноват, что люди продолжают молиться распятому, а не воскресшему. Развесили кругом кресты с вечным мучеником. Смотреть тошно. Тьфу – тьфу – тьфу.
Всевышний сплюнул трижды через левое плечо.
– Ты меня звал?
Из-за левого плеча Властелина мира показался чумазый дьяволёнок.
– Да проходи, раз пришёл. Располагайся.
Скорчив хитрую рожицу, дьяволёнок с размаху плюхнулся в мягкую вату белоснежного облака у ног Всевышнего.
– Что, смотреть противно? Вечно один, как перст праведный. И некуда деться от вечной скуки. Для разнообразия хоть бы ещё что создал. Нас-то целая семья. И мама, и папа, и братья с сёстрами. Всегда найдётся с кем потасовочку устроить, побуянить, побузить.  Даже на Землю спускаться для этого не нужно. Что-то я там давненько не бывал, всё некогда. Нужно бы проведать, поразмяться. Эх, жаль того дядьку.
Дьяволёнок на мгновение нахмурился,