Из задних дверей «Ауди» выскочили трое мужчин и, пристроившись на обочине, стали дружно опустошать внезапно переполнившиеся мочевые пузыри. Свидетели инцидента понимающе покивали и тронулись дальше. Правая передняя дверь замершей у столба машины открылась. Из неё неторопливо поднялась высокая красавица в сиреневом брючном костюме, с аккуратной короткой стрижкой. Посмотрев на ряд «демонстрантов» у края дороги, отвела свои карие глаза. Заглянула в кабину, наклонилась и достала из пачки длинную чёрную сигарету. Прикурив, жадно затянулась, выпуская дым через тонко очерченные ноздри. Прислонилась к дверце, наблюдая за вернувшимся «Мерседесом». Едва тот остановился, из него выскочила невысокая, начинающая полнеть женщина с убранными в аккуратный хвост длинными рыжими волосами. Она бросилась к «Ауди», едва взглянув на курящую брюнетку, и постучала в стекло:
— Артём, ты хоть жив?
Стекло неслышно опустилось:
— Жив. Что там случилось?
Рыжая вздохнула и повернулась в сторону пожара:
— Все погибли... И водитель... И его пассажирка. Девушке едва стукнуло двадцать... Я бы таких придурков на месте расстреливала! Не понимаю, как тебе удалось избежать аварии... Мне даже показалось, что твоя машина чуть ли не изогнулась, уворачиваясь...
— Да-а... Неадекватов на дороге хватает... Значит и этих накрыло..., — дверца открылась, отстраняя собеседницу. Та задрала голову, глядя в лицо встающего высокого русого парня:
— Чем накрыло?
— Крылом.
— Не поняла...
— Нина, не забивай голову... Это я так просто... О своём...
Один из мужчин у обочины, среднего роста курчавый шатен с седыми висками, закончив процедуру, подошёл к машине. Глядя на расстояние между столбом и бампером, удивлённо присвистнул:
— Ну ничего себе! Всего пару сантиметров! Зинаида, — повернулся он к брюнетке, — а ты пописать не хочешь?
— Потерплю. Закончили оправляться? Хорошо, хоть машину Савельеву не обмочили. Нина, — перевела она взгляд на рыжую подругу, — что там, действительно, произошло?
— Джип в поворот не вписались, столкнулись с гружённым лесом «Камазом».
— М-да..., — Зинаида вновь затянулась, — шансов у них не было...
— А что это вы с Артёмом такие спокойные? — Нина подозрительно посмотрела на Артёма, затем на Зинаиду.
— Ниночка, солнышко, — из «Мерседеса», пыхтя и отдуваясь, выбрался невысокий толстенький мужчина в очках, с короткой шотландской бородкой, — это у них такая реакция на стресс, по механизму психологической защиты.
— Борюсик, — Зина резко повернулась к нему, — может быть ты хотя бы здесь перестанешь выставлять свои диагнозы?!
— Так... началась последовая реакция... с раздражением, — подытожил Борис Котов, — следует ожидать агрессивных действий по отношению к окружающим...
— А не пошёл бы ты...
— Зинуля, — мило улыбнулся Борюсик, — и что это вы, гинекологи, такие грубые и циничные?
— Так с чем дело-то всё время приходится иметь... Это только вы, психиатры, до слащавости вежливые и обходительные. Не понимаю, как тебя Нинка только выносит. Сидоров! — повернулась она к шатену. — Что ты уставился на этот столб?! Хочешь его на память забрать?
— А он влезет в легковушку Савельева?! — обрадовался тот.
— Ну, давай, давай, — отвернулась брюнетка, — засунь в машину индивидуальной сборки каменное бревно...
Артём поднял голову, рассматривая бетонную конструкцию, и покачал головой:
— Целиком точно не влезет, если только распилить...
— Ну... это будет уже совсем не то..., — деланно расстроился «коллекционер».
— Ребята, — от «Мерса» подошли супруги Овчаренко: высокий платиновый блондин в спортивном костюме, с начинающим выступать животиком, и невысокая, ему по плечо, плотно сбитая женщина с тёмно-русыми короткими волосами, — там люди погибли, а вы всё шутите.
— Сергей, — Котов коротко взглянул на Овчаренко, опустил голову и пнул ни в чём не повинный камушек, — мы, как, впрочем, и ты, каждый день... видим смерть... Во всяком случае — очень часто. И научились подавлять негатив... Эмоционального выгорания ещё не произошло, но до этого момента совсем недалеко... Нельзя с каждым пациентом переболеть его болезнями, и умирать вместе с умирающим... Ты думаешь нам не жалко этих ребят? — Борис посмотрел в серо-голубые глаза Сергея — Жалко! Но помочь им мы всё равно уже не сможем... Они погибли мгновенно, даже не осознав, что их больше нет...
Воцарилось неловкое, скорбное молчание, которое несмело прервала жена Сергея:
— Что-то наша поездка как-то не очень весело началась... Может быть, нам вернуться?
— Таня, — Зина бросила взгляд на маслянистые клубы дыма над местом аварии, — мы отмахали почти четыреста километров... Приедем на озеро, и помянем их там... Давайте по машинам. Хочется побыстрее покинуть это... место...
За два дня до аварии
Рабинович взяла зазвонивший телефон:
— Привет, Нинок.
— Привет, привет, Зиночка! Я тебя не очень отвлекаю?
— Пока — нет. Операция через полчаса. Как дела?
— Подруга, ты не забыла, что мы собрались отметить «двадцать лет спустя»?
— Нин, как-то не очень хочется... Нет настроения...
— Да у тебя уже два года его нет! С тех пор, как развелась! Даже ушла из института из-за него. Нашла бы ты уже себе мужика. Ведь смотреть на тебя — и то тошно. Всегда была заводилой, весёлой! Даже фамилия была под стать: «Улыбина»! А последние пять лет я вообще не слышала, чтоб ты смеялась! Надо было тебе в своё время заводить ребёнка, сейчас не было бы так муторно и одиноко...
— Так как же его было завести, если Рабинович, как тебе известно, ко всем своим недостаткам, оказался ещё и бесплодным! А про непорочное зачатие я только в Библии и читала.
— Зиночка, тебе только сорок лет! Красавица, каких днём с огнём не сыскать! Заведи себе мужика и рожай!
— Так они везде и валяются, эти мужики... Да не хочу я ни с кем знакомиться. И без любви не могу рожать, тем более — от кого попало.
— Знаешь, что, Зинаида, не все мужики такие сволочи и бабники, как твой бывший Рабинович! А насчёт любви... У меня такое ощущение, что ты всегда любила только одного...
— Куда собираетесь? — решила сменить тему Рабинович.
— На озеро Вельё.
— Втроем поедем?
— Ну, почему же втроём?! Сидоров Валерик поедет, Селиверстов Витя, Кравцов Дима. Да! Ещё супруги Овчаренко, Татьяна с Сергеем, приедут из Москвы!
— Хорошо, соберусь. Мне на своей машине ехать?
— Знаешь, Зин, возможно будет ещё один человек...
— Нинуля, ты всё-таки собираешься подработать сводницей? Я же сказала — ни с кем знакомиться не собираюсь!
— А вам и не надо знакомиться. Это — Савельев Артём.
Рабинович немного помолчала, затем, с оттенком скепсиса в голосе, поинтересовалась:
— И с чего это вдруг заморское светило сосудистой хирургии и трансплантологии вдруг решило спуститься с Венских небес, снизойти до нас? Захотелось посетить наше захолустье?
— Ну, Питер не такое уж и захолустье. Как-никак — Северная Столица!
— Да уж, столица... Серые обшарпанные дома и жуткие дворовые лабиринты.
— Это для тебя всё серое. Надо тебе срочно мужика найти. Так ты точно едешь?
— Да еду я, еду, беспокойная ты моя.
На озере
— Боже мой! Какая красота! — закинув руки за голову, Зина застыла на берегу озера с хрустально чистой водой.
Стоял полный штиль. Зеркальная поверхность отражала небо с редкими облаками и деревья с противоположного берега. Выбрав место без туристов, с беседкой у самой кромки воды, начали ставить палатки. Рабинович-Улыбина сноровисто справилась со своей и закинула в неё вещи. Нырнув следом за ними, появилась в чёрном купальнике и снова подошла к берегу.
Наблюдавший за ней Селиверстов невольно залюбовался:
— «Святые угодники! Что за изумительная фигура! Кем нужно быть, чтобы изменять такой женщине...».
— Зиночка, на остров не хочешь на лодке сплавать? — прервал он своё молчаливое созерцание.
— Не-а, — повернулась обладательница божественного тела, — надо девочкам помочь с обедом. Витенька, а ты не собираешься на рыбалку? Сидоров с Кравцовым вон, уже удочки готовят.
— Не люблю я ни охоты, ни рыбалки. Неприятно живое травмировать.
— И это мне говорит заместитель директора «Института травматологии...» — хмыкнула Рабинович, — А есть, наверняка, любишь, судя по твоему животику... О! И наша звезда куда-то собралась! — прищурившись, она стала наблюдать за Савельевым, натягивающим чёрный, с цветными вставками, гидрокостюм. Мышцы его рельефного тела при каждом движении выступали упругими жгутами.
Селиверстов проследил за её взглядом:
— Мда... При такой-то внешности ещё и античное тело... Зиночка, выдыхать не забывай, — посоветовал Виктор, вновь повернувшись к Рабинович.
— Вот ещё, — отвела та глаза, — можно подумать, я раньше «качков» никогда не видела. Да сейчас чуть ли не каждый третий в зал прётся железо тягать...
— Судя по всему, ты также туда дорогу знаешь.
— Селиверстов, возьми, пожалуйста, топор и сходи за дровами! Нечего тут рассиживать!
— Ну вот, — Виктор стал неохотно подниматься, — испортила всё очарование момента...
Артём прихватил подводное ружье и стал задом заходить в воду. Затем развернулся и поплыл стремительно, как торпеда, разгоняя буруны.
— Водомёты, что ли, у него в ласты вставлены?
Рабинович вздрогнула и обернулась. Рядом с ней стояла Татьяна Овчаренко, наблюдая за «морским охотником».
— Откуда я знаю, что у него и куда вставлено, — пробурчала Зиночка и пошла «накрывать на стол».
Овчаренко посмотрела ей вслед... и улыбнулась...
***
Солнце поднялось к зениту. Над натянутым бирюзовым шёлком водной глади с надрывом звучал голос Григория Лепса, доказывающий всему Миру, насколько он счастлив, и как давно. Но ему, похоже, никто не верил, что заставляло певца снова и снова убеждать всех в своей нежданной удаче.
Дмитрий с Валерием поймали дюжину пескариков и пару плотвичек, которых, недовольно хмыкая, принялась разделывать Нина. Рабинович стояла на берегу, прижав руки к груди, и напряжённо смотрела на поверхность озера.
— Уж полночь близится, а Германа всё нет..., — вновь подошла к ней Татьяна. — Не волнуйся, никуда он не денется.
— С чего это мне волноваться, — огрызнулась Зинаида, — пускай за него австрийское правительство волнуется.
— Так у него же двойное гражданство! Нам так же не мешало бы побеспокоиться. Всё-таки, он наш, «буржуинский». Может быть, его русалки на дно утащили?
— Как же, утащишь его, если он не захочет... Только с его согласия.
— А ты уверена, что он его не дал?
— Вон он, плывёт, охотничек...
