секундочку, - пояснил я. - Можно карточку от гостиницы? – Попросил я у ВП. Тот сунул руку в карман, и достал кусочек пластика. В центре комнаты стояла тележка с еще почти нетронутой свежей едой. Я подошел к сейфу, приложил карточку, и приставил палец. Замок сейфа чуть слышно щелкнул. Я открыл сейф и достал из него перевязанную банковской лентой свежую пачку пятитысячных купюр, и засунул их себе во внутренний карман зимней куртки. Оглянулся. Все смотрели на меня, следя за моими действиями с сейфом, чудом современной цивилизации. И тут в распахнутой, и забытой закрыть входной двери я заметил возникшую человеческую тень. ВП и Иван мгновенно, по моему лишь взгляду поняли, что происходит. Иван развернулся лицом к двери, вставая между мной и дверью, на предполагаемую директрису огня, чтобы если что и полагалось в мою сторону, первым бы принял на себя он. Судя из его умений и навыков, и его длинного победоносного прошлого, можно предположить, что он бы легко мог уйти с траектории выстрела, и что он встал, выпрямившись в полный рост, и расправляя свои широкие плечи вполне осознанно. Тут же послышался негромкий, и, казалось бы, безобидный акустический щелчок. Это наемный убийца произвел прямо из коридора свой первый смертельный выстрел. Роковая пуля, как я до сих пор думаю, предполагалась именно мне. Но досталась она Ивану в область лица. За мной, неподалеку стояла Люба. А рядом с ней находился ВП. Он, как мне думается, был непревзойденный мастер уходов и уклонов от ударов ножом и выстрелов. Он даже показывал, как необходимо действовать в пешем дозоре, когда на пути встречается дозор противника, и те первые успевают заметить и в вас выстрелить. Оказывается, это целая наука, ухода от выстрела, когда правая нога кидается вперед и влево, а туловище одновременно разворачивается на пол оборота против часовой стрелки, и в таком винтообразном движении тела, надо еще и падать на спину, пропуская выпущенную по вам пулю мимо себя, и переводя во время падения свое оружие руками из-за спины, в боевое положение, и навскидку производя ответную очередь. Во всем этом падении у врага на долю секунды возникает ложное ощущение, что он точно попал в цель, и это от выстрела так развернуло и уронило человека, поэтому он и не стережется сам, и тут же получает пулю в ответ. Конечно, спина при этом, от падения на твердую почву, ушибается, но сам-то остаешься жив. И вот ВП, вместо уходов и уклонов одним шагом подскакивает к Любе, хватает ее в охапку, и разворачивается спиной к двери, закрывая своим могучим телом ее и меня одновременно. Слышится еще один вроде бы безобидный щелчок. И ВП тоже получает свою смертельную порцию свинца в область сердца. Патологоанатом потом уверял, что ВП, как и Иван, погибли мгновенно. Но я же своими глазами видел, как он, вздрогнув от пронзившей его тело боли, еще какое-то время стоял, побледнев, но силясь еще стоять, и закрыть нас с Любой собой от новых выстрелов. И глаза у него были очень серьезными, какими серьезными они были всегда, на всех тренировках. Так два непобедимых бойца, наверное, первый раз получив проигрыш в своей жизни, и заплативших за этот проигрыш своими собственными жизнями, покрыли себя неувядаемой славой настоящих героев, которые в решающий час бесстрашно подставили себя неминуемой гибели, выбрав именно гордую смерть, а не жизнь с вечным позором. И третий выстрел достался бы точно уже мне. Потому что киллеру ничто уже не мешало хорошо прицелиться. Я стоял полной ростовой мишенью, никуда не прыгая, не пригибаясь и не уклоняясь. Все это произошло буквально за одну, может за полторы секунды, я не успел и не знал даже как, среагировать, а только лишь воспринимал это визуально, и все зрительные образы откладывал себе в мозг. Я даже не совсем понял, что собственно происходит. Поэтому третий выстрел был бы для меня последним, что бы я увидел в своей жизни. И, по уверениям бойцов нашей службы охраны, киллер был очень высококвалифицированным, если можно так про это говорить, убийцей. Его выстрелы были точны, каждый выстрел – человеческая жизнь; скорострельность выстрелов высокая, то есть выстрелы следовали один за другим, чуть ли не одновременно. Стрелял он из коридора, предусмотрительно не заходя в помещение, чтобы не нарваться на какие-нибудь случайности, в виде человека, прятавшегося за дверью. И действовал он в одиночку, не доверяя никому, и надеясь и рассчитывая только на себя, и всего лишь на себя. И все же, каким бы профессионалом он не был, но третьего выстрела он сделать не смог, просто не успел. Наша специальная боевая группа службы безопасности, не информируя ВП и Ивана, предвидела это нападение, и тоже ждали его. Только не внутри моего номера, потому что это было по-детски наивно, а в соседнем номере и на улице. И это уличная группа заметила первой меня с Любой, входящими в гостиницу, и то, что за нами тенью, не привлекая ничьего внимания, тоже направился еще один человек. Лицо он свое не прятал, хотя кругом стояли видеокамеры, и это немного смутило наблюдавших. Любой даже хулиган, не говоря уже о профессиональном киллере, хорошо осведомлен о всевидящем оке скрытых видеокамер. И что если попасть хоть на секунду в их объектив, то у каждого полицейского вскоре появится фотография разыскиваемого опасного преступника. И уж тем более, ни в одном аэропорту, или на вокзале, где установлены электронные системы распознавания лиц, ему бы уж точно появляться было нельзя. А тут идет киллер на «дело», с открытым забралом, и, пожалуйста, фотографируйте его и в фас, и в профиль. Он ничего ни от кого не скрывает, все козыри отдает сам. Какой-то нонсенс. Но, если бы он скрывал лицо, то его бы даже близко не подпустили к моему номеру. А так его приняли за обычного посетителя, и он прошел беспрепятственно. А не скрывал лицо, потому что был в очень серьезном гриме, добавлявшем на лице особые характерные броские приметы, и изменявшем антропометрию головы так, что, избавившись после от грима, узнать бы его было почти невозможно.
И вот этот профессиональный убийца, продумавший казалось каждую мелочь, вплоть до своего отхода и спасения, после двух своих смертоносных выстрелов, получает сам пулю в висок от нашего оперативного бойца, выскочившего из соседнего номера, и стрелявшего навскидку, практически не целясь. Я этого не заметил, но мне потом объяснили, что у киллера, от попадания пули в голову, с другой стороны головы вылетела часть мозга. То есть он точно погиб мгновенной смертью. Оттого и не произвел свой третий, заключительный для моей жизни, финальный выстрел. Не успел поставить точку.
Далее все происходило как-то нереально и неправдоподобно: ходили туда-сюда люди, осматривали ВП и Ивана. Кто-то из этих людей произнес: «готовы». Меня попросили сесть на диван. Из объятий упавшего ВП помогли освободиться Любе, и тоже посадили на диван, со мной рядом. Он ведь и падал, все еще держа ее, и заслоняя своим телом. Поэтому, какая же тут мгновенная смерть. Кто-то из них спрашивал, не ранен ли я. Потом то же самое спрашивали у Любы. Потом приехал начальник нашей службы безопасности Самойлов Сергей Григорьевич, и старший охраны Белов Вадим Михайлович. Они своими опытными взглядами оценили обстановку. Кто-то им доложил, что с киллером еще были два человека, которые оставались в машине, и ждали его. Их, как и киллера, ликвидировали. В отличии от здешней ситуации, там с нашей стороны потерь не было. А у меня в голове застряло это страшное слово «Готовы». Это ведь про моего тренера и моего однофамильца Васильева Виктора Павловича, и про Ивана было сказано - «Готовы». А ВП все лежал неподвижно чуть ли не у самых наших с Любой ног, с открытыми настежь глазами, в которых, как казалось, еще теплилась жизнь, а глаза так же светились, как светились они у живого ВП. Казалось, он сейчас чуть придет в себя, поднапряжется, и встанет. Чуть поодаль находился в лежачем на боку положении Иван. Лицом он был направлен к двери, а ко мне повернут спиной. Из затылочной части головы, из-под волос чуть сочилась кровь, образуя небольшое пятно на полу. Кто-то сказал, что приехала скорая. Нас с Любой попросили спуститься вниз и помогли выйти на улицу. Это показалось мне странным, что врач не идет к пациентам, а пациенты должны своим ходом двигаться к врачу. Но, как стало ясно потом, это происшествие не будет иметь публичности вообще нигде и ни в каком виде. Все обойдется без полиции, и без лишних свидетелей: трупы тихо вывезут в морг, и оформят, как умерших своей естественной смертью в разных местах города. Такое ведь случается нередко, что человек умирает где-нибудь, а не у себя дома, своей смертью. Только патологоанатом, получив за это определенное вознаграждение, прежде чем написать заключение о естественной причине смерти, все же ради своего профессионального интереса, сделает вскрытие всем трем его непростым клиентам. Он и расскажет потом мне о мгновенном характере смерти всех троих его подопечных, а также сообщит, что один из покойных был в гриме, и между прочим поинтересовался, не связано ли это происшествие с несчастным случаем в кино. На что я лишь пожал плечами, а он, получив неплохую мзду за свое молчание, больше не стал задавать никаких лишних вопросов.
В скорой осмотрели меня и Любу. Мое самочувствие признали удовлетворительным, а у любы начинался посттравматический стресс. Ей сделали успокоительный укол. Я предупредил врачей, что она беременна. И ее забрали в больницу, под временное наблюдение врача. Я еще в скорой вынул из кармана пять тысяч, и протянул женщине в белом халате и со стетоскопом на шее.
- Помогите ей, пожалуйста.
- Уберите деньги. Мы помогаем бесплатно. – Так тепло и по-нашему, ответила женщина медработник, что захотелось ей верить. Затем скорая уехала вместе с Любой. А ко мне подошел начальник службы безопасности Самойлов.
- Как она? – Поинтересовался Самойлов.
- Посттравматическая реакция, - ответил я.
- Главное, живы остались. – Вздохнул Самойлов.
- Это временно. – Предположил я. – Завтра пришлют новых.
- Не пришлют, - ответил Самойлов, - все руководство их фирмы буквально полчаса назад погибло в авиакатастрофе. Небольшой частный самолет взлетел, и буквально не так далеко от аэропорта упал. По нашим данным, выживших нет. Кому-то беда, а нам повезло.
Но это самое «Повезло», и как оно искусственно делается, мне спустя уже довольно большой промежуток времени разъяснил как-то за разговором ни о чем, просто в качестве одного частного примера, из многих, один из опытных летчиков. Дело в том, что достаточно в полете отключить обогрев датчика скорости самолета, как этот самый датчик минут через десять-двадцать обледенеет, и покажет падающую скорость самолета. В отличии от автомобиля, определить скорость на глаз, через лобовое стекло, даже приблизительно, не всегда удается. Да и электроника бьет по нервам, сигнализируя об опасном состоянии самолета. Пилоты примут падение скорости самолета за нештатную ситуацию. Единственный выход: это увеличение мощности двигателей до максимума, и, если это не поможет, в смысле – скорость продолжает падать, то остается единственное решение – снижаться и садиться на любом подходящем участке местности. Но скорость
С уважением, Пётр