Я не нашел ничего другого, как сказать: «Вот теперь я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Но где она»?
- Мы находимся в глубоком космосе вне Солнечной системы, - спокойно ответила Василиса 3709. - Велики достижения современной техники. Поэтому вы и не почувствовали сам взлет и наш выход во Внеземелье.
- И куда мы направляемся? – с интересом спросил я Василису.
- Мы просто путешествуем. Здесь недалеко есть удобная планета для адаптации.
- Что это такое?
- Адаптация? В данном случае это приспособление вашего организма к внеземной среде, - сказав это, Василиса закрыла смотровые экраны космолета и сосредоточенно стала перебирать по клавишам приборной доски.
Планета XW 27560 B
Через десять, от силы пятнадцать минут Василиса пригласила меня к выходу из кораблю. Я невольно посмотрел на врученные Василисой еще при первой встрече ручные часы: моему изумлению не было предела. Согласно их показаниям мы целую неделю были в космосе. Повинуясь внутреннему голосу, я промолчал и решил уже на месте расспросить Василису о капризах времени. Когда перед нами раскрылась диафрагма выхода из корабля, я увидел себя стоящим на смотровой площадке пирамиды космолета. Так, где же я увидел себя? На зеркальной поверхности своих ручных часов. Я думал, что часы выполняли функцию смартфона моего времени. Но нет, на самом деле они были вроде сказочного яблочка на блюдечке с голубой каемочкой, предсказывая наступление будущих событий. Перед нами расстилалась ровная как коленка красочная многокилометровая степь без конца и края в пору своего весеннего цветения. Если бы это была Земля, то я подумал бы, что сейчас конец мая. Слабый ласковый ветерок нежно шевелил на голове волосы и приносил с собой волнующие запахи степных цветов. Рядом с пирамидой кораблю стояла роща, омываемая неглубокой речкой, которая протекала поперек степного простора. Только позади корабля я заметил в далекой фиолетовой дымке гряду невысоких гор. Единственной приметой инопланетной среды были два светила на светлом небе.
- Если бы не два солнца, я не догадался бы, что мы не на Земле, - только и мог что сказать я.
- Не говорите, - выговорила Василиса, как обычно говорили в мое время. От этого воспоминания у меня защемило сердце.
Затем она предложила мне направиться к роще, чтобы там передохнуть в тени деревьев у реки. Деревья походили на наши березы. Когда мы подошли к реке и нашли удобное место для отдыха, Василиса спросила меня: «Ну, как вы? С вами все в порядке»?
- Ну, да, - поддакнул я и, немного помолчав, стал допытываться, - мне кажется, что вы мне что-то хотите сказать?
- Что именно? – спросив серьезно, Василиса уставилась на меня.
- Ну, как же, сегодня утром перед полетом, когда я спросил вас о том, кто меня вызвал, я догадался, что вы хотели замять разговор. Мы находимся под наблюдением?
- Я не уверена…
- В чем вы не уверены? В том, что я не вещь? Если я из прошлого, то со мной нельзя откровенно поговорить по-человечески? Я не пойму «тайн Мадридского двора»?
- Может быть. Услышав то, что я скажу, вы не поймете потому, что просто не поверите. Но не только это мешает мне быть откровенной с вами. Я не доверяю людям. К тому же, не разобравшись, вы можете «наломать дров» и в результате ничего нельзя будет вернуть обратно в прошлое.
- Вы уже сделали непоправимое, - извлекли меня из прошлого и вовлекли в решение ваших будущих проблем.
- Вы так думаете, Сергей?
- Чтобы мне было лучше думать, дайте хоть крупицу информации, - убежденно посоветовал я.
И тут я сказал лишнее, о чем очень пожалел.
- Неужели я выдумал эпохальный ускоритель, построил машину времени? И вы хотите исправить то, что я наделал?
- Нет, вы изобрели вечный двигатель, - саркастически высказалась Василиса и с осуждением покачала головой, добавив, - Сергей Сергеевич, вы возомнили себя центром Вселенной?
- Нет, я неудачно пошутил, чтобы разрядить тревожную обстановку, - соврал я, теша себя надеждой на свое немаловажное значение в истории мира. Но Василиса 3709 уже раскусила меня.
- После всего сказанного, как с вами можно серьезно вести дела? Я полагала, что люди прошлого менее инфантильны, чем вы показали сейчас.
- Что делать? Вот такие мы дети по сравнению с вами.
- И опять зря. Какие мы обидчивые. Впрочем, делать нечего, - машина уже запущена. Объясню кратко: для выполнения поставленной задачи мы обратились в прошлое. Однако наша временная установка в ходе эксперимента сломалась и дала ошибочный результат: она выбрала вас.
- Она до сих пор работает?
- Да, но вхолостую.
- И не можете вернуть меня назад?
- О чем это вы? Вот видите, - вы думаете только о себе. И как после этого иметь дело с вами? – с огорчением повторила Василиса, от отчаяния всплеснув руками.
- Значит, я навсегда застрял в будущем?
- Если бы я была на вашем месте, то сказала бы «застряла в прошлом». Думайте нестандартно. Может быть, тогда поймете. Вы думаете, у нас нет других, как вы сказали, «машин времени»? Не в этом дело. И не в вас. А в том, что допустила ли наша экспериментальная машина ошибку, выбрав вас, или нет. И почему она сломалась? Может быть, она сломалась именно на вас? Из-за вас? Только в таком случае вы имеете значение. Как это узнать? Помогите нам.
- Интересно получается: вы наломали дров, как давеча выразились, а виноват именно я! – воскликнул я и пошел в атаку, - Кто это мы? Я так понимаю, эксперимент вы проводили без согласования с начальством из высших сфер, о котором все умалчивали и только намекали.
- Вам не понять…
- Куда уж мне. Но, тем не менее, вам придется все рассказать, чтобы вам помочь.
- Всего я вам сказать не могу, - в этом эксперименте принимали участие и другие… люди (то, что Василиса 3709 подобрала с заминкой слово «люди», меня насторожило). Но то, что вам можно знать, скажу.
- Делать нечего, извольте. Я попробую помочь вам, если вы поможете мне вернуться в прошлое.
- Хорошо, - сразу согласилась Василиса, чем усилила еще больше мои подозрения. Но что мне, в самом деле, оставалось делать?
- Что вы хотите знать?
- Я хочу знать, каким образом сломалась машина из-за вас. Возьмем это предположение за исходную гипотезу. Что было с вами накануне «прыжка во времени»?
- С какой стати мне сейчас вам об этом говорить? Ведь вы по-прежнему меня, как козла, «ведете на поводке». Я перед вами весь, как «на ладони». Откройте свои карты, наконец! Кто такие те, от кого вы скрываете эксперимент и, главное, для чего скрываете?
- Я не уполномочена говорить об этом с вами. Неужели не понятно?!
- Неужели я не заслуживаю того, чтобы со мной говорить не как с вещью, а как со свободным и разумным существом.
- Вам же будет лучше, если вы будете как можно меньше знать.
- Но какая тогда будет польза от меня?
Василиса 3709 молчала: она колебалась и не решалась ничего сказать. Наконец, она взглянула на меня и спокойно сказала: «Черт с вами! Слушайте». И она поведала мне то, что было. Не все я понял, но то, что понял, можно кратко изложить вот так.
В далеком будущем в результате ускоренного развития цивилизаций земного и подобного, гуманоидного типа возникли проблемы с управлением и с управляемыми. Как управлять чересчур сознательными, если сознательные, какими бы сознательными они не были, пусть даже самосознательными, не могут собой управлять для собственной же пользы? Ведь такое текущее положение противоречит аксиоме управления: управляют лучшие в управляемости худшими, а не наоборот. Что это означает? Не что иное, как то, что те, кто управляет, должны быть, как минимум, на порядок умнее тех, кем управляют, чтобы управление было эффективным с точки зрения, разумеется, не экономии, а оптимума развития. Именно поэтому пирамиду управления не могут не возглавлять сверхразумные существа, каковыми в действительности являются духовные существа. В результате строится такая цепочка управления: внизу – слой телесных или тактильных существ, посередине - слой душевных существ, вверху – слой разумных, точнее, умных или интеллектуальных существ. Отношения между уровнями носят характер развитой трансформации как превращения в виде обращения, так что следующий уровень прогрессии является истиной предыдущего. Уровень же выше интеллектуального уровня надстраивается над всей пирамидой управления.
Сверхразумный уровень управления не просто является уровнем сугубого интеллекта, или интеллекта второго порядка как интеллекта для интеллекта. Он его превосходит, так как является системным качеством всей пирамиды управления, его систематическим целым. Если прежние уровни зависели от предыдущих, базовых уровней, ибо те были сильнее, но одновременно превосходящие уровни были и свободнее базовых, то последний уровень возвышается над всеми и парит над ними, демонстрируя свою летучесть тем, что интеллект становится его телом, то есть, в общем, он становится материально бестелесным, а потому безусловно свободным от тягостной локальной зависимости от каждого из своих уровней-частей. Сверхразумный или духовный уровень находится не в каждом из нижних уровней отдельно, но во всех них одновременно разом как проницающая их имманентная связь друг с другом. И вместе с тем он трансцендентально возвышается над ними, их объемля.
Такая четырехуровневая система работает, как правило, безотказно. Причем автоматизм принятия решений на высшем уровне, где невозможен личный произвол, задает порядок мнимого допущения степеней свободы, распределенный на уровневой кривой в соответствии с приписанной каждому ее участку, а таковых три, собственную степень или меру (значение) незнания. Она, эта мера незнания, имеет самый высокий показатель/числитель на базовом, телесном/тактильном уровне, располагая соматических (телесных) существ вести в меру беспорядочный или сингулярно-нуминозный способ/стиль жизни. Более предсказуемый образ жизни ведут психические или душевные существа благодаря своей симпатической партикулярности или представленности за всех остальных. Наименее свободным от знания является класс или уровень существ, занятых интеллектуальным трудом. Их свобода носит абстрактный характер. Само устройство такой автоматически управляемой системы предполагает ее закрытость. Подлинная свобода в ней возможна только для высшего уровня. Она тотальна, но он безличен, то есть, имеет нулевой числовой показатель/знаменатель личностности. Это означает, что нет такого существа, которое воплощало бы системную свободу, ибо допущение подлинно свободного существа сделало бы непредсказуемым поведение не только его, но и всей системы в целом.
Свобода выбора и творческий произвол возможны только в открытой системе как развертывающейся спирали развития. Но ее открытость пропорциональна
