специалиста».
На горизонте безоблачного неба появляется крохотная точка, которая превращается на глазах у встречающих в комок предстоящих забот и проблем. Ревущий штабной агрегат из крыльев, движков с ржаво-обожженными выхлопными трубами насладившийся музыкой небесных сфер сбрасывает обороты и производит благополучную посадку. Ромашки пригибаются к земле, а овцы и куры от испуга разбегаются по краям летного поля.
Нервозность начинает пульсировать на летном поле. Вздрагивая фибрами поношенного корпуса и клацая колесами по коровьим «лепешкам» аэроплан, растопырив крылья, как перекладины креста бодро подбегает к встречающим. Как говорят в авиации – «по полю тело пролетело и мертво застыло». Прилетели.
В геликоптере отворяется дверца и по железному трапу, угодливо поставленному инженером полка, величаво спускается седовласый генерал-майор с вставными глазами. Полковой духовой оркестр из трех труб и потертого барабана играет туш. Спустившийся на взлетку потрепанный начальник удивляется:
- Какой у вас здесь большой плац! - оркестр на половине ноты давится слюной в мундштуках.
Инспектор видом всем показывает - «Отдерем своих, чтобы чужие боялись!» Командир авиаполка с чисто выбритой отливающей синевой харизмой лица, беглым маршем подлетает на мягких ногах к генералу. Поднимает закрылки в виде правой руки к головному убору, включает реверс и тормозит. Начинает докладывать о состоянии дел в авиационном «хозяйстве». Но… видит, что генерал с куриной грудкой как бы его и не слушает, а с «ленинским» прищуром всматривается вдаль, где пасется мерин.
Глаза старого воина-ветерана спотыкаются на копытах Мони. Генерал, не торопясь, как катафалк подходит к мерину. Чувствуется, что он даже хочет с ним тихо заговорить о чем-то и это понятно, лошадь, что ни говори, всегда всех внимательно выслушает. Божья животина всегда улыбнется добрыми глазами, где даже головой кивнет, а то и хвостом в знак одобрения махнет. «В чем дело?» - взглядом спрашивает командир у свиты высокого начальника. Один из сопровождающих заговорщицким шепотом говорит:
- Наш Иваныч начинал служу в легендарной Первой Конной, у самого Буденного! Лихой был рубака!
Командир, проглотив уксусную слюну, про себя чертыхается и с сожалением вздыхает - «Вот не везет, так не везет, то танкиста пришлют, то кавалериста… Воистину и на жене можно триппер поймать!» Плохие предчувствия комполка, как всегда, не обманывают. Начинается представление в картинках под названием «Маруся отравилась». Генерал, оглядев встречающих, неспешно, со знанием дела обходит вокруг коня, осыпанного «гречкой». Дергает изжеванную уздечку, теребит сбитую холку, заглядывает в уши и гладит мягкие лошадиные губы. Внимательно осматривает мерина и любовно похлопывает по костлявым бокам, заглядывает в зубы. Через некоторое время «сталинский кавалерист» возмущенно поворачивается к командиру и, показывая ушами на мерина, спрашивает:
- Кормили? - в ответ молчание. - Не понял! Я вам кто или где? Вы что здесь вообще? Что это тут делается, ядрена вошь? Кони не прибраны, не ухожены, - всем становится трудно дышать. - О какой боевой готовности полка может идти речь, когда у вас тут не лошади, а беременные клячи пасутся? Это вам не хвосты самолетам заносить! Тут думать надо! – «буденовец» с выпученными глазами, благоухающий на все летное поле общевойсковым «Шипром» резюмирует. - Полк к боевой работе не готов! Через месяц назначаю повторную проверку! - комиссия разгневанно разворачивается и садится в самолет. - Седлай! - командует генерал.
Самолет, ревя движками и полосуя воздух крестообразными винтами, убывает восвояси в кристально чистое небо. Наступает тишина, только слышится курлыканье клина журавлей высоко в небе, да стрекотание кузнечиков в не докошенной траве. Что делать? Как быть? В другом месте люди бы опустили руки, но не в Авиации, где служат лучшие люди нации! В полку начинается сразу же новая подготовка к повторным смотринам. Теперь «боевая» работа начинается с другого конца «палки». Командир вызывает к себе солдатика, ответственного за этого мерина, казаха Муслитхаддина абу Мухаммеда Бабай Абдаллаха ибн Мушрифаддина оглы, которого зовут кратко - Миша Мудин. Он послан служить в авиацию самим Аллахом.
Командир, твердый, как саперная лопатка прикрепляет к нему двух опытных зубров-прапорщиков с мягкими мозгами, но преданных авиации. По армейскому принципу «к вечеру накормить, а к утру - зарезать!», ставит им всем «боевую» задачу:
- Кровь из носа, но в полку должна быть не беременный таракан, а боевой конь! - командир грозно смотрит на подчиненных и невозмутимо продолжает. - Как хотите, так и делайте из Мони рысака, иначе ваше никому не нужное мужское естество порублю на пятаки!
Начинается авиационный аврал, не путать с морским абордажем. Моню моют кипятком с дефицитным в то время порошком «Лотос», скребут наждаком и бортовыми щетками. Кормят, словно на убой, отпаивают сгущенным молоком с отрубями и печеньем «Двадцать лет без урожая!». Лелеют его и холят. Каждый день выгуливают, моют и чистят до костей. Обновляют подковы и крепят белые нагавки - перевязи у копыт, черную гриву приводят в положение «боевое» Из офицерских тренчиков шьют подпругу и чуть ли не заглядывают коню под хвост.
Вскоре Моня становиться похожим на коня. Появляется округлость, и даже какая-то стать. Круп начинает лосниться и блестеть, как яйца у полкового кота Блистера. Перед прибытием повторной комиссии командир «до слез» инструктирует коновода Мишу, делая упор на то, чтобы тот после прилета очередных проверяющих, как бы ненавязчиво продефилировал с «жеребцом» под узду перед ними. Опять день прилета. Снова треволнения, спирт внутривенно, чтоб запаха не было и грабли внутримышечно, чтоб была выправка. Поют моторы, самолет благополучно садится.
Открывается дверца и по трапу спортивной пружинистой походкой спускается с шитыми золотом крылышками на погонах моложавый генерал. Природа замирает как перед родами Спасителя. Пропеллеры штабного самолета слегка вертятся, мягко вентилируя летное поле от недостатков и запаха служивого авиационного пота, навевая романтику и амброзию воинской службы.
Первым из оцепенения выходит, как и полагается в авиации командир. Комполка старается опять доложить проверяющему о состоянии дел в полку. В это время невдалеке, как расписано по «сценарию» грациозно прогуливается ничего не подозревающий коновод Михаил.
У инспектора от увиденного мохнатые брови непроизвольно ползут вверх на лоб. Глаза начинают сатанеть, голова - чугунеть. Начинается тщательно запланированный геноцид.
- Командир! Что это такое? - генерал, взорвавшись гулом тульского самовара, возмущенно показывает руководящим перстом на коня. - Ты чем думаешь? Жопой?! Кто тебе позволил полк превращать в конюшню? Что здесь делает эта кобыла? - от возмущения позолота на погонах генерала встает дыбом и начинает осыпаться. - Почему на летном поле бардак, как в публичном доме? Полку два балла, командира на разбор в штаб округа! - задыхаясь от гнева и возмущения, недовольно бросает встречающим генерал. - От винта! - звучит предпусковая команда. - Колеса в воздух! – начальник раздраженно кивает через плечо сопровождающим и угрожающе хлопает дюралевой дверцей самолета.
Ошметки трапа и выхлопы движков недовольно плюются в строй летчиков. Самолет ревет белугой от начальствующего полового возбуждения. Бежит вприпрыжку козлом по взлетному полю, будто ему тоже стыдно за своих собратьев. Последний раз подпрыгивает и взмывает в небо.
С начальниками - тошно, а врозь - скучно!
16. Дом с расписными ставнями https://fabulae.ru/prose_b.php?id=119245
Влад Прохожий
Пролог
Иван Петрович Заварзин, когда он ещё не был Иваном Петровичем, а был Ваней и учился в школе, безумно влюбился в море. Которое, правда, видел только в кино, но зато в местной библиотеке им были прочитаны все книжки про походы бесстрашных мореплавателей, авантюры «джентльменов удачи», про жизнь рыбаков и искателей океанских сокровищ...
Жил Ваня с бабушкой, родителей своих, затерявшихся где-то на просторах «одной шестой части мира», не знал и не помнил. Бабушка Зина у него была замечательная мастерица на все руки — что на кухне, что по хозяйству, она учила Ваню с малолетства не чураться никакой работы, ни на огороде, ни в починке их скромного домика и подворья, ни в прочих домашних делах.
Одна беда — никак у них не получалось выкроить достаточно средств из тощего семейного бюджета (бабушка работала завхозом в школе, а пенсию получала отнюдь не генеральскую), чтобы съездить куда-нибудь к синему ласковому морю.
Потому совсем неудивительно, что самой заветной мечтой... да нет, не так... с заглавной буквы - Мечтой Вани было поступление в мореходку, и даже сны ему снились исключительно морские. В них он стоял в капитанской рубке, одетый в белоснежную форму, пыхтел кривой трубочкой и командовал что-нибудь вроде: «Машинное! Средний ход! Рулевой, три румба правее, ориентир — маяк!» Знойные красавицы Карибских островов и элегантные ВИП-пассажирки, клюющие на капитанскую форму как окуни на макуху, тогда ещё Ване не снились...
В реальной жизни редко когда и редко у кого сбываются детские мечты (и со строчной, и с заглавной буквы). Возраст и обстоятельства вносят свои коррективы. И дело даже не в том, что человек сдаётся и отказывается от заветного желания. Чаще тускнеет и мельчает сама мечта, уходя за горизонт обыденности.
Ваня таки побывал на море. Правда, сначала тихо и без болезненных хворей угасла бабушка Зина. Ваня в это время уже окончил десятилетку и работал слесарем в ремонтных мастерских Речпорта. Похоронив единственного родного человека, погоревав-поплакав ночами, отправился призывник Заварзин бороздить просторы океана на боевых кораблях Балтийского флота.
На службе он был на хорошем счету, но идти в мичманскую учебку или поступать в мореходное училище отказался. Иван решил для себя — вернуться домой, осмотреться, подумать, обрести почву под ногами, а там уже видно будет...
Ладного морячка в клешах и с погонами старшины первой статьи мгновенно высмотрела глазастая девушка Валя, стоило ему с друзьями разок сходить на дискотеку в ДК. Он тоже заметил длинноногую блондинку, одновременно как бы и строгую, и привлекательную.
Сами понимаете, что появилась Валя в нашем рассказе совсем не случайно. Действительно, через некоторое время романтических отношений молодые люди расписались, скромно отпраздновав свадьбу в кафе (родни у Вали было совсем немного, а с Ивановой стороны были только старые друзья с Прибрежного). Родной домик Заварзиных вскоре продали, родители жены добавили немного денег и была приобретена двухкомнатная квартира, где молодые и осели.
Сны
Перевернём несколько страниц жизни супругов Заварзиных и перейдём к тому, что послужило основой этого нехитрого повествования.
К своим 37 годам Иван Петрович уже был именно Иваном Петровичем. Начав семейную жизнь, Заварзин оформился
