- Как видишь, - неопределенно ответил он, оставаясь безучастным.
- Как еще тебя понять? Ты что, по-прежнему живой? - в растерянности спросил я.
- Не огорчайся. Нет, я не о том, что оставил тебя на десять лет без собеседника и друга. Как видишь, я не потерял за это время человеческой способности поддерживать разговор и адекватно реагировать на ситуацию. Мне самому неловко, что я послужил причиной твоей… как бы это сказать…
- Говори откровенно.
- Твоей… гм… твоей…
- Растерянности? – мне пришлось подсказать ему наиболее приемлемое слово для описания моего состояния. В этот момент я, почему то, представил его в виде заезженной виниловой пластинки, постоянно возвращавшей иглу на прежнее место, - на одну и ту же сбитую дорожку.
- Хороший образ для описания возвращения в этот мир с того света, - ответил мне, наконец, мой друг, которого, как и меня, звали Сергеем, с легким намеком на живое человеческое чувство. Это было чувство горькой усмешки. От нее у меня чуть отлегло от сердца. Но тревога не пропала. Она лишь свернулась клубком в глубине сердца.
- Так ты можешь читать мысли?
- Ну, это самое обычное дело в том мире.
- Послушай, Сережа, - сказал я, поймав себя на мысли, что употребил несвойственное мне ласковое обращение к собеседнику, - проще предположить, что ты мне снишься, ведь я недавно только проснулся. А что, если я продолжаю видеть сон во сне?
- Послушай, Сережа, - ответил мне тем же мой визави, - не находишь ли ты, что сон во сне, - это никак не проще того, что я читаю твои мысли? Сон во сне – не рефлексия ли самого сна? Его повторение, размножение на уровень выше? Сродни ей и телепатия, если под ней понимать не угадывание желаний и страхов обывателей, а путешествие по ходам мыслей мыслителей. Неужели сами мысли не наведут мыслителей на одни и те же знания, если они следуют по тем же самым ментальным дорожкам? Как ты считаешь: не является ли телепатия такого рода размножением мыслей как особое состояние сознания?
- Узнаю высокий ум своего живого друга. Однако не могу не уточнить определение сущности телепатии. Она есть не столько особое состояние сознания, сколько особая работа сознания по привязке состояний сознания его различных агентов к предмету осознавания или предметному вниманию, при условии единства поля или сферы сознания, то есть того, что реальная структура сознания идентична у всех обладателей иного. При этом строение материального субстрата носителей сознания, проще говоря, их мозга, может быть разным. О чем это говорит? Только о том, что невозможно полностью свести работу сознания к механической, электрической и биохимической активности мозга без ущерба для самого сознания. И все же что тогда является носителем телепатической связи, если не слово, как в беседе или работе с текстом, изобразительный или акустический образ и тому подобные посредники? Замечу, все эти средства коммуникации, хотя искусственны, культурны, все же материальны, имеют физическую представленность. Тогда как посредник телепатической связи, если я правильно понимаю, идеален, имеет лишь ментальную выраженность. Конечно, если телепатию принимать за обмен мыслями, а не чувствами, пафосами, как можно понять из буквального перевода с древнегреческого языка на русский.
Как можно передавать мысли на расстояние, если работа сознания у разных людей, даже у каждого в отдельности, предполагает опосредствование мыслей чувствами, желаниями, страхами, ожиданиями и всем прочим, имеющим разные алгоритмы, коды и схемы работы, а тем более ее результаты? Допустим работа, функция сознания та же сама у разных людей, например, занятых вычислением, но ее производная может быть разная, - одни получают правильный результат, а другие ошибаются. Как правильные найдут общий язык с теми, кто ошибается, и наоборот, как ошибочные поймут правильных, чтобы впредь не ошибаться? Или, напротив, функции сознания разные, как в искусствах, но производная та же самая, - все восхищаются, понимают.
- Ты прав в том, что телепатия почти или совсем невозможна при условии отсутствия канала связи. Если он есть, то, чтобы получить на выходе тот же результат, что вводился на входе, можно следом переспросить, загрузить снова канал, его перепроверить, подготовиться к адекватному переводу. Сложнее будет связь, если она в ходе передачи меняется самим каналом, ходом беседы или восприятия, а тем более самим отправителем, быть может, невольно, в силу его развития или порчи. Но! Не унывай, - не все еще потеряно.
- Не это меня сейчас беспокоит. А твое неестественное появление. Его просто не может быть. Может быть, ты мне только привиделся?
- Сергей! Зачем ты задаешь мне такой глупый вопрос? Если я тебе привиделся и являюсь призраком твоего сознания, то ты скоро сам найдешь на него вопрос без моей помощи.
- А если ты не призрак моего сознания?
- То уже я отвечу тебе на этот вопрос. Так мы будем ждать, пока ты разберешься со своим призраком, точнее призраком меня в твоем сознании?
- Нет, я сдаюсь. Я устал от самого себя, а тем более от собственной мнительности. Ты можешь мне объяснить свое появление?
- Давай закончим с телепатией, а потом перейдем к тому, для чего я здесь. Это намного труднее объяснить, а тем более тебе понять. Хорошо?
- Согласен, - коротко сказал я с облегчением.
- Начну без обиняков, - у меня мало времени. Телепатия возможна только в том случае, если пафос или патос, по-нашему чувство, равен уму, иначе говоря, является самим умом, разумом, который один на всех. Такое возможно только при одном условии, - тождестве сознания существа самосознанию ума, который действует во всех существах в той или иной, малой или большой мере и степени. Живой человек не является таким умом.
- А, мертвый является?
- Тем более мертвый. Ты что так переживаешь за смерть?
- Как мне не переживать, если я еще живой? Вот ты уже не переживаешь.
- Правильно. Я не переживаю. Но почему?
- Потому что ты мертвый?
- Нет, не потому что я мертвый, а потому что я не мертвый и не живой.
- Как это? А, ты вот о чем… Значит, ты не мертвый и не живо-ой! Ты никакой. Тебя нет, и ты мне просто снишься.
- Никак нет. Я есть. Но я ни живой, ни мертвый. Ты прав, когда сомневаешься, в том, что тот ли я, каким был живьем.
- Но разве можно быть, существовать как существо, оставаясь или став мертвым? Ты существо?
- Да, я существо, если называть существом того, кто разумеет.
- Можно ли разуметь, не живя, не быть живым?
- Что значит «быть живым»?
- Быть живым – это быть живым! Неужели не понятно?
- Мне не понятно. Я вот есть. Но я другой. Скажем так, чтобы тебе стало понятно, - я был живым, потом умер и в смерти возродился для существования. Я нахожусь в аду сейчас, разговаривая с тобой. Ад рядом. Ты просто его не видишь.
- А рай? И что такое ад?
- Стоп. Ты куда торопишься? Умереть? В ад? Подожди. Не будем волноваться и по порядку разберемся.
Рай тут же. Для кого рай, а для кого ад. Рай и ад понятия, да и не только понятия, но, например, места, – вещь относительная.
- Ты хочешь сказать, - это условности?
- Ты сам подумай, - для чего я с тобой беседую?
- Для того, чтобы найти ко мне подход, ведь я занимаюсь больше всего мышлением.
- Вслух?
- Да, нет, про себя, - я не идиот и не болтун. Постой, а может быть, тебе просто скучно в аду, не с кем там поговорить? Вот ты взял и появился себе на радость…
- И тебе на огорченье?
- Я так не сказал.
- Но так подумал.
- Для того, чтобы догадаться об этом, не надо быть телепатом.
- Конечно, достаточно быть наблюдательным человеком. Но я не об этом. Ад и рай – это ключи к понимаю того, зачем я появился и заговорил с тобой.
- Так. Ты неспроста тут появился. Я догадался: для тебя существование после смерти стало адом. Эта жизнь по сравнению с ней покажется раем.
- Тут ты не прав, Сергей. Но правда есть и у тебя. Она в ключевом слове «покажется». Вы смертные, но все еще живые, взаправду живете, но носитесь с тем, что не является живым, естественным, правдивым, а только кажется. Так кто же призрак, - я или ты?
- Извини, но иллюзия больше сочетается с раем, чем с адом. У ада больше поводов для того, чтобы быть правдой. Не зря ведь в Библии сказано: мир лежит во зле. Зле – золе. Как в аду со злом? Есть ли там зола? Горите ли вы там, в вашем аду?
- Горим. Пожар! Какая глупость. Ты прав с золой. Мы давно уже перегорели. Зло в том, что в аду живут, нет, существуют мертвые. В этом вся проблема. Здесь вы живые! А там, мы мертвые… Как мне бы хотелось быть мертвым и не знать того, что я умер. В таком случае я был бы в раю. Но я знаю, существую, сознавая, что я умер. Греки называли это место, откуда я прибыл, «Елисейскими полями». Они сплошь усеяны мертвыми, которые не знают, что мертвы. Они живут в раю. Я же рядом с ними знаю, что умер, и поэтому живу, вернее, существую в аду. Но не это меня угнетает. А то, что этому не будет конца и края.
- Ты явился сюда, чтобы меня обрадовать этим известием? Большое спасибо за упокойную любезность. Ты ей меня утешил.
- Это шутка?
- Нет, это констатация. Я действительно рад тому, что тебя увидел. Как и рад тому, что не у всех смерть отнимает ум.
- Зачем он там?
- …
- И что вот так действительно можно к нам попасть? А как же железный занавес смерти? Неужели представление не закрыто?
- Как ты помнишь: пока есть наблюдатель, есть и то, что он наблюдает, пусть даже этим наблюдаемым является сам наблюдатель. Попасть к вам трудно, хотя бы потому, что о вас никто или почти никто, за малым исключением, не помнит. Они не видят вас. Правда, бывает, что кто-нибудь нечаянно на вас засмотрится. Вот это плохо: как только он или она, да не все ли равно, короче, оно обратит на вас внимание, так сразу знай, - пиши пропало. За тобой пришла смерть в образе внимательного наблюдателя. Его взгляд подобен взгляду горгоны Медузы. Взглянешь – окаменеешь. В таком случае у тебя есть единственная возможность, – не глядеть на внимательного наблюдателя, - чтобы не оказаться в аду, то бишь, в раю за порогом смерти.
- Выходит, значит, ты пришел сюда за мной? – дрогнувшим от ужаса голосом спросил я своего безжалостного проводника в царство мертвых.
[justify] - Вот теперь самое время и мне пошутить. Но мне не до шуток. Я пришел не за тобой. Нет, точнее, не для того пришел. Взгляд горгоны Медузы – это взгляд живого трупа. Чем он живет в раю? Страхом смерти
