Русские пазлы (Полное собрание сочинений автора)

внушительные регалии. Помимо того, что Дима кандидат медицинских наук, доцент и преподаватель Донецкого Народного Медицинского Университета, он ещё и многократный Чемпион мира и Европы по «жиму лёжа». Так в 2019 году в Финляндии он лёжа отжал новый рекорд Европы – 262 кг. А за год до этого во Франции – 260 кг. Так что давайте, чухонцы, лягушатники и прочая европейская нечисть, накладывайте на нас санкции, их один Дима отожмёт и скинет. А главное достижение военврача – это прекрасная жена, и две красавицы дочки. Дай Бог им всего самого лучшего!
 Специальность у Дмитрия – семейный доктор, то есть земский врач, как Антон Павлович. Земские врачи – это особые люди. Они должны уметь всё, потому как от всяких узких специалистов больных на Руси отделяют расстояние и запись. А земский пришёл, и диагноз поставил, и лечение назначил при любой болезни. По необходимости и роды примет, и какую-никакую операцию сделает, и зуб вырвет, а надо и выбьет. А военврачи с опытом войны куда как круче даже земских. То есть они и есть самые настоящие, как Чехов и Пирогов. Но продолжим о Диме Госмане.
 Есть у Димы, присущая настоящему врачу, особенность – появляться там и тогда, где он нужен. Сослуживцы рассказывали – разбилась на гололёде машина легковая, в хлам разбилась, а тут Дима, откуда ни возьмись, вытащил из машины пострадавших и помощь необходимую оказал, и в больничку занёс. Выжили мужчины.
 А в декабре прошлого года, ехал он на медицинской «буханке» мимо продуктового магазина, когда туда сбросили РГДшку. Две девочки лет по 15 были ранены, тяжело ранены. И если бы земский военврач Госман не оказался вовремя на том месте, то скорее всего ушли бы девочки от потери крови. Счёт на минуты шёл. Но он там оказался и живы девчонки, и уже поправляются. Вот ведь судьба.
 Мой хороший друг, доктор Слава Титов, говорит: «Если врач поговорил с больным и больному не стало легче, то хреновый это врач». Пусть я и не больной, хотя все мы больны так или иначе, но я поговорил с Димой и мне стало легче. Есть такие люди, с которыми рядом побудешь и понимаешь, что жить надо и есть зачем. И таких здесь очень много.
 Основная работа у Дмитрия сейчас – это осколки. Они разные, металлические от ВОГов и снарядов, и пластиковые от дронов. Эти пластиковые такая вредная штука, их на рентгене не видно, и если глубоко, то тогда надо на томографию везти, в республиканскую больницу, а это время лишнее терять. А его лишнего здесь не бывает.
 Самое паршивое, - говорит Дима, - когда очень мелкие попадают глубоко, и найти трудно, и они могут нанести рану внутренним органам смертельную. Сразу не увидишь, не поймёшь, а там или кишечник повредит, или лёгкие, и всё…
 А вот капсюль взрывателя от лепестка. Боец подорвался, голень оторвало, а этот капсюль Дима достал ему из голени другой ноги.
 Времени свободного совсем нет, и я с Димой по его делам поехал. Дело оказалось простое, отвозили раненного парня в медчасть. Там рана небольшая, палец осколком зацепило, уже извлекли, перевязали, надо было сопроводить с документами. Пока ехали я спросил у парня, как его угораздило, и он рассказал простую фронтовую историю. Он дроны отводил собой. Две штуки с гранатами. Догонялки такие смертельные. От одного он нырнул под «Бэху», нормально проскочил, а от второго не совсем, зацепило. Рассказал буднично, просто ответил на вопрос, а вы представьте… Зовут парня Антонов Сергей Александрович, молодой ещё, лет двадцать с чем-то. Таких здесь много, не о всех узнаешь, не о всех напишешь. Запомните хотя бы его. Он того стоит. И помолитесь о здравии.
  В городской больнице народу много, тут и гражданские пришли на приём, много пожилых, и военные, с ранениями. Бывало до пятидесяти раненных в сутки принимали. Работают все вместе и гражданские врачи, и военные. Персонала не хватает. Нужны все – медсёстры, фельдшеры, врачи. Приезжают иногда с «большой земли», как здесь называют, из России, вахтовым методом, поработают и обратно. Надолго не приживаются, условия не те, что в России. Да, больница времён ещё старых, советских, даже плитка на полу та же, что я видел в восьмидесятые. Вода по расписанию, а то и нет. В туалет, извините, сходил возьми баночку, слей. И болезни разные, и ранения тяжёлые бывают, не все выдержат, даже психологически. И медикаментов не хватает, и вот УЗИ аппарат очень нужен, а его нет. Если кто из больших медицинских начальников прочитает, пометьте галочкой в голове, «хотя бы УЗИ». Или жена большого начальника, или любовница тоже на заметку себе. Он к вам ночью попросится, а вы – «Нет, не дам, пока УЗИ в 110 ю бригаду не отправишь». Так оно может и надёжней, чем заявки в МО писать…
  11 февраля 2022 года Дима защитил кандидатскую, а 22 февраля уже ушёл по призыву в армию, гранатомётчиком. Мой редкий, несведущий читатель может подумать, что для того чтобы стать гранатомётчиком необходим кандидатский минимум. Нет, конечно, просто время было такое, не разбирались особо и шли профессиональные медики в снайпера, пулемётчики, гранатомётчики и танкисты. Бардак в русской армии вещь неискоренимая и даже уже родная. Но в противовес этому бардаку следом приходит разумная самоорганизация снизу. И когда хватились, что нет медицинского персонала, то быстро давай искать и возвращать в свою профессиональную стихию врачей, фельдшеров и медбратьев. Оставили они гранатомёты, пулемёты и танки, и взялись, слава Богу, за привычные скальпели и бинты. Те, кто успел…
Настоящий военврач – это порода особая, штучная, тут опыт и боевой, и врачебный. Тут от Бога. Я пишу эту статью об одном только из них, но посвящаю её всем фронтовым медикам, врачам, медбратьям, фельдшерам. Здесь суть и соль Русской медицины. Здесь все герои, здесь чужие не держатся. Удачи вам, ребята, и благодарность наша, и поклон низкий, земной!
 P.S. Как говорил почти однофамилец Димы, подполковник Гоцман Давид Маркович: «И чтоб тихо тут…»

                             Разговор с комбатом

Сразу скажу, что не могу назвать ни имени, ни позывного командира. Он, как и многие здесь, имеет законное право на анонимность. Поэтому просто приведу наш разговор дословно.
 В части даже изымают телефоны и прибивают их на стену, потому что даже работающий в расположении телефон может выдать геолокацию части. Такой вот был у нас разговор:

- Когда начались события на Майдане, я сразу это дело не поддерживал, понимал, что это бандеровцы, и когда эти мерзавцы развернули свои красно-чёрные тряпки, боевое знамя ОУН УПА, и я сразу понял, что это война. Потом пошли события 2 Мая, в Одессе, потом в Харькове зачистили всё, потом в соседний город приехали, не знаю – правосеки, не правосеки, одеты были в форму импортного образца. На автобусах Приватбанка приехали, начали в людей стрелять. Я понял, что делать здесь больше нечего. Уехал в Донецк, к тому времени большинство моих товарищей уже в Донецке были..
  -  Вот скажи, сейчас во всех западных СМИ отрицают всякое наличие фашизма и нацизма на Украине. Напрочь отрицают.
 - Ну что рассказывать, вот здесь у нас на окопах было, с той стороны гимн какой-то Вермахта включали, на немецком. Потом через громкоговорители: «Иван, выходи драться».
  - Типа – «Иржорский Ванюшка, сдавайся».
  - Ну да. Мы им туда два заряда с РПГ кинули, перестали музыкой своей травить. А «Азов» те откровенно нацики, руны какие-то понавешали, кресты. Национализм порождает нацизм. Они себя какой-то титульной нацией считают. Я сам украинец, я любил это государство, а они извратили всё. Вот уже восемь лет прошло, а я иногда утром просыпаюсь и мне кажется, что это дурной сон какой-то. Сюрреализм, такого в природе быть не должно. До сих пор не укладывается в мозгах всё происходящее. Мне одноклассник звонит с посёлка, двадцать километров отсюда, говорит: «Завтра вас зачищать приедем», я спрашиваю: «Как зачищать?», он: «А так, у вас какая-то российская вишня, мы вас душить будем».
   - Когда это было?
  - Это было в конце апреля 2014 года. И я уже, как в фильме «Брат», Данила Бодров, обрез гвоздями начиняю. Завтра зачищать приедут. И приезжали некоторые зачищать, долго не наездились. Я тогда уже понял, что здесь, в Донецке, оплот противостояния всей этой нечисти. И я вот в одном подразделении прослужил семь с половиной лет. Потом вот этот батальон сформировался. В феврале двадцатого года меня назначили формировать этот батальон. Очень коллектив такой, разношёрстный.
  - Интернациональный?
  - Да, интернациональный. У нас армяне с азербайджанцами – лучшие друзья, евреи вместе с немцами в окопе сидят, и говорят – мы с немцами воюем.
 - С фашистами?
 - Ну да, ну их тут много кто немцами называет, по привычке. В то время против нас тоже вся Европа воевала по большому счёту. И сейчас их вся Европа вооружает, одевает, обувает, кормит, деньги платит. Всё натовское идёт, и не только натовское, даже те, кто косвенное отношение к НАТО имеет тоже снабжают, вооружение в основном, и натовского много. Ну натовское уже и нам достаётся.
 - А много у вас натовского вооружения.
 - Стрелковое в основном, гранатомёты попадаются. Из тяжёлого - танки Т-64 нам достались, полностью переоборудованные. Я не танкист по специальности, но ребята говорят – кардинально наш танк переработали, импортная начинка вся. Связь у них вся американская.
 - У вас самих со связью как?
 - Со связью нормально сейчас. И закрытые каналы работают, и по старинке проводные протянуты. Костяк подразделения сбивал сам, личной беседой с каждым. Отбирал тех, кто уже проходил службу в армии, тех, кто воевал уже.
 - А резервистов много?
 - Резервистов очень много.
 - Ну и как они?
  - Сначала пугались, боялись, особенно те, кто ещё в армии не служил, потом постепенно втянулись. Тем более, что я костяк боевой собрал, проводили занятия по боевой подготовке, по тактической. Привыкают люди к полевым условиям, к полевому быту. Сейчас уже жалоб нет.
 - Так называемая «учебка», которая в советской армии полгода проходит, здесь быстрее?
 - Неделя.
 - А, с пленными доводилось беседовать, есть среди них идеологически «ярые»?
 - Вот с начала специальной военной операции «ярых» мне не попадалось. Они перепуганные, боятся, и у них большое количество тоже резервистов. Может и обманывают, ну там уже компетентные органы с ними разговаривают. Но соглашаются, что эта война им уже на нужна. Ну я говорю: «А чего ты к нам с оружием припёрся, я ж к вам не ехал, но сейчас уже не я, товарищи мои поехали, вот в Запорожскую область. А там много сочувствующих». Здесь много людей убивали с 2014 года, а они думают, что война вот только началась, в феврале. Нам бы тогда снабжение, как сейчас, мы бы, наверное, только во Львове остановились. А им бы тогда такое снабжение, как сейчас – нас бы не было.
 - Как думаешь надолго это здесь затянется? Здесь под Донецком?
 - Даже не могу сказать. Они здесь оборонительные линии, называют «Линия Маннергейма», готовили сильно, бетона сколько залили. На них же вся Европа работала. Они здесь километрами окопы бетонные отливали. Мы у них вот брали «укрепы», так там морские контейнеры вбетонированны два метра под землю. И мы их оттуда не выкуривали, они уже попали в подкову, полуокружение, и решили отойти, бросить свои позиции. И мы туда зашли, после наших окопов, если честно, были