ливером плохо справляется с ролью. К тому же, его немного подташнивало. Комдив несколько секунд хмуро их разглядывал, потом повёл носом:
-Да, амбре так амбре. Беленький, а где твой воспитатель?
Майор негромко прочистил горло:
-Вот он перед вами, товарищ генерал- майор! Капитан Миронов.
-Так… - комдив вопрошающе посмотрел на своего зама. – Хорошие кадры подбираешь. Что-нибудь ещё про него можешь сказать?
Полковник с красным, давно несвежим лицом угрюмо ответил:
-Да был я у него на занятиях как-то… Ересь какую-то он там нёс. Жаль, сразу выводов не сделал – виноват, товарищ генерал-майор.
-Ясно. – Комдив вылез из-за стола, прошёлся по кабинету. По всем признакам, настало время оголить ему свою командирскую шашку. Так оно и случилось.
- Вы двое… старшие прапорщики, мать вашу. – Комдив пошевелили мясистым лицом, приведя в движение в первую очередь щёки и нос, на котором располагались очки в тонкой золотой оправе. – На трое суток на гауптвахту, в распоряжение майора Тимощука. Он из вас быстро дурь выбьет, я не сомневаюсь. И если кто-нибудь сейчас вякнет, что я без суда не имею права посадить вас под замок, то отправиться служить прямиком в Нижний Тагил. Так как раз недостаток в ценных кадрах. Вопросы? Кру-гом! Через полчаса быть в комендатуре. Время пошло. Теперь ты, капитан… - Он подождал, пока младшие чины покинут кабинет. – Ты на пять дней едешь в часть. Беленький!
-Я!
-Организовать доставку. И озадачить по полной на весь срок.. Путь днюет и ночует в казарме. После этого всех троих отправить в город на кодировку. Ясно?
-Так точно!
-А мы с полковником Додоновым тут порешаем, не рановато ли ему ещё твоему капитану замом становиться… Ты как вообще, раздолбай, додумался мимо штаба-то переться, а? Совсем мозги пропил?
Сергей решил ответить:
-Виноват, товарищ генерал-майор. Неправильно оценил обстановку.
-Что?? – взревел комдив, видимо, не ожидавший никакого ответа. - Офицер, позорище… Шагом марш отсюда в часть!
Сергей крутанулся через левое плечо, затопал на выход. Ему всё было предельно ясно, несмотря на давящее похмелье: система выплёвывала из своей среды чужаков. Ну, может быть и к лучшему – пока он сам не скурвился по-настоящему…
Через пять дней он вернулся домой. Витьки дома не было, тесть забрал его на выходные. В квартире пахло сигаретным дымом. Ксюха сидела на кухне с влажными чёрными волосами.
-Покрасилась всё-таки? – спросил он вместо приветствия.
-Как видишь…
В раковине было полно грязной посуды. Похоже, жена объявила бойкот. Конечно, она уже знала всю историю: доброхоты успели расписать в цветах и красках, и не один раз - в военном городке ничего утаить было нельзя.
-Что, накрылось твоё майорство? – с вызовом бросила она и, не дожидаясь ответа, полезла было в сумочку, но отдёрнула руку.
-Пока да… Да закуривай, если хочешь, что ты как маленькая?
Он тут же пожалел, что это сказал; но ему, видимо, было необходимо сейчас как можно побольнее уколоть себя. Испить, так сказать, чашу горечи до дна. «А ведь ты мазохист, парень…»
Ксюха закурила, потом, воздев очи в потолок, пестрящий многочисленными разводами, спросила:
-Кодироваться-то будешь?
-Ещё чего… - Сергей поморщился. – Липовые справки сделаем. Правда, выйдут дороже настоящих.
Ясно, - без всяких эмоций отреагировала Ксюха. Потом так же бесцветно продолжила :
-Дурак ты всё -таки. Из милиции ушёл, здесь тоже всё не слава богу… Сам нормально жить не умеешь, и другим жизнь портишь.
Она так и сказала – не «мой дурачок», а с полной конкретикой –«дурак». Судьба, значит, так для него распорядилась. Сергей смотрел на неё и видел перед собой чужую женщину с чёрными волосами и сигаретой в руке, по-бабьи торопливо делавшую затяжки и нервно выдыхавшую через некрасиво вытянутые губы едкий дымок…
35.
…Ногу корёжило в двух местах, где покопался скальпель – горячо саднило в бедре, откуда был выхвачен кусок плоти, и отчаянно ныла икра, куда он и был перемещён. Поиграл в футбол, добил ахилл окончательно. Охо-хо, тебе только тридцать пять, а ты уже почти инвалид… Били-то по ножкам ещё в свежепамятной молодости, а рвануло сейчас. «Ну и хорошо, что так», - легко вдруг подумалось Сергею. – «Самое время».
Палата спала, за исключением двух полуночников, встречавших неизвестно уже какой по счёту рассвет за просмотром сериал, уместившегося на четырёх пластмассовых дисках, и Сергея, отслеживающего тупые приступы боли в израненной ноге. От обезболивающих уколов он отказывался уже второй день – то ли бравировал, то ли наказывал так себя… Было, было за что. Вот, через боль опять начали роиться воспоминания, слагаясь в причудливые картинки.
Вспомнилось, как на Новый год разбил машину. Ксюха тогда работала во вторую смену, Витьку забрали к себе её родители. Они решили отметить праздник вдвоём, нашло на них что-то, как потом оказалось, в последний раз. Сергей приехал со службы под хмельком и, выполняя Ксюхины наказы по кухне, тяпнул там ещё несколько рюмок. Мир искрился цветами и красками, и Сергей купался в столь нечастом за последнее время состоянии покоя. «Интересно, а без водки со мной так ещё может быть?» - он помнил, хорошо помнил, о чём тогда ему думалось. А потом зазвонил рабочий телефон, и Валерка Мишуков, загремевший в новогоднюю ночь ответственным, глотая слова и хихикая через слово, поведал, что у них закончилось «горючее». «Мироныч, выручай», - покончив наконец со вступлением, заныл он. – «Тут гости заходили, мы даже шампанское не уберегли… Подкинь чего-нибудь, а? Знаю, что тебе сейчас ломы, но…Выручай, слышишь? Кроме тебя, больше и никому – в части одни чмыри остались». Выслушав всю эту хрень, Сергей помолчал в трубку, отдавая должное психологически выверенному эпитету в концовке монолога капитана Мишукова, находящегося на расстоянии двадцати километров от него. Деваться было некуда, послать дружка уже не получалось. «Дебилы, я же их вчера предупреждал – берите больше, так не-е-т: «Мы чисто символически…» Наследники «серебренного века», блин, лучше бы они футуристами были, в будущее умели заглядывать, недалёкое причём и легко прогнозируемое…» - кипя внутри, одевался Сергей. Впрочем, досада быстро улеглась. К девяти он обернётся, и вдвоём с Ксюхой они всё быстро подготовят, а он ещё и попотчует её этой историей, в принципе, довольно новогодней, хотя и с перегарным душком. На улице было чудо как хорошо – морозец, снег и луна светила как родная. Затарившись необходимым количеством спиртного, Сергей бодро добрёл до гаража, прогрел старенький «Wolkswagen» и тронулся в путь по разбитной дорожке, помятуя, что ещё вчера на дворе было около нуля. Проехал КПП на ближних подступах к конечной цели путешествия, и через пару минут уже оказался в объятиях Валерки Машукова, самолично возглавившего комиссию по его, Сергея, встрече. Однополчане, забравшись в машину, затеяли сумбурный и вовсе необязательный разговор, излучая флюиды доброжелательства по отношению друг к другу, и вскоре в салоне запахло пивом – ядреным, хмельным. Наконец Сергей опомнился, помотал головой, стряхивая блажь задержаться здесь подольше, вытолкал захмелевшего Валерку наружу и тронулся в обратный путь. И тут же понял, что захмелел и сам. В голове зазвучали обрывки рок’n’роллов, глаза прищурились в прекрасное далёко, на губах появилась блаженная улыбка. «Остановиться, что ли? Да ну нафиг, сброшу скорость – доеду, дорога сейчас пустая…» Показались ворота КПП - открытые настежь, манящие домой. «Расслабились ребята…» И в тот же момент, когда на поводу у своих мыслей обмяк за рулём и Сергей, машина попала колесом в обледенелую колею и её резко потащило влево, на столбик ворот… Сергей замандражировал всеми своими нетрезвыми рефлексами и сделал сразу две ошибки, в совокупности оказавшиеся фатальными: вместо тормоза нажало на газ и вывернул руль не в ту сторону. Видавший виды бампер иномарки на скорости не меньше 60 км/ч врезался в другой метал – проржавевший, но родной, непоколебимый - сложился в тупой угол и в бессильной злобе на судьбу пропорол радиатор. Сергей, с неслабым кровоподтёком на лбу, некоторое время бездумно смотрел на облачко пара перед глазами, а затем начал пьяно хохотать, находя в случившемся всё более и более весёлую сторону…
Пока машину убирали с дороги, пока ждал попутку до дома (а это ведь был штабной «Уазик», хорошо, что «полканы» там сидели разомлевшие, подобрали без лишних вопросов) – в общем, к курантам успел, но праздник был испорчен напрочь. Ксюха три с лишним часа прождала его на осиротевшей кухне, вертя в руках забытый им сотовый, и когда он наконец заявился, никакие оправдания в расчёт уже не принимала, а после того, как он в сердцах выпалил, что угробил машину, видимо, тогда же окончательно и бесповоротно решила, что связала свою жизнь с неудачником, если не с полным идиотом.
«М-да…» Тут же вспомнился и вечер части, на котором он тряс за грудки майора Беленького, обвиняя того в трусости, и пьяный дебош в общаге после проигрыша в покер, и Ксюхино заявление на развод, и… «Хватит. Лучше вспомни, как две недели назад Витьке дал слово, что он больше папу пьяным не увидит. И ведь как удачно после этого связки на ноге порвал… Теперь не попьёшь. Да, кстати, и не хочется уже». Мысли перепрыгнули на недавний визит отца. Не сложился визит. Сергею хотелось напиться, и хлебосольные подколы папаши раздражали донельзя. Он всё чаще ловил себя на мысли, что, кроме как ускоренного курса по распитию спиртных напитков, сознательно батя ему по наследству больше ничего в жизни так и не передал; Сергей даже не помнил, чтобы у них случались хоть какие бы то не было мужские разговоры на трезвую голову. В конце концов он выхватил у отца бутылку водки и словами: «Не стыдно родиться дураком, стыдно им помереть», - вылил её в раковину. Конечно, это был перебор – батя обиделся и тут же уехал. Но Сергею сразу стало легче. Вечером они пошли с Витькой в спортзал, и отлегло окончательно.
Он чуть слышно застонал: от боли в ноге, от воспоминаний, от бессилия. Бубнил телевизор. Третий час ночи… И плэйер доставать не хочется – не до музыки. И вообще, ну куда ему её столько? Юношеская страсть с годами превратилось в устойчивую манию приобретения всё новых и новых записей, на самых разных носителях; он уже добрался до авангардного джаза и экспериментальной музыки – ни душе, не сердцу – и всё не мог остановиться. И скорее всего, уже не сможет. Ладно – жизнь коротка, а музыка вечна. Будем считать что она останется с ним и там, за пределом. «Всё это, конечно, хорошо. Эх, уснуть бы сейчас… Задремать, забыться на пару часиков...»
Потом была ещё операция, уже в областном военном госпитале. И снова бессонные ночи, и снова мысли, мысли, мысли… Меняли ли они сознание? Трудно сказать. Оставалось от них что-либо в окружающем мире? Ещё труднее ответить. Очевидно было только, что мысли порождали новые мысли, и некоторые из них при после многократного брожения оказывались стабильными. Таких в конечном итоге оказалось две: надо валить из армии, нечего ему там делать, синее болотце уже совсем близко, и - скоро Витька будет думать о нём так же, как и он о своём отце. Наверно, мысли именно такого рода и
