Я с удивительным для самого себя терпением слушал разглагольствования моего визави.
- Нет, что ты. Впрочем, чтобы не врать, не выдавать желаемое за действительное и не путать средство с целью, как ты предостерегаешь, замечу: несмотря на то, что ты детально пояснил причины, определяющие последствия пребывания в загробном мире, мне не понятно, как быть с тем, что люди вынуждены становиться жертвами, подставляться под других ради их спасения? Ты сам надоумил меня на этот вопрос своим рассуждением.
Мой поводырь по аду в недоумении уставился на меня невидящими глазами. Но затем в его глазах забрезжил огонек понимания.
- Ах, ты об этом. В загробном мире, так же как и в этом, не избежать такой участи. Быть жертвой в порядке вещей в аду. Вот поэтому и говорят: «Оставь надежду вся сюда входящий». Мы все жертвы. Другое дело – делать это добровольно.
- Хорошо, хотя в этом нет ничего хорошего. Вероятно именно поэтому ад есть ад, несмотря на то, как ты говорил прежде, многие в нем вилдят себя в раю. И все же…
В это время к нам на берегу Стикса подошел один туземец преклонного возраста благородной европейской наружности и откровеенно, я даже сказал бы, просительно, предложил нам сделать ему больно, протягивая мне плетку. При этом он блаженно улыбался как какой-нибудь идиот, стягивая с себя ветхое тряпье, которое еле скрывало его изможденное долгим постом и скудной пищей тело, изуродованное к тому же не то непосильным трудом, не то жестоким обращением людей.
- Вот видишь, - он уже спасен. Для него ад – рай, - насмешливо отметил мой проводник.
- В самом деле почему бы вам не сделать мне приятное, - соблазнительно проблеял благообразный старец, - что вам стоит, а старику – радость, - и подставил свою немощную кровоточащую спину, всю исполосованную плетью.
Я машинально взял плеть в свою правую руку. Она оказалось довольно тяжелой, но с удобной ручкой, отполированной многократным употреблением в дело. На концах кожаных хвостов плетки свисали миниатюрные ржавые шипы.
- Я уже смочил мой инструмент, чтобы он лучше работал, - деловито пояснил мне адский монах.
До меня только теперь стало доходить сквозь шум в ушах, в шкуре кого мне предложили побывать. Роль чертового мучителя мне явно не подходила. От нее мне стало дурно. Я ждал всего от ада, но этого… Увольте.
- Сергей, что за пошлая комедия? – спросил я в сердцах.
- Да, ты как никогда прав: ад – это пошлая трагикомедия, - добавил он от себя, разглаживая свои гуцульские усы.
- Вот вы получите наслаждение от порки, а как же я?! – дрожащим от волнения голосом спросил я странного старика.
- Неужели вам самому не приятно доставить удовольствие старому человеку, - стал убеждать меня старый греховодник.
И тут я своей шкурой, точнее, кожей названного друга почувствовал, что ад действительно отвратительное место, предназначенное для извращенцев всех пород и мастей.
- Ничего-ничего, и ты привыкнешь. Здесь все рано или поздно привыкают к местным обычаям, - констатировал Сергей.
Я не мог больше терпеть издевательств над моим моральным чувством, чертыхнулся про себя и повесив плеть на голое плечо старца, от него отвернулся, чтобы пойти по еле видимой в травяном ковре дороге вглубь адского континента в надежде (какая к черту надежда может быть в аду?!) на то, что мой проводник последует за мной. Но не тут то было. Меня остановил свист плети, тут же впившейся мне в само мое нутро и вывернувшей его наизнанку криком дикой боли. От сильного удара плетью я упал на колени. Но, собрав все мои силы,, разбежавшиеся от боли в разые стороны, охнув, с гневом повернулся к своему обидчику. И что я увидел? По-детски улыбающееся лицо старца.
- Вот видишь, как тебя перекосило от удовольствия, - встретил он мой свирепый взгляд округлившихся от боли глаз, - возьми и отхлещи меня от всей души, - добавил он, доверчиво предложив мне плетку.
- Да, пошел ты... – только и мог, что сказать я в ответ.
Обстановку разрядил голос моего друга.
- Слушай старче, когда я увижу Люцифера, то передам ему твою просьбу.
- Не шутишь? – спросил с надеждой странный старик.
- Нет. А теперь оставь нас в покое.
- Ладно, так и быть. Но помни, ты мне обещал помощь Люцифера.
- Ничего я тебе не обещал, кроме того, что передам ему твое желание.
С этими словами мы ушли восвояси с берега Стикса.
- Так это Стикс, а не Ахерон?
- Какая тебе разница? И великие делают ошибки. Данте не исключение.
Позади Стикса и перед нами растилалась раскаленная пустыня, над которой нестерпимо пылало красное светило.
- Что это за звезда?
- Это звезда смерти.
- Мы что попали в мир «Звездных войн» Лукаса?
- Я ценю твой юмор, но он в данном месте не уместен. Это светило смерти подземного мира.
- Так мы находимся под землей? Ад внутри Земли?
- Так думали наши предки. Но это заблуждение. Подземный мир – метафора. Научно выражаясь, ад - это центр всемирного тяготения, «где, - как писал еще Данте, - гнет всех грузов отовсюду слился». «Мировая скорбь» раскрутилась в виде ада, центр которого раскалился до предела. Там в центре находится мировая ось, которой мир пронзен, как яблоко червем – Люцифером. Он живет в центре ада.
- Так Люцифер и есть Аид?
- Это все имена-явления одной и той же сути.
- Но как мы пойдем по раскаленному песку пустыни?
И в самом деле перед нами растилался целый океан пустыни, от жара которой под раскаленным звездой смерти кирпичным небом ада горела кожа лица и рук, не прикрытых одеждой. Пустыня тягостно вздыхала, обдавая путников своим нестерпимо горячим воздухом, от которого заходилось сердце и выступала саднящая испарина на лице. Я весь покрылся кровавым потом и темная пелена опустилась на мои очи и помутила мой рассудок. Последнее, что я увидел, это были шевелящиеся части человеческих тел, то и дело выглядывающие из песка пустыни. Еле шевеля губами я прошептал: «Кто это там содрогается под красным как кровь песком»? В ответ мне показалось, что Сергей ответил: «Это те, кому все мало».
Мне показалось, что прошла вся вечность, прежде чем мой друг привел меня в чувство, обрызгав мое тело и лицо пахучей жидкостью из большой фляги, висевшей у него на поясе. От ее содержимого мне стало легче и жаркое дыхание пустыни ада показалось дуновением легкого морского ветерка.
- Что это за жестокость?
- Кровь младенцев. Как говорится: «клин клином вышибают». Подобное тяготеет к подобному, кровь к крови.
- Какая гадость.
- Я пошутил и вижу ты не понял шутки. Это роса утреннего сознания. Ее собирают в часы рассветной медитации.
- Мне трудно понять тебя. Я не привык смешивать буквальный язык реальности с метафорическим языком вымысла.
- Привыкай, приспосабливайся к иной реальности загробного мира.
Вдруг до нас дошел издалека какой-то гул. Я повернулся к нему лицом и обратился к другу.
- Слушай, Сергей. Что там на горизонте гудит как рой комаров? Это тучи чего? Они какие то странные, - закручены в спираль.
- Вот туда сейчас мы и направимся.
- Но как?
- Разумеется, не по раскаленному песку, а по воздуху с помощью духов здешней пустыни.
В следующее мгновение мы поднялись чудом в воздух и полетели по направлению к горизонту, на котором сгущались тучи. Ветер свистел в ушах, лица опаляло мертвое светило. Это не я летел, это меня несли невидимые силы. Сам полет намертво сковал мои конечности, так что я не мог ими шевелить. Вскоре я увидел, что это были за тучи. Тучи людей столпотворились в небе. Они двигались потоком по спирали, постоянно меняющей свое положение над пустыней, то склоняющейся, то выпрямляющейся и уходящей за край горизонта. Они спешили, наступая друг другу на пятки.
- Куда они спешат, что их влечет? – спросил я своего адского проводника, сопровождая вместе с ним чуть поодаль тучу людей.
- Жажда удовольствий
- Они что, сладострастники?
- Не только. Все те, кто от страстей испытывает удовольствие. Помнишь тех кто копошился в песке. Так это те, кто испытывает неудовольствие от своих и чужих страстей.
- Так почему они на месте не получают удовольствие?
- Потому что в аду нет памяти – памяти удовлетворения. Вот они и порхают в вечных поисках его удовлетворения.
От разговора нас отвлек внезапно открывшийся провал в пустыне. В него уходила спираль гедонистов. Мы последовали за ней и оказались в пропасти, на дне которой текла широкая река. Когда мы стали спускаться в пропасть, то к своему ужасу я обнаружил, что ее стены состоят из слежавшегося песка и человеческих тел, вздрагивающих от агонии наслаждения. Подлетев к воде, я увидел, что это вовсе не вода, а кипящий как кипяток поток крови, из которой залезая друг на друга тянутся люди на воздух. Но этот воздух был нечист. Его тошнотворный запах вызывал естественное желание закрыть ноздри рукой. Многие из утопающих были рассечены на части. Па поверхности бурлящей реки как в котелке на медленном огне варились человеческие органы и плавали телесные остатки: кишки с дерьмом, волосы, кожа и прочее.
- Что это такое? – прокричал я сквозь шум реки и вой несчастных срывающимся от ужаса голосом своему проводнику.
- Это то, что они заслужили, - насильники, убийцы, садисты.
- Страшная участь, - констатировал я, удивляясь тому как вообще меня слышно в таком грохоте, усиленном дрожащими стенами адского ущелья.
По мере нашего полетного движения вперед расщелина ада расширилась и перед нами показалась долина, омываемая рекой убийц. Присматриваясь к тому, чем была усеяна долина, я стал расспрашивать своего собеседника.
- Скажи, мой друг, что падает с небес? – кошмар происходящего невольно заставил меня почувствовать свою душевную близость к моему спутнику и сказался в несвойственной мне склонности к возвышенным речам.
- С неба падают тела убийц себя, - ответил мне равнодушно мой тезка, заметив, - они сыпятся оттуда как снопы искр.
[justify] И действительно мимо нас пролетали как метеоры горящие тела самоубийц и бомбардировали землю, взрывая ее при
