вполне достаточно, чтобы полностью исключить инициативу Павла. В самом крайнем случае он мог бы в своём обращении к первому консулу отвлечённо помечтать: вот если бы мы могли объединить наши силы! Совершенно иное положение у первого консула. Он уже дважды вдребезги громил австрийцев в Северной Италии – в 1796 – 1797 годах и в «этом», 1800 году. Только что показал зарвавшимся австрийцам кузькину мать при Маренго. За столом переговоров в Кампо-Формио и Раштадте с графом Кобенцлем убедился, что оптимальным сочетанием грубых угроз и ловкости от Австрии можно добиться многого. Именно так инструктировал и брата Иосифа, начинавшего мирные переговоры с тем же Кобенцлем в Люневиле. Вполне мог допускать, что к маю 1801 года и эту проблему удастся каким-то образом утрясти. И действительно, в декабре 1800 года Моро, Брюн и Макдональд угрожали уже самой Вене (Милютин, т. 2, стр. 530 – 531)! В упомянутом письме Павлу 15 (27) февраля 1801 года Бонапарт, удовлетворённо потирая руки, так и писал: «В мирном договоре, заключённом Францией с Австрией – всё рассчитано так, чтобы исполнить все ваши желания» («ВСЁ» и «ВСЕ»!).
Павел, если допустить, что он был во вменяемом состоянии, никак не мог бы предусматривать в своих предложениях (во второй половине января, тем более – в конце января !!!) выступление французской части корпуса уже в начале мая. Остававшихся трёх месяцев вряд ли хватило бы даже на одно лишь согласование только самых важных вопросов. На организацию похода (включая переговоры с Австрией и Турцией и многое, многое другое) такой проект не оставлял ни одного дня. У Бонапарта же, в сентябре с намечавшимися календарными сроками начальной стадии похода было всё в порядке.
Совершенно немыслимо в документе, составленном российской стороной, конкретное указание, из каких французских соединений будут выделены войска для похода (Баторский, стр. 41), не хватало ещё указывать Бонапарту конкретные номера полков! У Бонапарта же конкретное указание на Рейнскую армию понятная предварительная намётка. Ясно, что французская часть корпуса будет формироваться у восточной границы, то есть – на базе Рейнской армии. А какие части туда войдут (в том числе – из Нормандии, из Бретани, из Италии) будет решаться по ходу дела, времени для этого достаточно.
Россия на рубеже XVIII – XIX веков (так же, как и в XVIII веке, и в XIX веке) остро нуждалась в расширении своей торговли, в том числе – на юге. Павел поломал многое в доставшемся от матери наследстве, но в этом отношении, в сущности, продолжал её политику. На расширение торговли, в том числе – с Индией, был нацелен и Персидский поход В.Зубова 1796 года. 33 С.Б.Окунь отмечает (стр. 87), что вслед за созданием знаменитой Российско-Американской компании «к декабрю 1799 года были закончены работы по созданию Российско-Азиатской компании, призванной обеспечить за Россией, как в Средней Азии, так и в Индии такое же господствующее положение, какое Ост-Индская компания обеспечивала там за Англией. Были собраны все необходимые для организации “индейского торга” сведения; в Оренбурге, Бухаре и Астрабаде учреждены конторы». 34 Совместный с французами поход и поход донцов становились, таким образом, составными частями этого общего плана. Павел так и писал В.П.Орлову во втором своём рескрипте 12 января 1801 года: «Англичане имеют у них (индийских владельцев, Н.Б.) свои заведения торговые … то и цель ваша, всё сие разорить и угнетённых владельцев освободить и землю принесть России в ту же зависимость, в какой она у англичан, а торг обратить к нам» (Баторский, стр. 53, 54).
У В.М.Безотосного получается, что одновременно с этой директивой Орлову Павел отправляет Бонапарту свои предложения о совместном походе в Индию и там ни словом не упоминает о торговых интересах России, а лишь расписывает выгоды Франции и перечисляет ужасно подробно, какие товары, каких французских мастеров следует захватить в этот поход! Но ведь и этой бессмыслицы В.М.Безотосному всё ещё мало! Одновременно же Павел по каким-то иным каналам всё-таки доводит до сведения Бонапарта о своей заинтересованности в развитии торговли на юге (на какие-то полученные от Павла сигналы Бонапарт отвечает же в только что процитированном мной письме 15 <27> февраля!). Если бы всё происходило по В.М.Безотосному, то Бонапарт лишь убедился бы, что имеет дело с умалишённым. Ему ничего не оставалось бы, как присоединиться к заговору Витворта с целью убить Павла.
Интересная особенность ответов Павла на вопросы Бонапарта 35 : он очень холодно, формально отвечает на эти вопросы, даже как-то брезгливо отмахивается от них, пренебрегая очевидным, относится к ним, как к чему-то второстепенному, не заслуживающему серьёзного внимания. И ни слова не говорит о проекте в целом. Это можно объяснить только одним: проект в целом совершенно не устраивает Павла именно тем, что в нём полностью игнорируются торговые интересы России. По каким-то каналам (в том числе, например, - через Спренгпортена) Павел довел это до сведения Бонапарта: о совместном походе можно говорить лишь в том случае, если французская сторона будет в полной мере учитывать торговые интересы России на юге. Вот Бонапарт и лезет из кожи в своём письме 15 (27) февраля, подчёркнуто стараясь загладить эту свою оплошность, заодно сообщает, что интересы Павла полностью учтены в переговорах с Австрией (и с Неаполем тоже). Именно получив это письмо Бонапарта, Павел и отдаёт 9 марта приказ о формировании российской части совместного корпуса.
Большое значение В.М.Безотосный (стр. 146, 147) придаёт осведомлённости автора проекта о российских реалиях - путях сообщения, возможностях приобретения тех или иных товаров. Но многое из этих данных, наверняка, можно было почерпнуть уже в одной лишь знаменитой французской «Энциклопедии», начиная с древнего пути из Чёрного моря в Каспийское и т.д. Бонапарт много читал, любил блеснуть своей информированностью. Многое он мог извлечь из сочинений различных путешественников, не только французов, но также немцев, шведов и т.д. То, что Бонапарт в своём проекте столько внимания уделяет одной Сарепте (Бонапарт мог узнать о ней, например, из статьи о горчице) как раз и выдаёт иноземца. Если бы понадобилось снабжать корпус, то, конечно, не к одной Сарепте обращались бы; только в междуречье Дона и Волги и в Заволжье – десятки других немецких колоний самого различного религиозного толка (Какой бы богатой ни была Сарептская колония, она одними своими силами, конечно, не могла поднять такой огромный заказ, да ещё – и в сжатые сроки. У российских интендантов, разумеется, не было никакой необходимости обращаться в подобных случаях в «Главное правление» этой колонии в Саксонии. Само упоминание об этом «правлении» в документе, составленном Павлом ,– вопиющая нелепость, тем более - обращение к французам с просьбой о посредничестве). Привлекли бы колонистов из Новороссии, а также всяческих греков, татар, армян, старообрядцев с их мануфактурами и так далее. И совсем уж дико звучит фраза Безотосного: «Вряд ли французские дипломаты и даже разведчики (а надобности в них тогда у Франции не было на территории России) располагали столь исчерпывающими сведениями». Когда же Франции нужны были агенты на территории России, как не в 1798 – 1800 годах?!!! Россия была не только душой второй коалиции, но и самым активным её членом. Допустим, М.Безотосный ничего не знает о действиях российского флота в союзе с турецким против французов в Средиземном море, о том, как Ф.Ф.Ушаков взял остров и крепость Корфу, за что и произведён в адмиралы. 36 Но хотя бы об Итальянском и Швейцарском походах Суворова он должен был бы что-нибудь слышать! А ведь и это далеко не всё. Россия, более чем какая-либо из европейских держав, вмешивалась тогда во внутренние дела Франции. 3 (14) августа 1797 года Павел принял в состав российской армии 7-тысячный корпус принца Конде, и в ноябре корпус вступил в пределы России. Павел приютил изгнанного из Брауншвейга короля Людовика XVIII с его двором – с февраля 1798 года они поселились в Митаве (Милютин, т. 1, стр. 51, 52). Россия кишела французскими эмигрантами. И это – вдобавок к многочисленным французским торговцам, парикмахерам, портным, гувернёрам, поварам и т.д., населявшим Россию с середины XVIII века. Конечно, агентов тогда было больше, чем в какое-либо иное время, им было чем заняться, и они свой хлеб вполне оправдывали.
Самое забавное, что именно в то время, когда Павел должен был, по В.М.Безотосному, выступить с «индийской инициативой», 25 февраля (9 марта) 1801 года, Павел пишет письмо А.Воронцову, из которого следует, что ради Мальты он готов замириться с англичанами (А.Трачевский, ДСР, прим. 82, стр. 675 – 676).
19 В.М.Безотосный. Индийские проекты Наполеона и его стратегический план в кампании 1812 года/ Россия в XVIII - XX веках. Страницы истории. М., Кн. дом «Университет», 2000; В.М.Безотосный. Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика. М., «Вече», 2012.
20 Французы стремились к союзу с Россией с самого воцарения Павла I. А.С.Трачевский (Франко-русский союз в эпоху Наполеона I. / Историч. вестник, 1891, № 6, стр. 571) подчёркивает, возражая А.Вандалю, что это – именно стремление французов, а Бонапарт лишь чутко улавливал подобные стремления, использовал их и старался воплотить их в конкретные действия. Директория первая пошла навстречу Павлу, как бы «не замечая ни надменности, ни презрительного тона Петербурга, ни его желания играть роль “арбитра Европы”. Её усилия разбились о фанатичную ненависть Павла I к “парижской заразе”». Но Бонапарт прямо «взял дело Директории в свои руки, как только стал первым консулом» (там же, стр. 572).
Став императором, Павел был настроен довольно миролюбиво по отношению к Франции, но имел в виду, конечно, не мир любой ценой, а мир на его условиях: возвращение к границам 1788 года и какие-то гарантии против распространения революционной заразы. События 1797 года не оставляли никаких надежд для соглашения на сколько-нибудь похожих условиях. К маю 1797 года генерал Бонапарт завоевал всю Северную Италию. В июне после переворота в Генуэзской республике она была объявлена Лигурийской (профранцузской) республикой, следом наступила очередь Цизальпийской республики, охватившей Северную Италию и часть Средней Италии. В самом начале 1798 года Голландия была объявлена Батавской республикой.
Именно в 1797 году особенно активизировались поляки, добивавшиеся восстановления Польского королевства и поддерживаемые в этом Директорией: Костюшко в Париже, Огинские в Молдавии, Домбровский в Северной Италии.
Немудрено, что в сентябре 1797 года переговоры французского и российского посланников в Берлине были прерваны. А 3 (14) августа 1797 года Павел принял в состав российской армии 7-тысячный корпус принца Конде, в декабре пригласил в Россию самого Людовика XVIII с его двором.
Разумеется, были совершенно исключены какие-то контакты Павла с одним из французских генералов (каким бы успешным он ни был) в обход Директории.
21 «На наш взгляд, наполеоновская стратегическая кампания в 1812 году заключалась в следующем. Планировалось в течение нескольких месяцев…» (стр. 75 – 76).
22 Р.А., 1870, с. 1522.
23
