Дверь с улицы изнутри не закрывалась. Стукнув по ней для порядку кулаком, Юра, отодвинув бдительное начальство, первым вошёл в пустой тамбур (даже грязной обувки, и то там не валялось) и уже ногой двинул по второй дощатой двери. Подождал, рванул ручку, но дверь не поддалась. За ней почудилась какая-то суматоха, потом всё стихло.
-Так, значит… Откройте, милиция! Долин, открывай, говорю, иначе дверь вынесу!
Председатель согласно закивал. Сергей ждал. За дверью опять послышался шум, и на пороге возник худющий малец с пустыми глазами, что-то ещё жующий.
В комнате за столом сидела семья – мужчина, женщина, дети. Увидев вошедших все, кроме шустренькой прозрачной девчушки, перестали хлебать из чугунка и вяло уставились на них. Юра подошёл к столу, принюхался, заглянул в чугунок:
-А ведь они, бляха-муха, комбикорм сварили и жрут…
Сергей стоял, холодея от окружающего его убожества. Люди, люди – как же вы так? Грязные занавески, немытые полы, перекошенная мебель, скомканное тряпьё на продавленном диване и чопорной старомодной кровати, как будто стыдившейся своего здесь присутствия… Неужели - иначе нельзя? Неужели, как коровам – в лучший мир без сожаленья? Когда комбикорм закончится?
- Вон, вон мешки в углу стоят! – засуетился председатель, никак не отреагировав на сообщения Юры. – Не успели ещё на самогонку выменять…
-Они у тебя в хозяйстве работают? – Сергей устало перешёл на «ты» – «выкать» тут было уже некому.
-Работал раньше… А потом нажрался и в драку на меня кинулся – ну, тут его работе конец-то и пришёл. Так ведь, Долин? Обещал я ведь тебе, что доиграешься, а? Помнишь, нет?
Высокий худой мужик с кудрявыми свалявшимися пепельно-белыми волосами и с залысинами, как у пуделя, ничего не ответил. Он сидел, ссутулив плечи, в старенькой фуфайке и ватных рваных рабочих штанах, и смотрел куда-то в угол, на свисающий там с гвоздика образ неведомой Сергею святой угодницы. Глаза его часто и резко, с надрывом, моргали, острый нос жалобно нависал над тонкими подрагивающими губами. За него вступилась жена, наверняка некогда озорная горячая пышечка, а теперь давно не следящая за собой с отвисшей фигурой женщина:
-В драку, говоришь, на тебя полез? – взвизгнула она. - Жаль, что только один раз до твоей рожи поганой дотянуться-то и успел, куда ему с тобой, боровом перекормленным, тягаться… Денег ты не даёшь, сколько на тебя жилы ни тяни, вон – всё машины меняешь, под задницу свою уют ищешь, а остальных по полгода обещаниями кормишь… Кабанчик у нас был, так тебя ж добром просили – дай кормов, ан нет – дождёшься от тебя! Милицию он тут вызвал, отомстить решил! А ничего он не воровал, а своё брал – понял?
-Ты что же, в самом деле людям ничего не платишь? – обернулся к председателю Сергей.
Тот нагло огрызнулся, брызжа слюной от злости:
-А вы мне тут не хамите, молодой человек, не хамите! Начальству всё будет доложено! А у меня здесь так – кто работает, тот и получает, а пьянь всякую я одаривать не собираюсь!
-Да кто у тебя получает-то? – окончательно взбесилась жена, и даже большие слегка на выкате карие глаза её полыхнули жёлтым, отчего всё лицо некрасиво осветилось. – Кто лес для тебя незаконно валит – тому ты суёшь, чтобы молчали! Товарищ милиционер, вы уж разберитесь с этим пожалуйста! Надо будет – я и заявление напишу!
-Пишите, я лично возьму его к производству, - со вздувшемся пузырём в душе тяжело выдавил из себя Сергей. – Разберёмся!
-Клевета! – взревел председатель, напугав девчушку, которая выскочила из-за стола и юркнула под в кровать. – А вы молодой человек, что-то слишком уж много тут на себя берёте! Приехал, понимашь ли, нетрезвым, и вместо того, чтобы преступниками заниматься…
-Заткнись, или с собой заберу за оскорбление при исполнении, - сказал Сергей, тихо, но так, что председатель выскочил из комнаты, хлопнув хлипкой дверью.
-Сколько у тебя детей-то, Долин? Трое? – получив утвердительный кивок, Сергей обратился к Юре. – Завтра же в администрацию наведаюсь… И Наташку подключу. А теперь поехали отсюда, пока я этой скотине не зарядил.
Он достал деньги, протянул жене:
-Возьмите, тут немного, но что-нибудь покушать купите… А ты завтра чтобы в отдел приехал. Сможешь на чём-нибудь добраться?
-Ты…это… Василич, погоди, не суетись, - хмуро заговорил Юра. – Комбикорм так и так изымать придётся. И… вот ещё что. Судимость у него имеется. Непогашенная. За кражу тоже. Так что закрывать тебе его надо. На трое суток для начала. А там успокоишься, времени хватит..
Сергей помотал головой, в которой вместо хмеля остался лишь чугунный осадок. Подумал.
-Н-да… Собирайся, Долин. В КПЗ хоть покормят тебя. Но сначала мешки обратно в коровник отнеси.
На улице Юра со словами: «Я сейчас, агентуру проверю», - ушёл куда-то в бок, а Сергей направился к «Бобику», старательно обходя председателя. Таскаться за Долиным он не собирался – какой смысл? Вернулся Юра с отвисшими карманами, поговорил о чём-то с потерпевшим, пожал ему руку и тоже залез в машину.
-Этот-то где?
-Придёт сейчас. Сержант! Встреть его и засунь в отходник.
Молодой милиционер-водитель, бубня что-то под нос, вылез из-за руля и начал топтаться снаружи. Минут через десять появился запыхавшийся Долин, угрюмый и молчаливый, ещё более жалкий, чем прежде. Провожать его никто не вышел. Тронулись.
-Эй, что ж баба-то твоя не показалась на дорожку? – спросил Сергей, обращаясь сквозь прутья решётки к съёжившемуся на скамье Долину.
Тот ничего не ответил.
Милицейский «Бобик» уверенно трясся сквозь ночь по разбитой дороге. «Какое моральное право я имею его арестовывать?» - думал Сергей, провожая глазами тени, в свете фар выползающие из леса на дорогу. «Какое, бля, я имею на это право, а?» Он закрыл глаза и тут же увидел перед собой чугунок на столе, за которым сидели почему-то коровы с ложками в руках, а худенькая смеющаяся ребятня водила вокруг них хоровод, напевая: «Ешьте больше, ешьте впрок, чтобы было молоко!» Машина резко затормозила, и Сергей очнулся. Приехали.
После быстрого оформления бумаг, дающих Долину право в течении трех дней столоваться за государственный счёт, он собрался было домой, но тут в кабинет зашёл Юра и выставил на стол бутылку с прозрачной жидкостью, очевидно, добытую на выезде при работе с местной агентурой.
-Первачок. Давай, подлечи нервишки. Закусь-то есть? У меня ни хрена…
Простое, но выразительное, без слюнявых переходов Юрино лицо отказа даже и не предполагало. Серёга вздохнул:
-Там консервы какие-то в вещдоках после кражи из магазина остались…
-Это из райповского, на площади который?
-Из него.
Юра почесал нос:
-Там после ревизии ущерб вроде бы как раз в двадцать больше насчитали, чем у тех бомжей товара с собой было, а скрутили их почти сразу. Как дело-то будешь закрывать?
Сергей вяло повёл плечами:
-Садовский обещал лично пообщаться с обвиняемыми, чтоб на себя всё брали, облегчили душу. Остальное детали.
Юра хмыкнул:
-Ну это да, у него же тёща там работает… Ого, тушёночка! Хорошее дело мы, брат, с ттобой раскрыли.
Разлили сразу чуть ли не по стакану. Ядрёная жидкость обожгла горло и упала в желудок, одновременно и согрев, и закрутив его. Пересилив спазм, Сергей ковырнул тушёнку, упёрся локтями в стол, положил голову на скрещенные ладони и приготовился слушать Юру. Тот неспешно закурил, улыбнулся, начал сразу:
-Хороший ты парень Серёга, но вечно куда-то торопишься, как будто жжёт тебя изнутри что. Ну чего ты с этим председателем сцепился? Ну да, скользкий он мужичок, так лёгкие деньги кого хошь скользким сделают… Времена-то сейчас какие, а? Сердобольных никого уж не осталось. А пол деревни он худо-бедно подкармливает.
Сергей скривился:
-А на остальной половине мы раскрываемость делаем.
Юра поднял брови, отчего в лице у него проглянул мальчишка:
-Ну делаем, и что? Да им в тюрьме будет лучше, чем на воле такой сраной.
-А дети? Мать сопьётся окончательно – и в приют? Вон у Наташки весь стол такими материалами завален.
Юра зевнул.
-Ну а куда ещё? Хоть жрать будут три раза в день. Сознательных граждан из них, конечно, уже не получится, нашими клиентами будут…
Как-то сразу весело ухнуло в голове. Сергей поднял голову и пьяно заговорил куда-то в даль, неизвестно к кому обращаясь:
-Нет, ты посмотри, что со страной, суки, сделали… Президент и его рать охреневшая – их же за яйца вешать надо. Ладно, перед войной, в войну… да и после – победили, называется - траву жрали, но ведь какую державу отгрохали, столько народу костьми легло… А сейчас что? Что, я тебя спрашиваю?? – взревел он. – За пять лет – пять лет! – всё просрали, продались, суки, америкашкам , карманы набили – а остальные пусть комбикорм жрут, как скоты?… А ведь мужиков-то почти и не осталось : раз, два – и нету их, нету… Раньше вон и барина, и себя кормили, и детей по лавкам с десяток, а теперь спились, скурвились все, колымят, а не работают, друг другу глотки за рупь рвать готовы. Отучили их работать, отучили… Но я верю –слышишь!? – верю! – он саданул кулаком по столу, свалив почти пустую бутылку на пол, - что народится ещё на Руси новая порода, не скоро правда – для нас не скоро, а для истории это –тьфу! – народится и всем им нос утрёт…
-Так, - строго сказал Юра. – Хватит орать. Спать будешь здесь, я сейчас раскладушку принесу. Понял? К-куда пошёл? Сказано – здесь, значит здесь! Вот сучонок, руками ещё машет… Ну, хочешь на полу – спи на полу. Эка тебя развезло…
Сергей прижался щекой к чему-то шершавому и холодному, зашептал в пьяном полубреду:
Нам, которых с распятья
Видеть мир заставляли...
За чужое ведь счастье
Мы века воевали.
Своего – лишь пригоршня,
Всё отдать бы ребёнку!...
Нету участи горше
Получать похоронки.
Потом всё вздыбилось, под веками полыхнуло пламя, и он заплакал обожжёнными глазами…
Через три дня он вызвал в кабинет Долина. Тот уже не выглядел таким затравленным, но когда Сергей ему сообщил, что его до суда выпускают под подписку, недоумённо уставился на следователя.
-Я же… того… судимый уже.
Сергей поморщился:
-Шансов конечно мало, но месяца два ещё погуляешь. Я уж распишу перед судьёй и прокурором про твой житьё-бытьё. Да и дети – смягчающее всё-таки… Может, дадут по максимуму условно.
Долин махнул рукой:
-Да не мои это дети, вы же знаете… Отца у них родного в лесу деревом год назад задавило. Я думал, получится что – да только всё хуже и хуже выходит. Пусть она себе другого кого найдёт, получше, а то всё волчицей смотрит.
-Но ведь защищала же она тебя? – недоверчиво спросил
