Прибытие
От толчка я проснулся. Вместе с пробуждением пришло и представление, и шум жизни. Я задумался над тем, не является ли само пробуждение сознания таким толчком жизни. Во всяком случае, толчок как физическое воздействие на меня самого и сознание этого воздействия были так слиты или синхронизированы, что не отличались друг от друга. За этой мыслью последовала более значимая, но вместе с тем и более абстрактная мысль о том, что как само сознание с миром, данным в нем, так и мир вне сознания трудно расцепить и взять в качестве констант, существующих независимо друг от друга. Закономерно возникал вопрос, не является ли мир сознанием? Разумеется, есть и мир помимо сознания, но не одно ли то же мир в сознании и сознание в мире, если оно является самому себе?
Обострил сознание пробуждения лязг закрывающейся двери и притушенный свет в салоне автобуса. За окном темнела весенняя ночь. Я припомнил, что только что запрыгнул в подъезжавший к остановке автобус невдалеке от института, стоявшего на высоком берегу мерно плывущей реки, воды которой пересекала поперек плавно качающаяся на волнах лунная дорожка.
В автобусе тихо сидели немногочисленные пассажиры, и мое внимание, естественно, переключилось на более любопытное зрелище, которое быстро проносилось у меня перед глазами. Ночную темноту прорезали лучи фонарей на столбах, выстроившихся в две шеренги справа и слева вдоль дороги, да отдельно горящие через ставни огоньки домов в частном секторе, который в это время проезжал автобус в своем размеренном движении. В зыбком свете искусственного освещения ночной мглы улавливались контуры жилых строений. Но все это можно было увидеть, только тесно прислонившись к самому стеклу окна автобуса. Отклонившись же от стекла можно было увидеть самого себя и салон автобуса с пассажирами в нем благодаря отражению света от ночной тьмы. При взгляде по ходу движения автобуса через широкое переднее стекло водителя была заметна дорога с двигающимися навстречу редкими машинами, ослепляющими своими передними фарами мои глаза. Поэтому мне периодически приходилось отводить их в сторону.
Вдруг, как по мановению волшебной палочки, автобус оказался на другой стороне города, катящимся вдоль редких построек под палящими лучами высоко стоящего полуденного летнего солнца. Наконец, он вырвался на широкий простор, который ограничивала слева преграда в виде реки и крутые горки справа. Мгновенная перемена времени суток меня мало тронула. Давала о себе знать некоторая заторможенность сознания. Я уже догадывался, что вижу сон. То, что я догадывался, служило мне намеком на то, что я медленно выхожу из сна. Но тут автобус резко взял вправо и въехал на высокую горку, с которой, не удержавшись, медленно, но все более ускоряясь, стал скатываться прямо в глубокую воду реки, которая, обогнув холмы, встала прямо на пути следования автобуса по маршруту. Все пассажиры кубарем покатились вперед, больно стукаясь о сиденья и судорожно хватаясь за поручни. Переднее стекло автобуса треснуло от удара, и автобус, врезавшись всем своим железным телом в толщу воды как нож в брикет масла, пошел ко дну. Тут вновь картинка переменилась, и я оказался едущим в том же самом автобусе с остальными безмятежно сидящими пассажирами на шоссе с односторонним движением. Из-за поворота слева показалась коробка из белого кирпича со шпилем посередине на полукруглом возвышении на крыше. Объехав допотопное здание первой половины XX в., автобус понесся по ровной и облитой солнцем дороге вдоль коридора стоящих на тротуаре тополей. Но тут мое сознание померкло.
Когда мои глаза снова открылись, я увидел, что лежу на широком ложе в совершенно белоснежной спальне с открытым окном во всю стену. Первой моей мыслью была та, что я продолжаю грезить во сне. Но ущипнув себя за руку, я почувствовал острую боль настоящего. Значит, я не сплю? Но как же так. Только вчера я лег в свою постель с тяжелым чувством, что завтра, в четверг, мне снова спозаранку надо идти на работу и читать полусонным студентам лекцию по сознанию.
- Что это такое? – спросил я себя вслух, чувствуя, как медленно подкатывает к горлу тревога, побуждающая меня закричать от страха, что есть сил.
Я с трудом унял панику сознания, и решил обследовать место моего присутствия в незнамо какой реальности. Для этого я перво-наперво осторожно подошел к окну, но тут же в ужасе буквально отскочил от него. Первым впечатлением от вида из открытого окна было представление, что спальня буквально парила в небе над облаками. Но потом, соблюдая все меры предосторожности, я еще раз подошел и поглядел, но уже не вниз, - от этого у меня в первый раз еще перехватило дух, и появился соблазн спрыгнуть в пугающую бездну, - а по сторонам. Моему взору предстало удивительное зрелище: справа и слева, а также вверху полукругом располагались однотипные, но закрытые широкие окна. Края полукружья терялись в облачной дымке. Только теперь до меня дошло, что я нахожусь на одном из этажей заоблачного небоскреба.
И тут у меня за спиной раздался нежный и ласковый женский голос, обратившийся лично ко мне. От неожиданности, я чуть было не упал в бездонную пропасть окна.
- Сергей Сергеевич! Осторожно! Пожалуйста, отойдите от окна.
- Предупреждать надо… заранее. И не открывать окна, - невольно сделал я замечание и обернулся на голос.
Передо мной стояла в свободно сидящей паре (брюки и сорочка) бледно голубого света миловидная женщина среднего возраста и приветливо мне улыбалась. Я отметил, что у нее отменно ровные белоснежные зубы, да и вообще она была еще хоть куда.
- Где мы находимся? – спросил я, смягчив тон своего громкого лекторского голоса.
- Там, где и положено быть всем вновь прибывшим из прошлого, - мне показалось, насмешливо ответила моя собеседница.
- Извините, не расслышал… Как вас зовут, прекрасная незнакомка?
- Прекрасно вы все расслышали, Сергей Сергеевич! Постарайтесь не удивляться, хотя ваш случай уникальный, просто удивительный. Зовут же меня Василисой Три Тысячи Семьсот Девятой.
- Это как понимать, Василиса Три Тысячи Семьсот Девятая? Я правильно вас сосчитал?
- Абсолютно правильно.
- Первый раз слышу, чтобы было такое отчество в числовом выражении. Вообще, что оно означает?
- Оно означает количество живых женщин по имени Василиса в «настоящее время».
- Сомневаюсь, разве может быть столько женщин с таким редким, но красивым именем.
- Спасибо за положительную оценку моего имени, но вы сейчас находитесь не у себя в своем времени.
- В каком еще времени можно находиться, если быть в нормальном психическом состоянии?
- Можно быть в настоящем времени по преимуществу и иногда в ином времени. Ваш случай является примером случайного перемещения во времени. Собственно говоря, его нельзя повторить.
Слова пронумерованной Василисы привели меня в состоянии ступора. Я стоял как громом пораженный удивительной новостью, не в силах спокойно переварить полученную информацию. Чтобы хоть как то выйти из мучительного для меня состояния оцепенения, я сделал над собой усилие и выдавил из себя жалкое недоумение.
- Как так? Вот так, да? Неужели это правда?
- К сожалению, а может быть, к счастью, это так, - только и могла ответить Василиса из будущего.
Чтобы хоть как то меня приободрить она стала объяснять, что на самом деле произошло. Но я не слышал ее, на время отключившись. Заметив это, она замолчала и уставилась на меня.
- Да? Вы что-то сказали? – промямлил я.
- Ничего. Вы только успокойтесь.
- Где я нахожусь?
- Вы находитесь в Институте времени, - живо откликнулась визави, с облегчением удостоверившись по обычности вопроса, что я нахожусь в здравом уме.
- Я вам не верю, - неожиданно для самого себя выпалил я и продолжил, - как вы могли так быстро определить, кто я такой, если я попал к вам из прошлого? Я никаким образом не был популярен в свое время, чтобы остаться в анналах истории. Или у вас есть машина времени? – саркастически спросил я.
- Да, у нас есть такая машина. Именно благодаря ей мы своевременно определили, кто вы такой, еще до того момента, как вы пришли в сознание. У вас необычная темпорограмма для нашего времени.
- Ладно. Но можно мне назад вернуться в свое время? – со слабой надеждой спросил я, одновременно ожидая обратного.
- К сожалению, нет. У нас не принято возвращать людей из прошлого, попавших к нам в будущее, в их прошлое.
- Хорошо, но тогда в другое прошлое можно?
- Тоже нельзя.
- Но почему же?
- Потому что таким образом вы измените все будущее. Мы заглядываем в прошлое только как наблюдатели для изучения действия законов течения времени, а не для изменения его хода в прошлом. Иначе оно может измениться для нас непоправимым образом.
- И не делаете исключений даже для уникальных случаев? – воскликнул я.
- Насколько я в курсе, нет. Они довольно редкое явление и я такого нарушения правил не помню. Но, как говорили в ваше время, «исключение подтверждает правило», поэтому надейтесь на лучшее для вас, – стала успокаивать меня Василиса будущего.
- Печально, - стал сокрушаться я.
- Ничего, человек ко всему привыкает. Тем более, если это намного лучше того, чем он прежде пользовался. Наше время предоставляет больше и лучше возможностей для развития разумного существа, чем ваше.
- Не могу с вами спорить, не познакомившись с вашей жизнью, - ответил я, горько вздохнув.
Как я уже понял, Василиса обладала незаурядным терпением и поэтому спокойно слушала мои стенания, а затем, когда я кончил ныть, деловито познакомила меня с оборудованием спальни и соседних комнат моего… как бы это сказать, да, номера. Она просто сказала, чтобы я привел себя в порядок и позавтракал. Позже она ко мне заглянет и проведет ознакомительную беседу о том месте и времени, в которое я случайно попал.
После ее ухода, немного выждав, я подошел к двери, за которой скрылась Василиса 3709. Она была еле обозначена в стене белоснежного цвета. Дверной ручки не было и в помине. Как же она открывается? Как только я об этом подумал, подойдя к ней ближе, она бесшумно приоткрылась. Интересно, наблюдает ли за мной невидимый соглядатай и, предугадывая мои желания, предупреждает их? Или дверь оснащена сенсорным устройством, реагирующим на приближение теплокровного существа? Не является же сама дверь разумной!? Собрав все свои силы и преодолевая страх, затаившийся в глубине души, я вышел из номера и оказался широком и высоком коридоре, в котором не было ни одной живой души. Во всяком случае, я никого не видел и не слышал. Может быть потому, что коридор повторял изгиб самого сооружения. Он был таким же пустынно белоснежным, как и мой номер. Хорошо хоть, он не был адски черным. И все же то место, в котором я оказался, не производило впечатление рая.
Не добившись ясности в понимании, если не считать того, что то положение, в котором я оказался, лучше вообще никакого, я зашел обратно в номер. Дверь за мной автоматически закрылась, и я невольно подумал, что