Трон для меня?
…Для тебя, для тебя, для тебя…
В резной раме огромного зеркала вдруг возникло изображение точеной моей фигуры в сверкающем узком платье цвета зелени и моря. Мою голову венчала драгоценная корона. Неужели… Шея и руки были усыпаны изумрудами всех оттенков, волосы и шлейф платья украшены темными сапфирами.
И это — мое, и это — для меня?
…Для тебя, для тебя, для тебя…
…Для меня, для меня, для меня…
…Музыка становилась все прекраснее. Великолепный трон был удобен, не то, что другие стулья или кресла. Наряд был роскошен и комфортен одновременно. Нет, чего-то явно не хватало… Ага! — Финал заключительных аккордов раскрыл клумбу цветущей люстры, и в огромном зеркале отразилось, как спирали из лепестков изумрудной чешуи медленно приближали ко мне огромное рубиновое яблоко, окаймленное пальмовыми листьями! Волшебство… Сознание уже не задавало вопросов, не тормозило, не возражало. Оно уже потеряло способность верить или не верить всему этому, да и самого сознания не оставалось. Однако мое внутреннее — контрольное — зрение изнутри фиксировало происходящее. Формула моего спокойствия отдавала себе некоторый отчет в действующем наркозе, намереваясь не упустить момент, когда еще не поздно будет прекратить и отбросить злую волю. Только бы не пропустить этот момент! Яблоко приближалось, танцевало, росло на глазах… Все, больше не могу сопротивляться… Удушливые, расслабляющие кольца прекрасного струистого змея обволакивали меня ласкающими прикосновениями, действительность все более завораживала ароматами и зрелищами, и с яблоком, и без яблока. Все плоды соблазнительны...
Закрываю глаза.
Да! Мне ничего другого не надо, беру это яблоко, хочу его, не могу без него…
Нет! Довольно. Все, что было у меня в жизни раньше, помоги тому, что происходит теперь! И слабый мой голос едва прошептал:
— Ни за что…
................................................
…Все с разбегу споткнулось, вздрогнуло… и остановилось. Аквариум кривого зеркала замер, но тут же всколыхнулся вялым движением, поглощая все роскошные прелести в обратном порядке, обнажая темноту зеркального — или зазеркального — дна. Вместо чарующих звуков наступила долгая пауза молчания, тонкие ароматы испарились, потянуло привкусом дыма. Дыма? Откуда-то послышался слабый свист. Он задержался в моих ушах, сливаясь с какими-то скрипами и стонами. Не понимаю… Пластилиновая чернота зеркала проявила отпечаток зигзага движения черного змея… Что это? Вдруг все зашумело, задвигалось, загрохотало. Пол (или земля?) пошатнулись подо мной, и я не успела опомниться, как стала стремительно проваливаться в воронку бездонной пропасти. Тут же моментально стали распадаться и обрушиваться мифический трон, карточные стены, бутафорский потолок… Кусками метеоритов падали остатки зеркала. Хрустальные подвески люстры звенели и грохотали, сталкиваясь с ними. Раздробленные изумруды и сапфиры обрушивались тучами мигающих частиц, превращались на сквозняке падения в вихри черной пыли. Вслед за этими осколками империи змея следовало рубиновое яблоко, рассыпаясь все более мелкими разноцветными плодами, исчезающими в пыльной мгле! Падаю, падаю, падаю… Об острые края пропасти изумрудное мое (мое?) платье изорвалось в рваные лоскуты. Длинными пунктирами меня обжигали раны и порезы. Все происходило так стремительно, что я только собралась испугаться и опомниться в этом падении, но ни того, ни другого мне сделать не пришлось.
Я потеряла счет времени.
Падаю — или уже нет?
Прошли секунды, минуты, а может, и часы. Может, время пошло назад? Может, свернуло на другую координату… Ничего не помню, ничего не знаю, ничего не помнила и не знала никогда. Нет, все же сознание не покинуло меня окончательно, а подобрало в изнемогающем виде среди холода и камней, окруженную вязким смрадом и придавленную страхом. Да, страх встрепенул мое сознание! Все тело горело и ныло. Черные хлипкие лохмотья не спасали меня от жуткого холода.
Где же я? Что со мной? Неужели…
…Все еще раз вздрогнуло и остановилось, только не для передышки. Я пришла в себя — окончательно. Пахнет дымом и гарью. Темно и больно дышать. Хочу приподняться — не могу. Очень ударила левую ногу обо что-то острое. Попробовала ползти — не могу. Где я? Запах болота и гари становился все сильнее. Пожары на болоте? Горят торфяники? — Как же это? Пробую ползти снова, передвигаться на ощупь. Вдруг натыкаюсь на что-то; руки нащупали шероховатость стены. Кое-как поднялась, еле переступила… Нет, очень больно… И вдруг стала снова проваливаться — на этот раз засасывало болото! Хочу кричать голосом протеста: нет, не могу, отпустите! Я скользила и проваливалась в клейкую грязь, куда тянуло с невероятной силой. Я снова и снова вырывалась из чьих-то цепких чешуйчатых колец! Боже мой… Вырываюсь все более настойчиво! Почти удалось вырваться, но мне только думалось, что я устремляюсь к спасению — оказалось наоборот. Удушающий дым разрастался копотью и зловонием. Языки синего пламени змеями ползли ко мне со стороны ветра, превращаясь в шквал. Все, сил больше нет… Меня уже сильно тошнило, почти рвало. Голова кружилась концентрическими кругами. Я поняла — это радиация! Нет, только не это… так нельзя… нельзя…
И тут я моментально вспомнила свое историческое прошлое — так же, как вспоминаю и теперь!
…А где же Володя, ведь он должен быть где-то здесь? Или уже… Нет, не надо! А что надо? Надо… Вот — нужно скорее пробираться к лестнице, она где-то рядом, только бы успеть. Как тошнит… Как холодно… Как больно… И уже не пыталась ползти, а только мысленно призывала эту лестницу во спасение… А ведь я могла бы родиться рыбой и плавать всю жизнь в море — пока не съела бы акула… Нет! Не то! Не сейчас… Лестница так далеко, а огонь так близко! Пламя придвигалось вплотную, так что при его освещении я сумела разглядеть притаившиеся рядом мрачные глыбы черного и серого камня. Слабые ручейки огня облизывали черные раковины развалин, и, все более пропитываясь радиацией смерти, ползли в мою сторону. Сомнений уже не было — это развалины реактора, четвертого Чернобыльского реактора!
Ха-ха-ха!!!
Чей это смех? Я его уже слышала когда-то… Моя догадка подтвердилась — завыли черные ветры, загремели невидимые барабаны, завертелись бешенные мельницы. Заскрежетали железные и чугунные жернова. Черная трясина покачнула меня с новой силой, сбивая с какой-то мысли. Нет, теперь мне нужно вспомнить что-то другое… Я вспомнила! Где-то рядом, на какой-то отметке, должны быть раскаленные кабельные короба. Только бы успели их вскрыть и погасить огонь! Я уже совсем не двигалась, совершенно забыла себя, но мысль свою не забыла. Как пожарные доберутся до тех коробов? Они же не знают, где очаг! И тут моя верная мысль вырвалась из моей боли и слабости; она с необычайной легкостью взлетела вверх по желанной лестнице — один пролет, другой, третий…
На стене — как раз напротив двери — белели цифры — это помещение «402».
Скорее сюда — вот они, короба!
…Но тут в ответ опять раздался раскатистый грохот смеха.
Ха-ха-ха!!!
Мне стало по-настоящему — наконец-то — страшно. Земля сотрясалась толчками. Я задрожала от ошеломляющего страха, но мысль моя все равно караулила этот горящий короб. Но я ведь одна все равно не смогу… Ну где же, где же караул Володи Чухарева, что же он так медлит? Ведь времени нет совсем… И что это движется на меня, вызывая содрогание камней и болот вселенной? Гром смеха нарастал, молнии огня перечеркивали все короба, лестницы и реакторы. Густая трясина расступилась и затягивала меня все плотнее, но еще плотнее придвигалось ко мне чудовище, и я узнала его — это был он, Чернобыльский дракон!
Ха-ха-ха!!!
Огонь и дым вырывались из каждой безобразной его головы, бронированная чешуя бряцала и гремела. Я узнала в нем того невинного игрушечного змея, что вырастил смешное яблоко на моей пальме, того змея-искусителя, что хотел «озолотить» мой эгоизм, того черного змия, что затянул меня в этот реактор!
Оглушительный смех ударил меня громом:
— Да, это я, кругом я, один я!
Сильные корявые когти его огромных лап… рвали и месили… мою рукопись… Они… Он… украл мой словарь… Он уничтожает его навсегда, чтобы и памяти не было… Черный грохот подтвердил:
— Чтобы и памяти не было!
Черный яд уже давно проник в мою кровь. Как же мне теперь? Погибаю… Перед лучом моей мысли выплыли яркие цифры помещений «401», «403», отметки высот, короба, кабели… Все поздно… Черный грохот выхватил меня, отбросил далеко от просвета, в котором вдруг показался дежурный караул пожарных. Наконец-то! Но… О, больше не могу… Черный гнев, уничтожая меня окончательно, осыпал напоследок градом черных яблок:
— Ты тогда не хотела, так теперь бери, бери, бери!
…И уже теряя все остатки сознания и жалкие капли сил, последняя молекула моей мысли прошептала:
— Ни за что…
…Растворяясь в светящихся искрах, я все же успела обернуться в противоположную сторону — из проема машинного зала ко мне уже бежал Саша Гудков…
…………………………………………………………………………………
Провалы памяти и мысли словно перебросили меня через годы и события — я опять — почему-то — просыпаюсь у себя дома, да так тяжело, что вроде бы и не было никакого сна. А что же было? Вот он, мой письменный стол, вот очки, бумага… Правда, краски опрокинулись, карандаши и кисточки разбросаны, вода пролилась на пол, земля из цветочного горшка рассыпана на подоконнике… Я все прекрасно понимаю. Пора поехать на кладбище, поправить могилку… Надо бы и Александру Гудкову позвонить — уточнить кое-что из написанного… Ладно… Хочу нагнуться за кисточками, но тут вижу — на полу валяется какое-то несвежее зеленое яблоко. Откуда оно здесь? Да что это с ним? Я присмотрелась: из разбитого яблочного бочонка резво выползала внушительных размеров черная гусеница. Следует скорее все это выбросить, не нравится мне такие штучки... На этот раз я даже не успела нагнуться — молодой воин Победоносец Георгий мгновенно продолжил движение своего острого копья, поражающего черно-зеленого дракона на иконе, что висит на стене моей комнаты. Красный плащ крыльями развевался у него за спиной, стремена пришпоривали коня на
