Якобинец

Бертраном де Мольвиль, бывший страсбургский мэр Дитрих, соучастник мятежа Лафайетта  в этот период привлекались к суду обычных уголовных трибуналов, которые по большей части, их оправдывали.
    Только 10 марта 1793 года был вновь создан и заработал реорганизованный политический трибунал.
    Действия жирондистов поначалу противившихся учреждению трибунала и даже обозвавших это политическое судопроизводство учреждением «инквизиционным»  тут же назначили  комиссию 6-и, но только из своих, которые одни  и имели право привлекать людей в этот трибунал, практически парализовали его работу и на этом этапе.
    Как уже было сказано, письма депутатов Жиронды к коллегам в провинции от 15, 24 мая показывают, что они сами готовили переворот, устранение якобинцев из Конвента и казни их руководителей.
  Якобинцы восстанием 31 мая всего лишь упредили их намерения. Бриссотинцы станут утверждать, что именно якобинцы «развязали агрессию» и единственно виновны в гражданской войне лета 1793 года. 
    Невзирая на восстание 31 мая, федералистский мятеж лета 1793 года и убийство Марата трибунал отнюдь не ускорил своей деятельности, вопреки распространенным представлениям о «массовых казнях» этого периода.
    С марта по сентябрь 1793 года предстали перед трибуналом всего 266 человек и только 66 из них были казнены. Стоит учесть, что по понятиям восемнадцатого столетия это отнюдь не «море крови».
    А сочувствовавший жирондистам председатель трибунала Монтанэ даже явно пытался выгородить убийцу Марата, представив ее действия как помешательство или обычное уголовное преступление.
    При этом подсудимая возмутилась подобной формой защиты и заявила, что действовала в здравом уме, не имея ничего личного против убитого, но только под влиянием убеждений.
    И это не случайность, еще ранее, когда судили убийц депутата Конвента, Монтанэ убрал из текста приговора формулировку о том, что имущества осужденных поступают в казну Республики, таким образом, конфискация не могла произойти, а среди обвиняемых был миллионер. И это не единственный раз, когда Монтанэ «забывает» именно эту формулу, чуть позднее ему жёстко напомнят об этом.
    Андрэ Шенье, при жизни известный  как  крайне агрессивный контрреволюционный публицист, призывавший к расправам над якобинцами, но не как поэт, прославлял убийцу Марата, как «героиню», в крайне грубой форме нападал на Комитет Общественного Спасения, на Робеспьера и Колло персонально,  затем более полугода скрывался, и был в итоге арестован и заключен в Сен-Лазар.
    Но в сентябре 1793 года ультра-радикальное течение эбертистов возобладало в Конвенте и прозвучало грозное: «Поставим Террор на повестку дня!» Трибунал был реорганизован еще раз, его состав расширен.
    И только с октября 1793 года начались крупные политические процессы: 14-16 число, процесс Марии-Антуанетты, 28-30 октября процесс 22-х жирондистов.
  С октября по декабрь 1793 года в Париже были казнены 177 человек. И всё же и это не «реки крови» по меркам эпохи.
  Репрессии в провинциях напрямую зависели от того, была ли их территория захвачена мятежом, какова была степень его опасности, какова близость к границе, где шли бои с интервентами.
  Существует статистика, что 90% известных нам крайностей революционного террора происходили именно в западных и южных департаментах Франции, но не растекались равномерно по всей стране, как обычно все думают. По меркам этого сурового времени, как раз в Париже было вполне спокойно,  чиновники находились под жестким контролем правительственных Комитетов.
  Хороший пример, за все время Террора в нормандском округе Кальвадос, к слову, откуда родом Шарлотта Кордэ,  не произошло вообще ни одной казни!    Чаще комиссары ограничивались снятием с должности провинившихся чиновников и тюремным заключением, при необходимости вмешивались в дела местной администрации, на фронтах наблюдали за политической благонадежностью генералов.
  Но мятежи в Лионе, в Бордо, в Нанте, в Тулоне и Марселе приняли крайний, чрезвычайный характер. Там жирондисты, открыто объединившись с роялистами, в отдельных случаях даже с интервентами, массово убивали якобинцев, нередко с исключительной жестокостью.
  Федералистский мятеж лета 1793-го, охвативший 60 департаментов Франции из 83, это вовсе не «народное восстание», а бунт буржуазной, т.е.  жирондистской администрации запада и юга Франции против решений якобинского Парижа. 
  Жирондистский мятеж  - это прежде всего бунт потесненных от власти крупных собственников, уже видевших себя новой «аристократией», новой «элитой», рвущихся на смену дворянству.
  В дикой ненависти к якобинцам, эти вчерашние революционеры приняли в свои ряды открытых врагов молодой Республики, аристократов-монархистов, чем и поставили сами себя «вне закона», показавшись открытыми контрреволюционерами.
  Летом 1793 они объединили свои силы с роялистами, граф де Пюизе, барон де Вимпфен должны был возглавить совместное наступление на Париж…
  Настало раздолье для многочисленных преступных шаек, бандиты пользовались тем, что власти временно стало не до них.
  В 1793 году бандиты и грабители, насильники и убийцы часто напяливали на головы красные колпаки и переодевались в мундиры жандармов, снятые с убитых республиканцев и терроризировали население, предъявляя даже поддельные документы, грабили под видом реквизиций, безнаказанно убивали и насиловали, запуганные люди уже не понимали, с кем действительно они имеют дело, вследствие чего некоторые поверили, что грабежи и насилия дело рук революционеров...
    Впрочем, по справедливости нельзя не отметить и того, что некоторое количество контрреволюционных партизан, шуанов также имели темное уголовное прошлое. Возможно, что особые зверства с обоих сторон совершались именно подобными личностями, а не собственно идейными "синими" и "белыми". Возможно...
    Существование Королевской Католической Армии Вандеи в каком-то смысле миф,  созданный самими сторонниками старого режима. 
    В западных департаментах Франции действовали разрозненные вооруженные формирования.
    Полевые командиры «белых» соперничали между собой за влияние, иногда они объединялись, посланцы от принцев-эмигрантов могли на некоторое время добиться этого. Но принцы далеко за границей... и внутренние раздоры и склоки продолжались... Для них это был минус, но для защитников молодой Республики плюс.
    Самые известные полевые командиры роялистов это Ларош-Жаклен, де Боншан,  д,Эльбэ, Пюизэ, Лескюр,  Шаретт.
    Одних можно назвать вполне честными противниками, другие, среди них граф Шаретт  добивали раненых республиканских солдат, бросали людей в колодцы  и забивали камнями, сотнями расстреливали пленных,  разрешали своим шуанам развлекаться пытками якобинцев, насиловали их жён и убивали детей.     
    Эта информация может не нравиться сторонникам роялистов и шуанов, но эти многочисленные зверства «белой» партии имели место.   
    В ряде департаментов власть захватили тёмные личности анархистского толка вроде самозваного «комиссара» Шнейдера в Эльзасе, арестованного позднее Сен-Жюстом и отданного под трибунал.
    Контрреволюционно настроенные обыватели, однако, с готовностью поверили, что эти бесчинства творят якобинцы. 
    Отряды шуанов Бретани и Вандеи тоже нередко перемещались по департаментам, переодетые для безопасности под солдат-республиканцев,  их главари использовали подлинные бланки пропусков, щедро выдаваемые им изменниками-жирондистами.
    А пока что, аресту и казни подлежали 22 лидера Жиронды и  т.н. «федералисты», участники мятежа, а вовсе не все члены этой партии.   
    Часть жирондистов согласилась на сотрудничество  с якобинцами во имя общих целей и победы революции, но часть высокомерно отвергла мирную инициативу и превратилась в глубоко враждебную силу.     
    «Мирные» бриссотинцы оставались в Конвенте и далее, по крайней мере, до октября 1793 года.  Позднее именно Робеспьер личным вмешательством не раз спасал жизни этих 73 человек, отбивая атаки ультра-радикалов Эбера:
- Пусть не будет новых и напрасных жертв гильотины!
  Он имел огромное моральное влияние, но не был правителем, поэтому не имел возможности освободить их, учитывая жесткое сопротивление коллег по Комитету.  Но, по крайней мере, благодаря этому вмешательству они остались живы и даже вернулись в Конвент после Термидора, чтобы в общем хоре осыпать проклятиями имена казненных якобинских лидеров, проклиная среди них и человека, который по существу спас им жизнь. 
    Летом-осенью 1793 года в департаментах Запада и Юга Франции (в Бордо, в Нанте, в Лионе, в Марселе, в Тулоне и др.) образовалась смешанная жирондистско-монархическая администрация, начались репрессии и казни якобинцев. Эти области отказывались подчиниться Парижу!
  Характерно, что Марсель восстал и сдался врагу еще до событий 31 мая... из чего видно, что Жиронда имела собственный план уничтожения якобинцев, и эти последние лишь опередили их намерения…
  Именно эта смешанная власть сдала английским интервентам Марсель и Тулон в мае 1793 года и подняла там белый флаг Бурбонов.
  И этой чёрной измене тоже нашли оправдание,  штамп, ставший широко известным в литературе - «несчастные искали спасения у иностранцев от якобинских зверств»! В то время, как именно якобинцев и убивали в этот момент в Марселе и в Тулоне… 
  В маленьком городке Юга в том же июле был убит  председатель Якобинского клуба. С ним безжалостно расправились прямо во дворе собственного дома.
- Как там у вас говорится «если враги не сочтут меня достойным казни, значит, мои заслуги перед революцией недостаточны?» Или еще лучше, «ненависть врагов лучшее украшение патриота?» Ты своего добился! Твои заслуги, любезный, в таком случае даже чрезмерны! Ты достоин и пули, и веревки, и ножа гильотины разом!
- Едва ли это возможно одновременно… Остановитесь на чём-нибудь одном…, - ирония слышалась в голосе председателя. Обреченный на смерть держался удивительно спокойно.
- А мы попробуем совершить чудо, тебе достанется всего понемногу! Держите же его!
    Сначала его повесили, следя при этом, чтобы он не умер. Быстро    перерезали веревку и затем в корчащееся полузадушенное тело несколько раз стреляли, но так, чтобы причиняя мучительную боль не убить при этом. Роль «гильотины» выполнила сабля в руках одного из убийц якобинца…
  Летом 1793 подобное происходило повсеместно там, где власть захватывали роялисты и их новые союзники бриссотинцы.
  Всё это не оставляло повода для благодушия и дальнейшей игры в терпимость. Враг вспомнит еще о милосердии, тогда, когда оно понадобится ему самому, завопит о «ужасах революции и варварстве санкюлотов», но будет слишком поздно.


                                                                         Лион  14 июля 1793 года

  Жак Ранси с трудом пробирался сквозь возбужденную шумную толпу к зданию администрации Лиона. Озабоченные, испуганные обыватели толпились вокруг агитатора-бриссотинца. О чем же возбужденно кричит этот тип, отчаянно жестикулируя и срывая голос? Ранси прислушался.
- Надо