когда она чутко слышит музыку Вселенной, видит то, что происходит где-то далеко, и нет ей ни преград, ни врагов, она защищена своей же слабостью, незримостью и связью с телом… Хотя нет ничего проще, чем убить – во сне. Подло и неудержимо.
Йаллер показывал им то, что видел сам. Как расцветают синие цветы, привезённые отсюда, из этих же краёв, – в других местах, где они обретают новую крепость, где прохладен и свеж прозрачный воздух, и точно так же можешь измениться и расцвести и ты… Он показывал черноту и яркость новых небес в зимние ночи, отдавал им колкие и острые прикосновения снежинок и быстрый холод незамерзающих в мягких зимах рек, – и рядом со всем величественно шумел лес, его лес, огромный и дикий, зовущий и ждущий, полный тишины, жизни и покоя.
Он не торопил их – и не уходил, пока они не решились. Поначалу испугался, что они вообще не двинутся с места: смотрели сны, делились ими, получали удовольствие и ни о чём не беспокоились, никуда не стремились. Он уже подумал, что ничего не получится, – и вдруг понял: дорога. Дальняя дорога, которую ещё никто не проложил, которую ты прокладываешь сам. То, что когда-то он так любил, то, что раскрывалось перед ним, когда он уходил в рейды и разведывал неведомые земли. То, что ты можешь сделать только сам, сколько бы тебе ни рассказывали о далёких чудесах и странах.
И это чувство пришло в их сны, – новое, странное, непривычное, от которого кружилась голова и щемило сердце. Тоска по дальним странствиям, которых ещё не было, тоска – но не мрачная: тоска по обретению. Не для всех. Позже, много позже он понял: ничего нельзя дать снаружи, можно лишь разбудить то, что дремлет в душе. Потому что потом, много веков спустя, эта счастливая тоска пробуждалась в других – в избранных – сама, без посторонней помощи, звала вдаль и сотворяла из обычных керо-ликов легенды.
Решились не все, только несколько семей, в ком спящей силы было больше. Их глаза были тревожны, – но не тревогой страха, а тревогой грядущего пути, в конце которого ждёт новая неизведанная жизнь.
Они погрузились в повозки, запрягли маленьких зверей, – Йаллер решил, что руниа специально постарались вывести такую породу для нужд нового народа, – и повозки, похожие на дома на колёсах, двинулись в путь. Йаллер посмотрел им вслед, на душе стало тепло: всё-таки он что-то сделал, не остался в стороне, и от его прилёта на Аксерат уже всё-таки есть толк. Подумалось: а ведь для этого вообще-то сюда притащили элиа, – чтобы направлять и учить новый народ… по крайней мере, так громко говорили вслух все, включая их самих. Может, элиа ждут, когда «детишки» подрастут, а с такими свежесотворёнными им возиться неинтересно?
***
– …а жену он нашёл у реки, она пела, как звенит капель на ветру… она дочь речного духа…
– …да нет, ничего ты не понимаешь! Имя её отца – Сируаль. Ну вспомни язык элиа, ты же знал когда-то. Что, больше тебе не наливать?
Йаллер улыбнулся. Они с Тариэль шли по Базарному Перепутью, и слуха касались обрывки разговоров. Подошли к элиа, продававшему сапоги, Йаллер остановился – примерить. На его размер трудно было что-то найти.
– …свадьба была… она увлеклась тогда женихом, а он – невестой… раньше они друг другу в этих делах не мешали, а тут поссорились…
– Из-за чего?
– Да разное говорят… но поссорились крепко, она ни в какую, и он капнул ей волшебный сок в глаза, чтобы она влюбилась в первого встречного, а потом, когда волшебство рассеется, устыдилась бы и вернулась…
Тариэль тихо засмеялась. Йаллер с сожалением отдал сапоги, – тесны оказались. Часть слухов он пустил сам, теперь было интересно понаблюдать, во что они превратились. Торговец-элиа с готовностью добыл другие сапоги, хотел, чтобы понравилось, предлагал снять мерки и сшить, если не подойдёт.
Йаллер прислушался. Концентрация Силы на Аксерате была высокой, но ему всё мешало: постоянные помехи, то Источник, то Переход, то что-то своё, местное, отчего трудно разглядеть даже то, что рядом. Впрочем, это не всегда плохо: тебя-то тоже не разглядят. Но в поисках брата это не помогало, да и читать мысли у всех, кроме руниа, почему-то получалось только на небольшом расстоянии. Поначалу он надеялся, что это просто непривычно, пройдёт время, и он станет чувствовать себя нормально, но время уходило, а легче не становилось. Да и поиски приходилось признать бесполезными… как ни неприятно.
Он наконец нашёл подходящую обувь. Они с Тариэль принесли ягоды, тягучий сок, отдали – и было чем расплатиться. Как же всё-таки всё просто по сравнению с бешеной и давно ушедшей в прошлое жизнью Тайшеле… Элиа улыбнулся – открыто и легко.
Йаллер кивнул в ответ – и чуть прищурился. Элиа. У них связи. Они все знают друг друга.
Он не стал ничего говорить, только коснулся чужой души. Даже не слова, – просто пришедшая в голову мысль, которая кажется своей собственной.
«Если придёт беда, нужно звать на помощь Йарвина.
Чтобы растворились беды, чтобы ушли несчастья, нужно идти от Базарного Перепутья на закат.
За Могильные Курганы, туда, где начинается лес.
И все дороги приведут к дому.»
…когда они с Тариэль уходили обратно, – на закат, – он уже был уверен, что новый слух расползётся быстро. Задним числом забеспокоился: а вдруг его здешнее имя дойдёт до брата, вдруг кто-то из людей и вправду сложит имена Йаллера и Скарвина… потом досадливо тряхнул головой: нет. Брат никогда не знал этого имени, прозвища, не знал, что «скарвин» значит у людей «отступник»… и не нужно беспокоиться лишнего.
Нужно просто ждать.
***
Ветер в лесу живёт странной жизнью.
– Йарвин…
– Да?
Ветер пробегает по верхушкам деревьев, шумит – и утихает.
– Эти слухи про нас…
– Они тебе обидны?
– Но это же неправда! Или…
Ветер может колыхать тонкую ветку с листьями – а остальные вокруг будут неподвижны.
– Это неправда.
– Ты не смотришь в глаза…
– Я давно живу на земле.
Ветер может наморщить быструю воду реки и погнать волны против течения.
– Значит, ты был… с людьми?
– Да. Был. Давно. До встречи с тобой.
– А… с тех пор?..
Ветер может скрыться. Спрятаться. Притвориться, что его здесь нет.
– Я жил одиноко.
В тишине безветрия слышнее шаги. Тишина предаёт. Но и избавляет от долгого мучительного разговора.
– Ты слышишь? Кто-то идёт…
– Да. Элиа.
– Он встревожен.
– Он ищет меня.
– Ты можешь не выходить.
– Я не могу не выйти.
Ветер может пошевелить волосы и позвать. Указать дорогу. Исчезнуть, когда путь окончен.
– Йарвин!
Ветер умеет разносить голос по лесу эхом. По пустому лесу, в котором никого нет, – а затем вдруг на плечо ложится сильная рука.
– Не бойся. Я здесь.
– Йарвин! Помоги!
– Сядь. Вот так. Говори.
– Понимаешь…
– Не кричи. Я рядом.
– Прости… мой друг пропал. Он пришёл к нам… давно… мы делаем украшения – другие называют их волшебными…
– Да. Люди.
– Он помогал нам. Мы сделали кольца, я сам сделал – он учил, показывал, делал я, делали мои друзья, ученики… Он пропал, исчез, я не могу дозваться до него!
– Да. Здесь это трудно. Он далеко. Поищем?
– Ты – можешь?!
– Я попробую. Но я его не знаю. Доверься мне… позволь коснуться твоей души. Я увижу его твоими глазами. Покажи мне. Тогда я буду искать и, возможно, найду.
Ветер бывает так пронзителен – когда от внезапного узнавания перехватывает дыхание и не хватает воздуха.
– Йарвин! Что с тобой?!
– Нет. Нет. Ничего.
Ветер бывает сочувствующим – когда ты понимаешь, что проиграл. Что твой брат – твой враг – уже давно живёт у тебя под боком, а ты искал его в неведомых краях. Аннатар. Вот так. Это был он. Как же жутко…
– Мысленно… мысленно возьми меня за руку. Хорошо. Теперь – смотрим. Что ты видишь?
– Ох! Так вот же он! Что это? Что это за равнина? Он куда-то идёт… куда? Что это за река?
– Ты там не был…
– Ты – был?
– Да… останься у меня.
– Зачем?
Ветер может по-дружески обнять за плечи и помочь овладеть собой.
– Ты же видишь: он в пути на восток. Там – Заклятые горы.
– Ему грозит беда?!
– Вот видишь… ты задаёшь вопросы. Останься у меня – и вместе мы узнаем ответ.
***
Проходили дни. Тариэль заваривала им травы и расспрашивала элиа про его жизнь. Тот стеснялся, рассказывал охотно, но видно было: его что-то тяготит, в обществе женщины он чувствовал себя неловко и постоянно боялся что-то сделать не так.
Внезапно Йаллер почувствовал – как будто настал час, и нельзя уже медлить, его как будто позвали издали. Тариэль ушла, она знала, что им нужно быть одним… он просто отправил её прочь, не объясняя, не тратя время, приказал, и она ушла, он редко этим пользовался, но сейчас – не мог иначе.
Он увидел брата – далеко, под каменным сводом, по которому метались огненные отсветы. Сначала шарахнулся, – показалось, что тот его немедля обнаружит, слишком чётким было видение, но через мгновение уже понял: нет, невидимые вихри Силы не дадут, как не давали и до сих пор, а ещё, – и бешеный прозрачный взгляд брата подтверждал это, – он чувствовал, что тот хочет устрашения, что уверен в успехе... того, что сейчас будет делать, и был бы не против того, чтобы те, кому должно устрашиться, узнали об этом. Йаллер не знал, что именно тот затевает, но безумно медленно падающие секунды приближали к пропасти, в которой не поможет умение летать.
Брат приблизился к краю бездны, из которой вздымался живой огонь, пламя плясало, пыталось дотянуться, хотело выбраться – и не могло. Он был красив, как все руниа, и ничто не изменилось, – но элиа испуганно вздохнул: светлый взгляд оказался страшен. Йаллер вынужден был признаться самому себе, что смотреть в лицо Смерти было проще. Та просто делала своё дело, и ей неважно – кто умирает, за что, кто в этом виноват... Она не испытывала удовольствия от чужих страданий, от убийства... от своей власти.
Руниа подошёл к стене, – тёмный камень в отсветах пламени отзывался резкими всплесками золотистых блёсток, тут же тонувших в тенях. Тонкая узкая рука дотронулась до камня – и тот отозвался, болезненно и неохотно подчиняясь чужой воле. Йаллер жадно смотрел, но взгляд туманился: Силовые вихри усиливались, их можно было увидеть… Элиа – не видел. Он просто застыл, ошеломлённый чужой мощью, и забыл дышать.
Рука легла на камень – и стаи золотых блёсток задрожали, устремившись друг к другу, они сливались в тонкие струйки, соединялись, чтобы бежать к единой цели… к тому, кто их вызвал к жизни. Когда золотой поток коснулся кожи, руниа на миг вздрогнул, но не отнял руки, тонкая сверкающая змейка охватила один из пальцев, вспыхнула нестерпимо ярким огнём… и застыла, покорно приняв форму кольца. В ослепительном блеске угадывались темнеющие буквы, Йаллер попытался прочитать их, но руниа отнял руку от скалы, повернул её к себе, и это стало невозможным.
Они смотрели. Не могли отвести глаз, закрыться… было жутко видеть и нельзя – отказаться.
И внезапно Йаллер понял: брат знает. Он знает, что за ним следят, и даже знает – кто. Не мог не узнать того, с кем провёл бок-о-бок много времени, кого учил… И потому элиа обречён. Обречён – увидеть то, что определит судьбу Аксерата на века вперёд. А возможно, брат догадался и о том, благодаря кому элиа сумел найти его и увидеть то, что без помощи руниа ему не под силу… И внезапно им стало внятно всё.
Он был центром –
