Таня почти выбежала из-за стола – она уже знала, какой рисунок теперь появится в ее альбоме. Нужно непременно нарисовать тетушку! В бальном платье, танцующую с красивым кавалером. Может быть, это ее порадует? А то губы смеются, а глаза у тети грустные-грустные.
Часа в четыре Таню, по просьбе тетушки, позвали в столовую. Девочка робко вошла в залу и увидела нарядную смеющуюся Людмилу Николаевну, беседующую с толстым господином с пышными усами. В кресле, ближе к окну, завешанному тяжелой портьерой, сидел другой гость – худой, нескладный, в скромном черном сюртуке. Тане он показался очень интересным, и девочка, поборов застенчивость, двинулась к нему, прижимая к груди альбом с карандашами.
- А, вот и Таня, - сказала тетушка. – Моя бедная сестра, к сожалению, скончалась, но перед смертью поручила мне заботы о своей дочери.
Толстый господин скорбно пошевелил усами и поклонился. Худой пристально взглянул на Таню и кивнул, приглашая девочку присесть рядом.
- Павел Петрович П…, Иван Данилович Б…, - представила гостей Людмила Николаевна.
- Иван Данилович, - обратилась затем она к худому, - моя Таня очень любит рисовать. Мне кажется, ваши советы ей пригодятся.
- Да? Не знаю, право. Я больше мозаикой занят…
- Позвольте! – вдруг сказал толстый господин. – Ведь вы тот самый Б…? Это ведь ваш Спаситель в И… соборе? Вы, батенька, большой талант!
Тощий господин поднялся и слегка поклонился.
- Тронут.
- Голубушка Людмила Николаевна, а знаете ли вы, что о работах этого молодого человека высоко отзываются на императорском дворе, - продолжал разглагольствовать полковник.
Таня посмотрела на Ивана Даниловича и поняла, что эти похвалы ему не слишком приятны.
- Павел Петрович, может, чаю? – предложила тетушка, почувствовав настроение художника.
- Это можно, - хохотнул полковник. – И пирожных, грешен, люблю сладкое!
Иван Данилович снова уселся в кресло и улыбнулся девочке.
- Итак, вы любите рисовать? Может быть, покажете свои рисунки?
ххх
Верка не сдержала обещания, данного Авдотье. Любопытная девица то и дело принималась расспрашивать слуг, стараясь подробнее узнать о Танином семействе. В очередной раз, когда она болтала с кучером, кухарка подошла к ней и отвесила оплеуху.
- Я тебе говорила? Говорила? – щеки Авдотьи от злости тряслись как студень. – Хочешь беду накликать?!
- Да брось! – беспечно отвечала Верка, потирая щеку. – Ты сама всего боишься и меня этому же учишь. А мне вот интересно, как Ольга Николаевна смогла родить ребенка, если у нее был выкидыш? Ну, признайся! Что дрожишь? Варвара придет и нас заколдует? Ха! Подумаешь, «ведьма»! Видала я таких! Лучше послушай, что мне стало известно…
Что удалось выведать у старожилов дома служанке, Авдотье узнать не пришлось. Танина нянька появилась словно из ниоткуда. Увидев Варвару, кухарка закрыла лицо ладонями и убежала. Верка же смотрела на ведунью без страха и даже с любопытством, мол, а ну, что ты можешь сделать, старая колода? Варвара постояла молча, рассматривая дерзкую девицу, а потом протянула к ней руку, разжала кулак и дунула. А потом также молча ушла, оставив Верку одну.
Девка хотела расхохотаться – «тоже мне фокусы!» – но из открытого рта не вырвалось ни звука. Верка опешила, пробовала закричать – тщетно. Схватившись за горло, служанка припустила прочь от «проклятого» дома. На лицо ее было страшно смотреть: все не выкрикнутые эмоции отражались на нем.
Авдотья, опасливо выглянув из окна кухни и увидев беснующуюся Верку, печально опустила глаза: «Предупреждала же я тебя, дура деревенская!»
Вечером в кухне народ обсуждал только одну новость: новая служанка сошла с ума и ее поместили в душелечебницу. Варвара была тут же, пила чай с яблочным вареньем и помалкивала. Авдотья тоже молчала. К чему слова, если и так все ясно?
Ночью кухарка, ворочаясь в постели, вспоминала. Вот Анна Андреевна объявляет о рождении внучки, а у самой по всему лицу – крупные красные пятна – хозяйка всегда так краснела, когда страшно нервничала. Вот она благодарит за службу Федора и вручает ему увесистый кошелек. Вот приезжает супруг Ольги Николаевны и, целуя слабую еще после родов жену, с гордостью сообщает, что не зря давал Ольге Николаевне заморские витамины: «Младенец недоношенный, а уже такой крупный и совершенно здоровенький! Да уж, иностранцы знают толк в медицине!». Вспомнила Авдотья и разговор Анны Андреевны с Андреем Ивановичем, который случайно подслушала.
В тот день она по приказу управляющего перетирала переплеты книг в барской библиотеке, к которой примыкал кабинет. Скучная работа заставила Авдотью зевать, и она вскоре невольно задремала, притулившись на полу у книжного шкафа и положив голову на толстый том. Проснулась она от разговора, доносившегося из-за неплотно прикрытой двери.
Андрей Иванович и Анна Андреевна ругались тихо, больше шипели как рассерженные змеи, но до Авдотьи доносилось каждое слово.
- Вы обещали, что Ольга родит здорового мальчика, продолжателя рода, - злился счастливый отец и муж. – А девчонка даже вовсе на меня не похожа.
- Все младенцы одинаковые, - отвечала Анна Андреевна, покрываясь безобразными красными пятнами, - через год увидите, что девочка – ваша копия.
- Сомневаюсь! – зашипел Андрей Иванович. – Я пошел на поводу у матери, женился на ничем не примечательной особе, а что получил взамен?
- Оленькино приданое, значит, не в счет? – парировала Анна Андреевна.
- Ах, оставьте! Разве это приданое? Если бы не мой дядя, я бы вообще не стал жениться. Но ему хочется видеть меня женатым человеком! Более того, чтобы я к тридцати годам имел наследника! Вы слышите? Иначе все состояние дяди перейдет в государственную казну. Старый идиот!
Авдотья, сгорая от любопытства, тихонько подошла к двери и припала к щелочке.
Она видела, как Анна Андреевна сложила на груди руки и надменно смотрит на зятя:
- Другая невеста, как видите, не сыскалась. Вы, сударь мой, если помните, были бедны, и другая порядочная семья не пожелала бы иметь с вами никаких дел. Ваши чины – тьфу, если в карманах медная монета. Благодарите свою маменьку, мою подругу, что уговорила меня на вашу женитьбу на моей дочери. И кстати, ведь вам нет еще тридцати, - отвечала Анна Андреевна. – Значит, дядюшкино состояние все равно вам достанется. Оленька – уж будьте уверены – с радостью родит вам мальчика. Вы только почаще дома появляйтесь, а то все по заграницам да государственным делам.
- Ваша дочь – слабое создание, не способное качественно выполнить даже самую простую работу, которую она обязана делать по существу своему! Девочка, слава богу, выжила, хотя наш доктор предупреждал меня о летальном исходе. Не иначе вмешалась нечистая сила?
- Бог с вами! – Анна Андреевна отшатнулась от зятя. – Как вы можете так говорить?!
Андрей Иванович постоял, покачиваясь с пятки на носок, а потом изрек:
- Ну хорошо. Дядюшка мой – большой чудак. Развода он не потерпит. Придется испытать вашу Ольгу еще раз. Но на сей раз пусть будет мальчик!
Авдотья вздохнула, усмиряя воспоминания, и перевернулась на другой бок:
«А второй ребенок и вовсе мертвым родился, - подумала кухарка, засыпая. – Как и первый… Видно, не судьба была молодой барыне стать матерью…»
***
К вечеру голова разболелась так, что Таня не могла сдержать слез. Не помогали ли микстуры, ни нянюшкин отвар. И даже карандаши с альбомом вызывали отвращение. Потому что стоило девочке открыть альбом, как слышался ей голос Ночной дамы: «Нарисуй мой портрет! Нарисуй! Нарисуй…»
- Уйди! Оставь меня! – в исступлении закричала Таня, раскачиваясь из стороны в сторону как бесноватая.
- Таня? Болит? – суетилась Варвара, пытаясь напоить воспитанницу отваром.
- Не нужно! Дайте мне побыть одной! – кричала девочка. – Мне плохо! Я больше не могу!
Нянька опрометью кинулась в свою келью, бухнулась на колени перед портретом тайной покровительницы и зашептала заклинания.
- Не трать слова, - отвечал ей холодный голос, - я приняла решение. Эта девочка будет моей.
- Молю, не забирай Таню, - плакала нянька, - возьми любую жертву!
Варвара билась в истерике, раскровенила лоб, отбивая поклоны, но все напрасно. Тане лучше не становилось. Тетушка послала за доктором. Вскоре он приехал, осмотрел девочку и с сожалением сообщил Людмиле Николаевне, что, похоже, ее племянница унаследовала болезнь покойной матери.
- А если так – готовьтесь к худшему, - сказал честный старик.
Людмила Николаевна упала без чувств.
- Вот, - шептала Авдотья, заваривая барыне чай, - пришла беда к нам в дом и никак не хочет уходить. Бедные мы, бедные! Не иначе проклял кто!
Ночью Варвара, укрывшись черным платком, покинула особняк. Где она пропадала – никто не знал. Но спросить боялись. А когда на следующий день Авдотья пошла на рынок за молоком, знакомый мясник поделился жуткой вестью: полиция разыскивает кровавого убийцу, лишившего жизни семью, жившую на окраине города.
- Не пощадил, злодей, никого: ни мать, ни троих ее малолетних деток, младшему-то и года не исполнилось! – рассказывал мясник. – Отец в отъезде был, приехал утром – кровь и смерть! В жуткое время живем!
- Да уж, страсти! – согласилась Авдотья, мелко крестясь.
Дома кухарка рассказала новость барыне. Людмила Николаевна и находящийся у нее в гостях полковник живо принялись обсуждать злодеяние, впрочем, никакого сочувствия не было, лишь любопытство. И тут Людмила Николаевна, словно вспомнив обязанности опекунши, позвала Варвару.
- Что Таня? Как она?
- Успокоилась, слава богу, - отвечала нянька. – Она сейчас в саду, гуляет с Иваном Даниловичем, он пришел навестить Таню.
Тетушка приподняла брови:
- Странно, что он не захотел сначала повидать меня. Ну, вольному воля.
- Да зачем нам этот скучный мозаичник? – фыркнул полковник. – Вы лучше ответьте на мой вопрос. Не томите с ответом!
[justify]Людмила Николаевна улыбнулась той самой улыбкой, которая заставляет мужчин терять голову.
