Якобинец

жизни обоих «героев» и имеющиеся документы… 
    Ясно, что ни Дантон, ни Эбер никогда не грешили сознательной идейностью и принципиальностью, скорее  обоим близок один принцип «выгодно-невыгодно», «будет иметь успех или не будет». На деньги и материальный комфорт падки оба. 
  «Папаша Дюшен» только на трибуне с пеной на губах громит «злых богачей» и грозит гильотиной, а его круг общения уже с осени 93-го и резко изменившийся образ жизни  и уровень доходов свидетельствуют о некоем характерном перерождении.     
  Что интересно, перемены у обоих начались еще с осени, именно с осени 1793 года ультра-левые и правые начали свои первые нападки на Комитеты.
    Во-первых, англичане весьма рассчитывали на приход к власти Дантона,  оттого и рискнули направить к нему агента, рассчитывали на смену курса резко вправо, и, конечно же, на то, что им удастся навязать склонному к компромиссу Дантону выгодные именно Англии условия мира, которые сделают Францию неконкурентоспособной и второсортной страной на континенте…
    Пошел бы на такие условия Дантон? Очень вероятно, пусть даже с фигой в кармане… он ждал результатов выборов в британский парламент, надеялся, что они принесут победу либералу Фоксу, который предложит Франции менее жесткие условия мира, но какая незадача, просчитался, франкофоб и ярый контрреволюционер Питт снова на белом коне…
    Эбер труслив, получив  один миллион из двух обещанных за спасение австриячки пытался выйти из дела, но поздно, на допросах в марте 1794 даже встреч с агентом барона де Батца графиней де Рошуар скрыть не смог… Как он позеленел, услышав обвинение Шабо, куда девался весь эпатаж, весь гонор «папаши Дюшена», никаких громогласных возмущений, только откровенный страх…
    Вот отчего так бесятся англичане и американцы от анти-якобинской истерии, вот отчего так проклинают именно Робеспьера...
    Из лидеров трех якобинских фракций он один честно заслужил немыслимое для политика всех времен прозвище Неподкупный.  И это так, самые бесчестные из ненавидящих его не смогли доказать обратного.
    Не желает Робеспьер работать на интересы Лондона, оттого он и «кровавый тиран», оттого и «диктатор».  Уничтожить его в данный момент, означает убить саму Французскую Революцию. Но и это не всё.
    Помимо британской короны  за спинами потенциальных убийц якобинцев стоят новые «аристократы», банкиры и финансисты. Это им Неподкупный мешает взять власть…

    Эти задушат демократию в колыбели, но сохранят при этом ее имя, знамена и лозунги…

    Эти крича о «свободе и равенстве» станут угнетать народ не хуже средневековых королей и феодалов. 

    Эти, под вопли о «правах человека» станут интервентами и захватчиками, насильниками колонизаторами для других народов не хуже конкистадоров…

  Эти добьются того, что при одном упоминании о «демократии», которая станет ассоциироваться  с  кастовым диктатом сверх-богатых, новых аристократов,  простые люди невольно начнут морщиться и сплевывать себе под ноги…

    И это грубое извращение благородной идеи страшно. Страшен будет    победивший  всемирный Термидор...

    И тут один шаг до идеи о восстановлении королевской власти, которая начнет идеализироваться в умах плохо образованных и политически наивных людей… Тут разумеется подключатся пропагандисты из «умеренных» роялистов и, конечно же, как всегда, представители церкви...
    Удивительное дело, но церковь всегда льнёт к монархии, особенно абсолютной, ей близка идея кастово-раздельного общества построенного на жесткой иерархии и открытом, подчеркнутом, как норма неравенстве людей, по ее мнению, только эта форма правления единственно «угодна Богу»... Диагноз? Кто знает...

  Но пока грязную кровавую работу должны для новых «хозяев жизни» сделать вороватые чиновники, двуличные карьеристы и убийцы типа Фуше, Колло, Тальена и Барраса…
  Физически убить честных идейных революционеров им будет мало, надо слепить им образ нелюдей и монстров, наслаждающихся казнями невинных, такими убитых и должны будут запомнить…
  Что ж, ставку они сделали верно. Обуржуазившийся и уставший от революции Дантон мог пойти на такие условия, а двуличный и не менее беспринципный Эбер, театральный ультра-радикал, не избалованный прежде деньгами и комфортом, купился бы еще легче.
    Не зря по поводу Эбера и его фракции Робеспьер как-то сказал, что в их  самоназвании «ультра-революционеры» больше юмора, чем здравого смысла.
    Склонить их даже к монархии совсем не такой бред, как кажется. Дантону может понравиться тайная идея Жиронды – конституционная монархия, где король фигура номинальная, а они станут реальной правящей силой. Не велика в сущности разница между конституционной монархией и республиканским идеалом Жиронды, где у власти представители крупных собственников, различается только вывеска.
    Тут нельзя не вспомнить Марата, еще в 1790 году он сказал:
- Что народ выиграет оттого, что аристократию крови сменит аристократия финансов?
  Да и тщеславие Эбера может не устоять перед таким предложением, ха, сын Капета – « король санкюлотов», маленький паяц в руках папаши Дюшена.
  Нет, не такой уж это бред, ведь совесть, честь, принципиальность, идейность, интересы нации для них ноль, красивые слова для трибуны… в кулуарах они не так уж это скрывают.
  Не зря так бесит Неподкупного цинизм нашего «Палтуса», что есть добродетель республиканца?
  Чистота помыслов, идейная принципиальность, искренний патриотизм, а он, издеваясь, в насмешку, опустил высокое понятие «добродетели» до уровня мужской потенции, и то верно,  для него главное это желудок, набитый деликатесами  и удовлетворенные вовремя половые потребности…
  Стоп, он и меня злит, не надо отвлекаться, друг Норбер, меньше эмоций, они мешают плавному течению мысли… Поехали дальше…
  В свою очередь, Дантон и его ближайшее окружение рассчитывали, что новые выборы в английском парламенте принесут победу либералу Фоксу, с которым разбогатевшим обуржуазившимся республиканцам было бы легко найти общий язык.
    Покончить с революцией, закрепить за новыми собственниками награбленные  у старинного дворянства капиталы и снова загнать народ «в стойло», оставив слова о «демократии» только для трибуны и поддержания иллюзии…
    Вот где корни показного миротворчества  Бриссо и Дантона и внезапного приступа «гуманизма»…
  Но Дантон жестоко просчитался, победа снова досталась ультраконсерватору Питту, ненавистнику Французской Республики. С этим никакой компромисс  невозможен, для него «хороший республиканец это мёртвый республиканец»…
          Один из участников аферы, Фабр, шантажировал Ост-Индскую компанию, нападал на нее публично с разоблачениями и одновременно вымогал мзду за прекращение разоблачений. Одновременно Фабр сделал донесение в Комитет Общественного Спасения, включив в обвинение и подельников и соперников.
    Он назвал и массу реальных имен: бельгийского дельца Проли, действительно получавшего деньги из секретных фондов венского правительства, австрийского шпиона банкира М.Симона (прикрывавшего свою деятельность поставкой пороха), банкиров Перейра и Вандемиера.
    Главным образом все они имели связи с правыми депутатами, людьми из окружения Дантона, как и сам Фабр.   
    Те же банкиры Перейра и Проли одновременно поддерживали связи и с ультра-левыми в Конвенте, группировавшимися вокруг Эбера и Ронсена.
    Эти имена нашлись в личных бумагах как ультра-левого Эбера, так и правого Дантона, у последнего даже нашлись чеки за подписью британского банкира Бойда, за какие же такие заслуги переведены были эти деньги? Не за выступления ли против правительственного Комитета и  Робеспьера? Не за эти ли игры в оппозицию?
    В страхе разоблачения, 14 октября 1793 года Шабо сам делает признание, явившись к Робеспьеру лично. Рассказывает о махинациях барона де Батца с Фабром, Жюльеном, Делонэ. По словам Шабо барон давал взятки самому Эберу, дабы он оговаривал депутатов, которых Батц неудачно пытается подкупить. Всё вместе, это должно вызвать раскол среди якобинцев, взаимные подозрения, аресты и внутрипартийный террор.
    Также, по словам Шабо, Эбер по просьбе герцогини де Рошуар, агента барона де Батца, в августе 1793 добивался обратного перевода «австриячки» из Консъержери в Тампль. Стоило серьезно призадуматься, ведь неожиданные перемены в поведении Эбера действительно имели место…
    А вот письма аббата Бротье, главы роялистского подполья Парижа к графу дАнтрэгу (агенту принцев-эмигрантов) от 7 и 13 марта 1794 года прямо указывают, лидер ультра-левых  Эбер уже полгода работает с ними в контакте… Куда уже дальше?
  А Дантон в декабре 1793 имел личное свидание с британским агентом Уильямом Майлзом, встречались они неоднократно за истекший 1793 год, и это не бред, не чья-то клевета, это страшные факты…
    Именно эти документы и решили судьбу обоих.
    Но все дело в том, что эти подлинные прямые обвинения почти не фигурировали на суде… исключительно ради общественного спокойствия… подумать, они могли подорвать доверие народа к новой власти в целом… Обтекаемые, штампованные обвинения прикрыли собой обвинения подлинные и крайне тяжелые..
    По совету Робеспьера, Шабо в смягченной форме повторил все эти обвинения в Комитете Общественного Спасения. Что и произошло 16 ноября 1793 года.
    Эбер отвергал эти опасные обвинения, но, что характерно, не потребовал их расследования и наказания «клеветника», он стал избегать даже упоминания имени Шабо. Интересно, Эбер не смог опровергнуть самого факта нескольких встреч с «бывшей» герцогиней де Рошуар, этой  «старой греховодницей», как он её окрестил, только испуганно уверял, что отклонил все ее просьбы и предложения. Для чего тогда было вообще два и более раза встречаться с ней? Не надо намекать на сексуальный мотив этих свиданий, не надо…
    При этих обвинениях весь гонор вдруг сошел с «папаши Дюшена»,  никаких громогласных возмущений клеветой, только страх и сбивчивые попытки оправдаться...
  В марте 1794 года содержавшийся в тюремной больнице финансовый делец дЭспаньяк передал какие-то сведения о связях Эбера с бароном де Батц генералу Вестерману, человеку, близкому к Дантону. А 13 марта генерал явился к общественному обвинителю Фукье-Тэнвилю, заявив, что эбертисты готовят восстание в Париже и повторил утверждение о тайных роялистских связях левого ультра-радикала Эбера.
    Чтобы не дать сильный перевес также замаранным в этом деле людям Дантона, робеспьеристы зачитав обвинение, включили в него имена Шабо, Базира, Делонэ и Фабра.
    Левые радикалы Эбера тянули резко влево, обвиняя революционное правительство в слабости и призывая беспредметно усиливать террор вопреки требованиям здравого смысла. 
    Правые Дантона, называвшие себя «умеренными» (им следовало бы помнить, что означает «умеренность» в годы революции, «умеренными» называли себя и жирондисты, скрытно сочувствовавшие роялистам, и даже местами открыто объединившиеся с аристократами в федералистском мятеже летом 1793!),  в своих требованиях опасно приблизились к позициям Жиронды…