строительство, в один из домов поселили медиков. Сообщение в те времена было плохое и никто туда ехать не хотел. Но Света, естественно, обрадовалась, и мы переехали. В этом же районе, в старинной усадьбе какого-то помещика, с колоннами, находился дом-интернат, для хронических психбольных. Рассказывали про него всякие ужасы. Во времена перестройки его расформировали, а пациентов перевели в другие интернаты. И здание осталось без присмотра, без хозяина... Со стройматериалами тогда было крайне туго, и предприимчивые стали его разбирать, буквально по кирпичику. Не знаю, когда они работали, но каждое утро появлялся новый штабель...
Наш дом был пятиэтажный, но строился по проекту девятиэтажного. В него встроили шахту лифта, кабина которой осталась пустовать. Мы решили сделать из него кладовку, в связи с тем, что больше на неё никто не претендовал. Жена попросила сделать кирпичную перегородку в коридоре...
— И ты, естественно, воспользовался кирпичом с усадьбы, — догадался Селиверстов.
— Именно так, — не обиделся на сей раз Кравцов. — Смонтировал её за полдня и сразу заштукатурил. Через месяц Света обратила внимание на странное поведение кошки: она боялась подходить к входной двери, хотя до этого постоянно стремилась выскочить в коридор. В один из вечеров, когда жена ушла укладывать детей, я решил поработать над своей диссертацией. Сроки поджимали. Кошка спокойно лежала на ковре посреди комнаты, свернувшись в клубок. Внезапно она резко подняла голову, а затем вообще вскочила, выгнувшись дугой. Шерсть встала дыбом. Она неотрывно смотрела в сторону окна, пятясь назад. Внезапно отскочила в сторону, провожая взглядом кого-то невидимого, от окна к двери... Поверьте, было просто невыносимо жутко... Свете я ничего рассказывать не стал. Легли спать. Среди ночи, около трёх часов, меня что-то разбудило. Я лежал и прислушивался, пытаясь понять — что именно. В коридоре, по полу, прошлёпали маленькие босые ножки... Неужели девочки проснулись? Осторожно встав, я взялся за руку двери... Но та не открывалась! Точнее сказать — приоткрылась чуть-чуть, и снова захлопнулась, словно с другой стороны её кто-то держал. Уперевшись ногой в косяк, я силой потянул дверь на себя. Она поддалась всего на пару сантиметров! Моя возня разбудила жену. Она включила настольную лампу и уставилась на меня:
— Дима, ты что делаешь?!
— Дверь пытаюсь открыть..., — и снова потянул за ручку.
Но всё было безуспешно. Света встала, и попробовала на ней свои силы. Дверь открылась шире, и снова захлопнулась, как на резинке... Жена смотрела на меня испуганными, широко открытыми глазами. По коридору снова прошлёпали маленькие босые ножки, раздался злой детский смех... Вы когда-нибудь слышали злобный детский смех?! Кровь стынет в жилах! Светлана побледнела и покрылась холодным потом. Я потянул за ручку... дверь свободно открылась, будто и не думала никогда сопротивляться! В коридоре царил холод, изо рта вылетал пар. И никого! Света кинулась в «детскую». Обе дочки тихо посапывали. Не было никаких признаков, что они вообще вставали. Кошка, неизвестно каким образом, забралась на шкаф и смотрела на нас сверху вытаращенными глазами.
Неделя прошла более-менее спокойно. Я остался днём дома, заканчивал рукопись. Никто мне не мешал и не отвлекал: жена на работе, дети — в детском саду. Муська (так звали кошку) разлеглась на диване вверх пузом, раскинув лапы. Внезапно она приняла более приличную позу, устремив взгляд в коридор, спрыгнула на пол и спряталась под стол. На кухне кто-то загремел посудой, раздался звон разбитого стекла. Я вскочил и бросился на звук. Между столешницей кухни и поверхностью обеденного стола — два метра, и между ними, на полу — разбитая чашка. Ровно посередине! Кроме кошки, других животных в нашей квартире не было!
Ребята, давайте выпьем, а то во рту что-то пересохло...
Дмитрий молча разлил всем вина, припал к своему стакану. Потом повернулся к Рабинович:
— Зин, дай, пожалуйста, сигарету.
— Так ты же бросил, — но протянула ему пачку.
Кравцов затянулся, задержав дыхание, затем выдохнул и продолжил:
— А ещё через неделю заболела младшая дочка... Никаких симптомов болезни не было, но она увядала прямо на глазах. Ранее весёлая и подвижная, как все дети, она всё время проводила в кроватке, безучастно глядя в потолок. И таяла... Словно из неё высасывали силы. Мы бросились её обследовать, но все анализы оказались в норме. Состояние же дочки ухудшалось с каждым днём. Через четыре дня заболела старшая дочь... Все признаки были точно такими же. А точнее сказать — вообще никаких симптомов. Мы таскали дочерей по всем институтам, показывали их всем известным светилам. Но они только разводили руками. Возвращаясь как-то с очередной консультации, я остановился около сложенной мною стенки. Она стояла незыблемо. Перехватив мой взгляд, Света сразу поняла, о чём я думаю:
— Дима, разбери её, к чёртовой матери! И кирпичи отнеси обратно!
Что я и сделал в срочном порядке, — Кравцов снова затянулся. — Около дочерей мы дежурили по очереди. Я был вторым. Ну, и нечаянно заснул. Сказалось напряжение последних дней... Проснулся от того, что по мне кто-то ползал. Младшая дочка смотрела мне в лицо:
— Папа, а почему ты спишь в нашей комнате?
По лицу рассказчика текли слёзы. Овчаренко достала платок и протёрла ему щёки.
— Спасибо, Танечка, — Кравцов поймал её руку и поцеловал.
— А что было дальше? — с нетерпением спросила Нина.
— Дочки стали быстро поправляться. Через несколько дней ничего не говорило о том, что они были на грани. Потом мы построили дом в пригороде, куда и переехали. Но этот неведомый квартирант, похоже, отставать от нас не собирался. До экстремальных ситуаций уже не доходило, но в доме периодически что-то стучало, скрипело, падало. Иногда пропадали вещи, и обнаруживались в совершенно неожиданных местах. Мы просто перестали обращать на это внимание. Пусть гремит, лишь бы к нашим дочерям не лезло.
— М-да, — Рабинович тоже прикурила, — действительно, просто жуть какая-то...
— Зиночка, — подался вперёд Селиверстов, — не хочешь приоткрыть завесу тайны: почему это вы с Савельевым стали чуть ли не врагами? Всё время проводили вместе, ходили под ручку. Мы уже мечтали погулять на студенческой свадьбе, а вы внезапно разбежались, словно между вами «кошка пробежала»? Артём что, тебе изменил?
— Кто? Тёма?! Да такому, как он, даже в голову это не может прийти!
— Значит, ты ему изменила?
— Да никто никому не изменял! Просто я, — Рабинович мельком взглянула на Савельева, — испугалась...
— И, что же тебя так испугало? Расскажешь?
— Да счас, — Зина затушила сигарету, — так я и стала перед тобой душу обнажать. Может быть мне вообще раздеться, и станцевать около шеста?
— А можешь? — обрадовался Валерий. — Шест я сейчас организую, — взяв топор, он направился к перелеску.
— Могу, но не буду, — буркнула Рабинович, — может быть, я стринги не захватила. Сидоров! Оставь в покое бедную ёлочку! И эту дубину выброси, пока я тебе её не засунула в... одно место! Будешь у меня всю оставшуюся жизнь ходить «по стойке смирно»!
— Ребята, — улыбнулся Савельев, — вам сорок с лишним лет, а ведёте себя, как дети.
— Вот именно! — вернулся Сидоров, «любитель стриптиза», — нам всем по сорок лет, и выглядим мы именно на этот возраст. Ты же с Рабинович будто застыли на двадцати пяти. Овчаренко, — повернулся он к Татьяне и Сергею, — вот вы, два генетика, можете нам пояснить, в чём здесь дело?
Сергей переглянулся с Татьяной и пожал плечами:
— Вообще-то, феномен отсутствия старения известен очень давно. В середине двадцатого века их количество значительно увеличилось. Да вы и сами должны это знать, в СМИ это очень подробно освещается. Сейчас это явление получило термин «пренебрежимое старение». В геноме человека присутствуют не только «гены старения», но и группа генов, которые препятствуют их активации. Их называют «генами молодости». Но обычно они остаются неактивными. Именно этой проблемой мы и занимаемся. Наукой о бессмертии, иммортологией. А что касается ребят... Очень рано говорить об отсутствии старения, слишком маленький временной промежуток. Хотя... можно сделать анализы, создать карту генома. У вас в Питере есть наш филиал. Тёма, сдашь?
— Нет проблем. Хотя, честно говоря, очень сомневаюсь, что ты там найдёшь хоть что-то. Я обычный человек.
— Да, как же, обычный, — съязвила Зина, — руки которого застрахованы на миллиард долларов.
— Артём, — «включилась» в разговор Нина, — а о каком «крыле» ты говорил на месте аварии?
— Нинуля, — Савельев вновь переглянулся с Зинаидой, — да я просто так ляпнул, не подумав. Первое, что пришло на ум.
— Вообще-то, ты совсем не тот человек, который «ляпает». А судя по вашей реакции с Рабинович, вы что-то скрываете...
— Ребята, да нечего особенно и скрывать-то... Это всё домыслы, основанные на недостоверных фактах, фантазии...
— Домыслы?! Недостоверные факты?! — вспылила Зина. — Да я сама видела, как тебя всё время прикрывает эта... «Немезида»! И постоянно одно и то же: если кто-то пытается нанести тебе вред, мелькает какая-то крылатая тень, и этому злоумышленнику воздаётся в разы больше, чем его намерения!
— Ну-ка, ну-ка, — наклонился вперёд Сидоров, — Что за «Немезида» такая?! Савельев, давай, колись!
Артём тяжело вздохнул:
— Вообще-то... чёрт, даже не знаю, как это и назвать! Ну, пусть будет — «явление». Так вот, «Немезидой» это явление назвала Зиночка.
В моей жизни не было ничего необычного, во всяком случае, до тех пор, пока я не пошёл в детский сад. Да и то только после того, как в нашу группу привели одного шкодника. Он сразу стал всех задирать. Постоянно толкался и устраивал драки. Одну девочку вообще укусил до крови. А однажды принёс в детсад рогатку. Воспитатель не сразу это заметила, только после того, как «подбитый» в задницу мальчик громко заревел. Маленький же «террорист» уже целился мне в голову. Но тут мелькнула какая-то тень, словно облако набежало...
— Кстати, — заметила Нина, — облако, закрывающее солнце, во время аварии, очень было похоже на птицу...
— Да, я видел, действительно, очень напоминало. — согласился Савельев. — Так вот, этот маленький хулиган, сделав в сумраке шаг ко мне, споткнулся и ударился о камень. Срочно вызвали «скорую помощь», и его увезли, с забинтованной головой. В детском саду он больше не появился — потерял зрение, отошла сетчатка. Потом ему сделали операцию, вроде, удачно...
В начальных классах я был самым высоким, и меня никто не трогал. Но в пятом к нам перевели из смежного такого же длинного. Неизвестно почему, но во мне он постоянно видел соперника. И вот однажды, на уроке физкультуры, после того, как я достаточно удачно прыгнул через «козла», он попытался дать мне «пинка». Вновь набежала тень, «соперник» промахнулся и растянулся на матах. Прогнувшись между стеной и полом. С повреждённой спиной он провёл почти полгода в больнице. И ещё долго ездил в инвалидной коляске.
До института было ещё несколько подобных случаев. И всегда они проходили по одному и тому же сценарию: мелькает тень, и... «недоброжелатель» повержен. Как правильно заметила Зиночка, «наказание» всегда значительно превышало то, что со мной пытались сделать.
— А перелом шеи у Каверзова, из шестой
