приняли благодушно сноху с сопливым "приданым". Детишки - не помеха. Веселее будет.
-Ну, коли так, живите. Дом у нас большой. И ваша любовь поместится. Только трудновато, детки, вам придется. Худую-то молву и эхо не догонит. Люди наши будут вас поедом есть.. - сетовал Трофим.
-Ничего, батя, я им тоже не обсевок в поле. Постою за свою семью. У нас крепкая любовь - не испугается! - настаивал Денис.
-Дай-то, Бог, деточки! Охо-хо, вам жить среди людей... - засомневалась Надя.
Любаша оказалась хорошей, умелой хозяйкой. И дом прибран, и стол ломится от нехитрых яств, и муж обласкан, и детишки всегда при матери...
Да, только через недолгое время, пришел Денис с колхозного поля, а Любашу с детьми не застал. Он к матери:
-Что да как? Где жена, детишки?
-Ох, сынок! Собрала твоя Любаша вещички и была такова! Не знаю, что и думать. Может, вы повздорили? Поедешь, что ли, за ними? - причитала Надежда.
-Нет, мама, не поеду. Подожду. Время покажет что к чему, - ответил Денис.
И с того времени погрустнел. Догадался о причине побега Любаши. Злые языки...
Прошла зима, забежала весна, да и осталась до лета.
Сидел Денис на крылечке, грелся на солнышке, курил папироску. Вдруг увидел плетущуюся по дороге лошаденку с телегой.
В телеге... Любаша с детворой. Лошадь остановилась у дома Тавицких. Денис с места не сдвинулся. Нахмурился. Был очень зол. Хотя, в душе ликовал! Шутка ли, жена вернулась! Всю зиму постель холодную грел собой, да кот Пушок помогал. В сладких снах являлась женушка.
Любаша поспешно соскочила с телеги и виновато кинулась к Денису с объятиями и поцелуями!
-Дениска, прости! Не могу без тебя, хоть режь!
Люба поправила сбившийся дареный платок, заглянула в глаза любимому и прочитала в них - "прощаю!".
А ночью, когда все домашние уснули, состоялся разговор по душам у Дениса и Любаши.
-Ну, рассказывай, Любонька, что в тот день стряслось? - начал Денис.
-Ох, Дениска! Про вашу семью нажужжали мне в уши. Отец твой, оказывается, душегуб! А у меня дети мал-мала меньше... Испугалась я, жуть! Сбежала. Хотела тебя забыть. Но, видно, сердцу не прикажешь. Вот, вернулась. Примешь ли?
-Я вот что отвечу тебе, Любаша. Коль, уж, вернулась, несмотря на страх, оставайся навсегда. Если надумаешь еще раз убежать - не приму, так и знай. А насчет отца моего не переживай. Он у нас мужик настоящий! В обиду свою семью не даст. Оговорили его. Свидетелем он оказался. Случайным. Давненько это было.
Много воды утекло с тех пор. В колхозе пас коров. И увидел, как трое мужиков (не из Липок) сбрасывают бездыханное тело молодой женщины в болото. А оно в этих местах вязкое да топкое. Следов потом не сыщешь. Отец хотел убежать. Да как коров-то бросить? Стадо колхозное. Угораздило же... Мужики заметили пастуха. Припугнули. Нож к горлу приставили:
-Вякнешь кому - поплатишься своей семьей! А сам жить останешься. Каково? А о бабенке, скинутой в болото, ты не печалься! Дрянная она была. Одним словом - шалава! Ты все уразумел?
-Все.
Вот батя и молчал. И матери нашей ни слова. Втихомолку страдал. А душа такой ноши не вынесла. Поехал отец в район. Каяться. Там ему не поверили. Говорят:
-Ты-то, милок, её и убил!
Хотя никаких улик против отца не было, но корову пришлось продать. И дело (шитое белыми нитками) закрыли. Отцу стало на душе полегче. Однако, слух по деревне разошелся - не остановишь и трактором... С тем и жил батя.
Каждому не объяснишь... Людское сердце не лукошко, не прорежешь в нем окошко. Такая вот история, Любаша. Ты людям не очень-то верь, а то навешают на уши развесистой клюквы... Была бы спина - найдется и вина.
-Спасибо, Денис, за то, что ты у меня есть!
Повенчаться бы нам с тобой. Люди бы глаза не кололи. С мужем я развелась. Да замуж за него шла, лишь бы от матери уйти. Пьющая она была. Померла, уж. Думала я, стерпится-слюбится. Куда там! Детей прижили. А любви и не знала. Хотя, Толик хороший. Жалко мне его. Но себя-то жальче! Может, даст Бог, и он устроит свою судьбу. Еще же молодой.
На том и уснули, крепко обнявшись.
Спустя время, бывший муж Любаши стал наведываться к своим детям с гостинцами.
Денис и Люба были не против. Все-таки, Толик - их родной отец. Дети тоже скучали по папе. Толик какое-то время еще надеялся на возвращение Любаши. И с потерей жены смирился окончательно тогда, когда заметил, что Люба и Денис ждут пополнения семьи.
Но приезжать к ним в дом не перестал. Вот только гостинцы теперь привозил не только детям, а и Верочке (сестре Дениса).
Верочка расцвела и заневестилась. Да женихов в родном селе на нашлось. Гостинцы от Анатолия девушка принимала с удовольствием. А осенью, после всех уборочных работ, Анатолий увез Верочку в свою деревню. Там сыграли свадьбу. И через десяток лет у этой пары было уже четыре дочери.
Время не топчется на месте...
У Дениса и Любаши родились дети. Два сына и дочка. Между детьми Любаши и их общими Денис различия не делал. Никогда. Любаша купалась в счастье. Не жизнь, а разлюли- малина! Денис, когда венчался с Любой, дал обет священнику:
-Батюшка! Вот увидите, я в Липках буду священником! Хочу, чтоб люди, наконец, повернулись лицом к нашей семье! И чтобы мои дети спокойно жили на родной земле, корнями врастали и не слышали бы за спиной насмешек и укоров!
Батюшка улыбнулся:
-Увижу ли, сын мой? Я восьмой десяток разменял... Но верю тебе. А там, как Бог даст...
... Вот уже почили Тавицкие-старшие. Трофим и Надя. Мертвым плач, а живым калач.
Их три младших сына давно уехали из родного села. Устроили свои судьбы в соседних деревнях. Обиду на односельчан увезли с собой. И в Липки уже не приезжали. Ну что ж... Молодость ушла - не простилась, старость пришла - не поздоровалась. Денис и Любаша в серебро свои головы одели.
...Воскресенье. Селяне пришли в церковь. Праздник! Спас! Люди нарядно одеты! Смеются, шутят. В корзинках у всех по банке меда, яблоки наливные. Все ждут священника. Он никогда на службу не опаздывает. Но не сегодня...
Люди любят своего батюшку, ценят и радуются ему. За глаза называют его - "Сахар Медович." Хороший он пастырь. И семья у него замечательная. Матушка Любовь скорая помощница во всех церковных делах. А детки их в городе выучились и к родным местам вернулись.
-Отец Дионисий, Вы, что же, проспали? - зашумела толпа, завидев весело шагающего батюшку.
-Нет, дети мои, как можно? С добрым делом не опоздаем.
Сейчас будет служба. А проведу её вместе с отцом Федором. Помните брата моего старшего? Он тоже священник. Приехал отец Федор со своей семьей домой в Липки. Навсегда.
Проходите, мои дорогие, в нашу церквушку!
Будем славить Бога!
15.Мерин https://fabulae.ru/prose_b.php?id=76386
Леонид Лялин
В живописной дальневосточной долине на берегу Великого океана неприхотливо расположился небольшой аэродром военно-транспортной авиации. Вдоль простой, без бетонного покрытия единственной взлетно-посадочной полосы, притулились пяток стареньких напудренных пылью ЛИ-2 и десяток безотказных как самаркандские ишаки «Аннушек». На окраине ВПП, заросшим полевым разноцветьем, пасутся худосочные коровы из соседней деревни. В пыльной траве кудахтают беспризорные куры. Стая хулиганистых воробьев с азартом, присущим всему, что летает, охотится за свежим навозом. Ситуация благопрепятствовала полетам, но график проверок авиаполка выполнялся неукоснительно как акафист. Причин у вышестоящего командования округа для этого всегда было предостаточно. Кому не хотелось в командировке на «халяву» попить дармового спирта и в летной столовой поесть «летной пайки - кожаной фуфайки»?
Авиаторы гвардейского, трижды орденоносного авиаполка второй час терпеливо ждут на взлетной полосе генерала с очередной начальственной проверкой. Авиаполку для полного счастья не хватает только этого военного геморроя. Накануне в летном полку была суматоха - «горел флаг»! Все «стояли на ушах». Шла проверка перед проверкой, чтобы проверить, насколько личный состав готов к проверке. Руководящие установки командира, были коротки как очереди из авиационной пушки:
- Все кирпичи со взлетки убрать и сжечь! Кривое выпрямить, прямое - загнуть, все остальное - покрасить и посыпать песком! Горячку не пороть, но к утру, чтобы все было сделано!
Сразу же осунувшийся от страданий начальник штаба поставил «напопа» местный лазарет и все больные были выметены из санчасти до операционной чистоты. Люди с гауптвахты, лесопильни и местной хлебопекарни были возвращены в полк. Приводили в порядок казармы, застилали койки новыми простынями, шерстили кладовки. Выпиливали бирки, помня, что «солдат без бирки, что очко без дырки». Драили сортиры, прятали грязь по углам. Мыли и благоустраивали военный городок - рыли асфальт, дернили газоны, подметали граблями бетонные дорожки.
Обновили «ненаглядную» агитацию, придумывали новые лозунги и призывы. Неистово красили зеленой краской траву, белой - бордюры и деревья, серой - крылья самолетов. Краска липла к сапогам. Особое внимание уделили цементированию детских песочниц, дернованию газонов и щебетованию дорожек. Самым удачливым воинам повезло мыть горячей водой строевой плац. Если бы небо висело по ниже, то выдраили бы и его абразивной крошкой.
Зампотех в служебном азарте даже заправил баки самолетов, а заодно и личных автомобилей авиационным керосином. Проезжающие мимо старенькие «Москвичи» имели пьянящий запах реактивных самолетов. Щедро покрасили «серебрянкой» обода и ступицы колес стареньких ЛИ-2, в результате чего половина полка отливало серебром.
Летчики драили парадную форму, начищая авиационные «крылышки» на погонах и гордо привинчивали юбилейные медали на широкие груди. Офицеры не знали ни пощады, ни устали и были наготове. Не забыли о заготовке красной икры, салата по корейскому рецепту из папоротника «орляка», креветок, трепангов и гребешков. Готовилась таежная банька с лечебными настойками свежего помета бурундуков и фазанов. Старший по бане был отдельно проинструктирован с перцем до гланд. На подсобном хозяйстве была заколота очередная свинья, готовая превратиться в шашлык и помочь комиссии сделать правильные выводы.
Молодой командир полка с уставшим лицом, затаив дыхание, вместе с офицерами, стоящими в юморном строю, искоса посматривал на безоблачное небо из-под козырька лихой фуражки и про себя размышлял - «Кто на этот раз прилетит инспектировать? Зимой, например председателем аналогичной комиссии, был… полковник-танкист!» И вот дано «добро» на посадку штабного ИЛ-14. На краю летного поля вместе с деревенскими коровами, весь в оводах безмятежно пасся шершавый полковой мерин по кличке Моня. Вид у полуживого с растопыренными ногами и обкусанными ушами коня типа клячи авось-масти с помятым профилем был, как у заезженного и изнуренного походами Буцефала. Карие с мутной поволокой глаза симпатичной доброй морды, с отвисшей нижней губой с тоской смотрели на нашу небо. Таких коней Александр Куприн называл «звездочетами».
Моня нервно перебирал ногами, будто стоял на жареных гвоздях. Впалые ребристые бока, колыхались, что тебе амурские волны. Протертая до позвоночника холка вызывала жалость и тоску. Облезлый хвост путался в погнутых ногах. Мерин всем своим видом говорил окружающим людям - «Неказиста служба авиационного
