порядок, однако, врач хотел запретить фехтовки и ему, но он сказал, что фехтовать будет левой рукой, которой действует так же, как и правой, и тут лекарь возражать не стал. Мишель ежедневно тренировал фехтовании Ги, согласился делать это и с Росио, и отметил, что юноша фехтует очень недурно, тем более, левой рукой. Приемы, которые он знал, вполне могли сбить противника с толку, но, конечно, их еще следовало отточить. Потом с Алвой вызвался фехтовать Ги и очень быстро потерпел поражение – кэналлиец просто выбил шпагу у него из руки. Ги требовал еще несколько попыток, но раз за разом его шпага оказывалась в сугробе, а Росио смотрел на него с мерзенькой улыбочкой. Мишель, пожалуй, и сам бы за такую улыбочку с удовольствием съездил мальчишке по скуле, но раздраженному Ги он этого сделать не позволил. Но с тех пор старший сын Каролины обливал Росио презрительными взглядами на общих обедах, а вот младший смотрел на него с неприкрытым восхищением, за которое потом явно получал от Ги, – сцену с фехтованием, во время которого Алва неоднократно «сделал» его братца левой рукой, Иорам наблюдал из окна. Катарина за столом почти не поднимала глаз, а Росио смотрел на нее восхищенно. Тетя Каролина как будто не замечала этого, а сам Мишель полагал, что все это не его дело, и думал только о том, как бы поскорее покинуть Гайярэ и ворваться в гущу событий восстания, творившихся в стране.
Катарина сидела на прохладной мраморной скамье в коридоре верхнего этажа замка и смотрела на то, как за окном непрерывно метет снег. Двор еле успевали расчищать, с серого неба все сыпало, сугробы становились все выше. Девочка уже который день благословляла про себя эту погоду. Ведь только благодаря метели Мишель не уезжал, оставался здесь, в Гайярэ, и почти не выходил на улицу, сидел в гостиной с матушкой, и Катарина могла просто смотреть на него, быть с ним рядом. Снежную лошадь для Мишеля она уже начала вышивать, и красивые снежинки по краю. Вот бы такая метель продержалась до самого конца зимы, и обожаемый кузен тогда все это время был бы здесь… Катарина понимала, что ее мечты тщетны, вьюга закончится, и Мишель уедет, и тогда она снова увидит его не скоро, ведь матушка намерена всю зиму провести здесь, в Гайярэ, в столицу они не поедут.
Девочка перевела взгляд от окна на Росио, который стоял перед ней и читал ей стихи, потом опустила глаза и смущенно улыбнулась. Это было ее третье свидание с ним в этом месте, где коридор был уставлен вазонами с цветами и стояла мраморная скамья. Росио присылал ей записки, которые приносил его слуга, кэналлиец Хуан, он передавал их ее нянюшке, а она уже отдавала девочке, а потом красиво причесывала и одевала ее перед свиданиями. Катарине это нравилось. Раньше никогда ни один мальчик или юноша не был влюблен в нее так, как Росио. Ах, если бы она не любила Мишеля, то обязательно тогда полюбила бы Росио! Он был так хорош собой, так воспитан, так предупредителен с ней. Так восхищен ею. И его стихи были очень хороши. Катарина уже третье свидание слушала их с удовольствием. Стихи ей нравились, она любила читать Веннена, и то, что сочинял Росио, было чем-то похоже, хотя, конечно, у поэта он не переписывал, чувствовалось, что юноша сочинял эти стихи сам. Ментор Катарины и ее братьев говорил, что в подражании известным поэтам нет ничего плохого, наоборот, это способ чему-то научиться, развить себя и свои способности. Иорам тоже пытался писать стихи и показывал их Катарине, но у него получалось гораздо хуже, чем у Росио. Девочка знала, что Ги, старший брат, тоже писал стихи для девушки, которой какое-то время был увлечен, но им с Иорамом он, конечно, их не показывал. Катарина мечтала, чтобы стихи для нее когда-нибудь написал Мишель, но она знала, что этого никогда не случится. Мишель любит ее как маленькую сестру, как ребенка, но не больше.
- Скажите, Катарина, вам нравится? – прозвучал голос кэналлийца.
Он спрашивал очень предупредительно, с волнением в голосе. Катарина подняла на него глаза и снова смущенно улыбнулась.
- Очень нравится, Росио, - тихо сказала она, - Это были прекрасные стихи. Спасибо.
Глаза юноши заблестели. Он тоже улыбнулся и улыбка, как всегда, превратила его в ослепительного красавца.
- Ни одни стихи, посвященные вам, не смогут отразить ни того, как вы прекрасны, ни тех истинных чувств, что я испытываю к вам, - проговорил Росио.
Он очень волновался, когда говорил, и это было видно, так что Катарина снова опустила глаза, чтобы не смущать его своим взглядом.
- Что же это за чувства? – елеслышно произнесла девочка.
Ее ресницы слегка дрогнули. Сегодня нянька даже слегка подтемнила их, краска была совсем незаметна, но они стали казаться длиннее и гуще. Перед свиданием с Росио Катарина с удивлением рассматривала себя в зеркале – такой красивой она никогда еще раньше не была, ни перед одним званым вечером. Но нянька сказала ей, что на третьем свидании с кавалером нужно выглядеть хорошо, и что теперь она просто душенька. Для чего это необходимо, Катарина не понимала, но ее отражение в зеркале ей и самой очень понравилось. Вот бы ее такой увидел Мишель! Но наверное, для вечерних занятий в гостиной, куда он может прийти, нянюшка ее переоденет и причешет проще. Если только туда не спустятся Росио с Эмилем. Теперь им тоже разрешили там бывать, правда, юноши не злоупотребляли проявленной к ним милостью и предпочитали вечера проводить в своих комнатах наверху, а в гостиной бывали редко. Катарина слышала из разговоров Мишеля и матери, что они здесь пленники, хотя матушка настаивала, что юноши должны чувствовать себя в Гайярэ не как пленники, а как гости, хотя их тут и удерживают силой. Но девочка этому была даже рада. Если уедет Росио, то кончатся нарядные платья с прическами и лентами, будет больше скучных занятий с ментором и меньше похвалы и внимания от матушки. И еще, конечно, ей льстило, что у нее теперь есть такой шикарный красивый кавалер, который так искренне влюблен в нее. Когда Катарина получала от него записки и когда собиралась на встречи с ним, у нее внутри тоже что-то взволнованно замирало, но понять природу этого ощущения она пока не могла.
- Я влюблен в вас, Катарина, - произнес Росио.
Голос его от волнения прозвучал с легкой хрипотцой. Щеки девочки вспыхнули румянцем стыдливости после его слов, она не смела поднять глаза, только нервно сжала руки на коленях.
- Я никогда раньше не испытывал таких сильных чувств, - взволнованно продолжил юноша, - И никогда не встречал никого, прекраснее вас. Я очень надеюсь завоевать ваши ответные чувства, но пока сделал для этого слишком мало.
- Мне нравятся ваши стихи, - тихо ответила Катарина, не сразу, а выдержав паузу молчания. – И если хотите, я подарю вам ленту из прически, - стыдливо, почти совсем неслышно проговорила она.
Но Росио слушал ее ответ очень внимательно.
- Да, благодарю вас, - радостно ответил он, стараясь не восклицать слишком громко, чтобы не испугать шепчущую девочку. – Я стану носить ее у своего сердца, если подарите.
Катарина подняла руки и развязала одну из белых шелковых ленточек на своих локонах. Два из них немедленно распустились и пепельным водопадом заструились по плечу и спине. Росио восхищенно смотрел на это, а затем, чтобы взять ленту, упал перед девочкой на одной колено. Катарина протянула ему ее и почувствовала, как ее сердце бешено застучало, когда Росио, взяв подарок, осторожно прикоснулся губами к кончикам ее пальцев. Это ощущение было раньше неизведанным и очень волнительным. Она все-таки посмотрела на кэналлийца из-под ресниц. Юноша замер перед ней на одном колене, прижимая к груди ее шелковую ленточку, он улыбался, он был так искренен, так обрадован, что у Катарины внутри что-то защемило. Мишель… почему даже сейчас он был в ее мыслях, когда Росио признался ей в любви? Все это оказалось для девочки очень тяжело. Она встала со скамьи, чувствуя легкую дрожь в ногах.
- Мне надо возвращаться, - прошептала она, - нянюшка ждет.
Теперь Катарина все-таки посмотрела на Росио, и в ее глазах отразилось смятение, но он не понял этого.
- Я вас напугал, - сказал он, - Вы такая нежная... восхитительная... Но ведь не обидел, правда? Вы придете увидеться со мной еще?
- Приду, - тихо ответила Катарина прежде, чем удалиться.
Их свидания продолжались, теперь не только в этом уголке замка. Росио старался разнообразить встречи, гулять с Катариной, придумывать для нее развлечения, чтобы одни лишь воспевания ее и признания в любви от него ей не наскучили. Стихи он продолжал ей посвящать, и у девочки в столе накопилась уже основательная стопка исписанных намеренно чуть витиеватым почерком Алвы листков. Но одними стихами его фантазия не ограничивалась, а в один день, когда врач уже позволил ему выходить на улицу, во двор замка, он завоевал первый поцелуй Катарины. Перед этим у Росио было полдня кропотливой работы, от которой Хуан и Эмиль не смогли его оторвать, когда пытались позвать к обеду, но результат того стоил. Свидание с Катариной во дворе было назначено на вечер, и она пришла, одетая в теплый меховой плащик, а когда Росио поднял фонарь, чтобы осветить и показать девочке свой подарок, она так ахнула и всплеснула руками, что подбитый мехом капюшон слетел с ее головы. Из снега, с помощью воды, застывающей в лед, юный кэналлиец создал статую, копию Катарины. Ему удивительно точно удалось передать черты ее лица, локоны, фигурку в платьице из тех, которые она обычно носила. У ног статуи была вылеплена роза.
- Как это прекрасно, Росио! – выкрикнула Катарина, с восторгом рассматривая снежную статую.
- Эта копия не отражает и сотой доли вашей красоты, - ответил он, - Но я рад, если сумел передать хоть немного схожести, и если статуя вам нравится…
- Очень, очень нравится, - Катарина еще продолжала рассматривать статую с искренним восхищением и радостью, а потом повернулась к «скульптору», - Настолько нравится, что вы заслужили награду от меня.
Девочка сделала шаг к Росио, приподнялась на цыпочки и запрокинула голову, чтобы достать до его лица, и поцеловала в щеку. Алва стоял не дыша, потом тихо проговорил что-то по-кэналлийски, прижав руки к груди.
- Катари, - произнес он, - Я люблю вас… люблю больше жизни, больше всего, что у меня есть! Согласитесь ли вы, чтобы я просил вашей руки у вашей матушки и отца? – спросил он.
Девочка стояла, опустив глаза. Пепельные локоны рассыпались по плечам, в свете фонаря отчасти скрывали ее лицо.
- Да, - прошептала она, - да.
Глаза кэналлийца заблестели безумной радостью.
- О, благодарю вас, - начал он сперва негромко, а потом не выдержал и воскликнул, внезапно подхватывая девочку на руки, кружа ее, - О, Катари! Я самый счастливый человек на свете!
Катарина держалась за плечо Росио, глядя на него широко раскрытыми глазами. Кэналлиец перестал ее кружить, остановился, но с рук не отпускал.
- Я люблю тебя, - повторил он, счастливо улыбаясь, - Твои родители согласятся, я сумею убедить их, и мы объявим о помолвке, свадьба может быть тут, в графстве Ариго, если того захочет твоя матушка, но потом я увезу тебя на свою родину, в Кэналлоа. Замок Алвасете, море рядом, гранатовые сады – ты увидишь, тебе понравится! Скажи же мне «ты», назови меня по имени, скажи, что
