Побег.

свой влево, в протоку с более медленным течением, ему показался чей-то негромкий рассудительный говорок, но присмотревшись, он понял, что это небольшая волна просто-напросто бьет в рассохшийся борт лодки.
От неожиданности, зэка чуть не упал в воду и даже ополоснул лицо речной водой, но ничего не изменилось: вот поросший камышом заливчик, вот кабанья тропа, уходящая в чащу леса, вот темный от ила песок, а вот и лодка, до половины вытащенная на берег, но самое главное от лодки к большому валуну, наклонно торчащему из песка, тянулась буро - красная от ржавчины цепь.
Савелий спрыгнул со своего пня, по самую грудь, провалившись в студеную воду и оттолкнув от себя ненужную более коряжину, побрел к берегу.
3.
Одного взгляда хватило разочарованному Гридину, что бы понять, что лодкой уже давно, уже слишком давно не пользовались. Сквозь щели в ее бортах свободно просачивалась речная вода, а сквозь дно лодки тоненькая осинка умудрилась пропихнуть свой темно-серый, гнутый стволик…
Хлюпая водой в раскисших ботинках, Савва как мог, поспешил по тропе вверх. Падая и сдирая в кровь пальцы по довольно пологому склону, он неожиданно вышел на почти идеально круглую поляну, притаившуюся среди столетних сосен и кедров.
Прямо перед ним, стояла покосившаяся рубленная из дерева часовенка, а чуть поодаль, за небольшим погостом с кособокими, трухлявыми крестами, притулившись к древней березе, виднелся сруб, с небольшими подслеповатыми оконцами. Сруб был обнесен плетнем, но плетнем хитрым: каждая веточка высохшего орешника, каждая жердь, поставленная вертикально, были старательно заточены, и примитивный, хлипкий на первый на первый взгляд заборчик, при более внимательном знакомстве оказывался серьезным препятствием от не прошенных гостей, будь то зверь таежный, будь то варнак беглый.
- Скит.- откуда-то из глубины памяти Савелия выплыло это слово, и он, сбрасывая с себя мокрый бушлат, штаны и ботинки, по росистой траве поспешил к дому.
- Скит.- повторил уже более уверенно зэка, плечом приоткрывая тяжело поддавшуюся дощатую дверь калитки.
- А калитка-то не заперта- с радостной опаской отметил Гридин, и осторожно ступая босыми ногами по мягкой и прохладной траве, спорышу, которым был заросшим весь двор, направился к крыльцу.
…Убранство дома поражало своей основательностью и простотой.
Бревна, из которых были сложены стены, хотя и отличались друг от друга по толщине, но тем ни менее казались хорошо обработанными, а пакля между ними старательно и плотно забита. Вдоль стен стояло несколько скамеек, грубоватых, но прочных, а в простенке между окон расположилось пусть даже слегка кособокое, но все ж таки плетеное кресло. В оконцах вместо стекол были вставлены тонкие пластины слюды, серовато- зеленой на просвет.
В углу, на полочке застеленной неопределенного цвета тряпицей стояли темные, выгнутые иконы, с которых на не прошенного гостя укором и грустью смотрели какие-то святые.
Чуть левее, на четырех вбитых в стену гвоздях висело четыре офицерских шашки в простеньких, потертых ножнах, с позеленевшими, видимо медными кольцами на них. Савве подумалось, что в свое время на этих же гвоздях висели и кителя, но сейчас лишь легкая потертость бревен говорило за это.
За скамейкой, аккуратно приставлено к бревенчатой стене, в ряд, стояли четыре винтовки Мосина , тускло поблескивая пыльными стволами…
В комнате густо пахло махоркой, мышами и еще чем-то затхло-пыльным. Но все это: и шашки, и иконы, и скамейки с креслом, Савелий рассмотрел много позже, только после того как смог несколько успокоится и пройтись по дому, ну а пока же он не отрываясь смотрел на стоящую на столе домовину (вырубленный из цельного бревна гроб) в котором торжественно сложив руки на груди лежало тело древнего старика с реденькой, седой бородой в белой гимнастерке с двумя прямоугольными карманами на груди и темно-синих шароварах, с ярко-алыми лампасами и крупной золотой серьгой в правом ухе. Вся левая сторона груди усопшего казака увешена была крестами и незнакомыми для зэка орденами. Но не ордена и кресты, украшающие грудь, по-видимому, отважного при жизни казака останавливали взгляд Саввы, а его руки. Руки, темно-коричного цвета, напрочь высохшие, тонкими, длинными пальцами и резко выпирающими суставами.
- Е мае!- выдохнул пораженно Савелий и судорожно сдернув с головы шапку, принюхался… Но нет, пахло всем чем угодно, но только не тленом. Не было того приторно-отвратного запаха разлагающейся плоти, обычно сопровождающего уход человека из жизни…
- Когда ж вы, ваше благородие изволили откинуться?- подбодрил самого себя Гридин и притронулся к правой руке усопшего, у которого меж высохших пальцев неизвестно каким чудом держалась коротенькая церковная свечечка, коричневого воска.
Под чуткими пальцами беглого вора, кожа хозяина домовины зашуршала пересушенным табачным листком, тускло и одновременно вызывающе громко.
- Похоже давненько…- решил Савва и не обращая на покойника более никакого внимания принялся осматривать дом.
Несмотря на кажущиеся небольшие размеры сруба, зэка обнаружил кроме основной комнаты, с гробом на столе, еще небольшую кухоньку, половину из которой занимала массивная печь, выложенная из обломков сероватого сланца. Из кухни, через широкий дверной проем, занавешенный обремкавшимся куском простенькой материи, Гридин попал в спальную. Широкие нары, вместо матрасов медвежьи шкуры, прикрытые почти прозрачной от ветхости и многочисленных стирок простынею, с остатком золотого шитья по уголкам, в виде какого-то герба. Уже виденная Саввой на кухне печь, одной из своих стен выходила как раз к ногам нар, так что зимой здесь надо полагать было более чем тепло. И вообще, складывалось впечатление что тот, который сейчас лежал в кедровой своей домовине, перед смертью старательно прибрался во всем доме и если бы не слой пыли, лежащей повсюду, можно было подумать, что хозяева скита вот-вот вернутся…Если бы не слой пыли.
…Естественная физиологическая потребность выгнала зэка из дома и он, как был босиком выбежал во двор. Как ни странно туалета Савелий не обнаружил и помочившись в заросли лопуха, он поджимая от холодной росы босые ступни, направился к странному сооружению, торчащему посреди двора. На высоком столбе, густо обмазанном медвежьим жиром под крышей из дранки примостилось нечто похожее на необычайно большой скворечник, с метровой дверцей на тронутой ржавчиной щеколде.
- От зверья надо полагать,- решил Савва и приставив к «скворечнику» лестницу, лежащую поодаль, в траве нетерпеливо забрался наверх.
Окислившиеся петли натужно скрипнули и в лицо ошарашенного беглеца шибанул сказочный, ни с чем не сравнимый запах меда, которого здесь, было явно не мало. На полочке, стояло несколько берестяных округлых коробок, наполненных сотами, полными уже побелевшего меда, нарезанными крупными квадратами. У противоположной стены, на крепком шпагате висело, богато поблескивая выступившей солью несколько сушеных рыбин, а в самом углу кладовочки, на деревянном сучке - крючке висела темно-багровая, почти черная кабанья ляжка – солонина.
- Ну, ни хрена себе!- радостно хрюкнул Савва и сдернув мясо с крюка, не без труда поволок его в дом, не забыв впрочем, за собой, плотно прикрыть дверцу «скворечника».
- Ай да казаки, ай да молодцы!- не переставая повторял он, нетерпеливо орудуя острым ножом на наспех протертом от пыли кухонном столе. Под довольно толстой и твердой, как подошва коркой солонины, оказалось необычайно сочное и вкусное мясо.
Кусок за куском, почти не пережевывая его, глотал оголодавший Гридин дармовое угощение, сожалея лишь об отсутствии воды…
- Эх, сейчас бы чифирьку кружечку! – сытно зажмурившись, откинулся от стола Савва и запустил пальцами под козырек своей шапки, заведомо зная, что сигареты уже давно закончились…
Оставив на столе все как есть, от с трудом приподнялся с табурета и пройдя несколько тяжелых трудных шагов рухнул в постель…
- Да чифирь сейчас бы не помешал…- мечтательно пробормотал Савелий уже сквозь сон…
4.
- …Ты уж малый, похорони меня как никак, - увещал его сквозь сон чей-то голос, не громкий и спокойный.
- Негоже с мертвяком под одной крышей находиться. Не по христиански это как-то… Одежу можешь взять, тебе она нужнее будет… Только исподнее будь мил оставь, да на кресты не зарься, в гроб положи…У тебя чай свой крест, не из легких…А что курева нет, не тужи, в светелке, под образами найдешь табачок, верно говорю…Но похорони меня…Устал я, ох как устал…
- Да похороню, похороню, сука буду если совру.- нетерпеливо проговорил Савва и тут же проснулся от звука собственных слов.
Сквозь слюдяное оконце с трудом пробивался утренний, мрачный покамест свет.
- Это ж что, получается, - подумал зэка, - Выходит я целые сутки проспал…
Он с трудом поднялся и попытавшись проглотить вязкую, словно с похмелья слюну, прихватив в сенцах помятое жестяное ведро, как был в трусах и босяком побрел к реке. Росистая трава холодила ноги и Савва взбодрившись, проснулся окончательно.
…Зачерпнув ведро студеной, до ломоты в зубах воды, Савелий поспешил к скиту, по пути подбирая разбросанную вчера одежду и ботинки. Ступая по влажной траве, он глупо и счастливо улыбался, вновь разглядывая свое новое жилище, свой вновь обретенный дом. Часовенка показалась ему довольно забавной, кресты на погосте уже не омрачали его душу, да и сам домик, с маленькими слюдянистыми окнами казался ему уже почти что родным.
- А может быть хватит тебе, Саввушка бегать-то, по тайге, а? Ну что тебе еще надо? Дом есть, лес вокруг, зверья небось полно…, рыба опять же… Не пацан уже, сороковник разменял…А что людей нет, так кто знает, так оно быть может даже и к лучшему…- размышлял Гридин , подходя к дому и помахивая влажной еще одежкой.
Глотнув еще водички, теперь уже не торопясь, из стакана, Савва поймал себя на мысли, что нарочно оттягивает время и ему ужас до чего не хочется проходить в дом, искать табак под образами…
…Табак и в самом деле нашелся сразу, в углу на скамеечке лежал аккуратно перехваченный мохнатым шпагатом средних размеров мешок, наполовину полный крупно-нарезанным табаком-самосадом…
- Ну спасибо тебе, казачок за подсказку.- скосил взглядом на домовину Савелий и с удивлением заметил стоящую возле стола штыковую лопату с отполированным до грязно-серого шелка черенком, незамеченную намедни.
- Ладно-ладно, не журись.- миролюбиво проговорил зэк – Раз обещал похоронить, значит похороню. Дай только бумажку, какую найду… Вот курну и похороню…
На печке, сланцевом приступочке, он наконец-то обнаружил довольно толстую тетрадь, исписанную мелким почерком, странными, буроватыми чернилами…
Наверное марганцем писали, а может и от времени побурели…- уважительно подумал Савелий и развернув тетрадь прочитал первую страницу:

« Во имя Отца и Святаго духа, аминь.
Я Божьей милостью Хлыстов, Иван Захарович, подъесаул Уральского казачьего войска, по личному приказу генерал-лейтенанта Толстова В.С., с четырьмя сотоварищами, моими подчиненными оказался здесь, в этой Богом забытой северной глуши.
Старший урядник Попов Петр, его младший брат урядник