- А само желание, Настя, идеально или материально?
- Само желание материально в том смысле, что есть чувственное выражение человеческих отношений. Тем более оно материально, чем предметнее становится в своем воплощении в качестве видимых свидетельств вдохновений.
- То есть, желание находит свое воплощение в произведении автора?
- Да, разумеется, произведение есть выражение того, что мы хотим и делаем свое желание доступным для признания другими. И еще. Обыкновенно идеальное понимается материалистически через исполнение желания и желаемого как ставшее тем, чем оно есть. Такое понимание идеального отдает скукой и дурным вкусом. Между тем идеальное есть то, что вечно становится собой как тем, что есть не то, что оно есть, и не есть то, что оно есть.
С течением времени мы стали ближе и перестали утаивать свои сокровенные мысли друг от друга. Настя показала свое умение развивать мысли, создавая неисчерпаемую неоднозначность осмысления ею сказанного. Но она занималась не только мышлением и научным исчислением, но и пробовала сочинять песни, которые разыгрывала на лютне и чембало.
Глава шестая. Повторная встреча с ганноверским философом
И вот опять мы встретились с Лейбницем. Он согласился поговорить со мной о философии. Мы остановились в Ганновере неподалеку от места жительства Философа. У нас осталось немного денег, большую часть которых я отдал за аренду дома. Жду поступления средств с далекой родины. А пока развлекаю себя и Настю амурными ухаживаниями.
Вчера имел продолжительную беседу с Философом. Я завел разговор о розенкрейцерах и отношении к ним самого Лейбница. Он отнесся к их деятельности серьезно, сказав, что люди, бывают, склонны к маскировке и притворству, которым научаются у самой природы, имеющей привычку скрываться. Правда, они этим увлекаются, нарушая меру естества, что проявляется в их искусственных фабрикациях, выдавая желаемое за действительное. Еще хуже то, что, как это свойственно людям, они пытаются использовать то, что создают, для собственного возвеличения и духовного господства. Это господство из средства извлечения возможностей естественно превращается в цель их исследований. Отчего, разумеется, они открещиваются. Но их дела сами говорят за себя, как они не пытаются их оправдать благозвучными доводами. Власть и тайна имеют одну природу господства и подчинения. Тайна власти скрывается во власти тайны над душами людей, покорно следующими за искушениями нечистых духов.
- Неужели есть не только неправильное понимание и употребление духовных даров, но и сами дары духа бывают опасны?
- Конечно, в первую очередь люди недопонимают того, чем они располагают, используя себе во вред многое из даров духа. Чтобы оптимально их использовать необходимо понятие, суждение и умозаключение. Сбивают людей с толку не действительные дары бога, но возможные миры, в которых они имеют место быть в качестве потенций и перспектив своей реализации в телесном мире. Но для того, чтобы научиться ими пользоваться, уже необходимы изначальные расположения или интуиции как ближайшие условия обнаружения предустановленной гармонии монад.
- Учитель, как научиться думать так, чтобы думы вели к знанию?
- Ты, вероятно, хочешь знать о том, возможно ли измыслить знание, получить его из мысли, из нее вывести. Вывод из мысли знания возможен для человека ума. Опытный же человек не признает такой возможности. Можно ли согласовать эти противоположные позиции в теории познания, выбрав в качестве примирителя третью, срединную позицию? Я думаю, можно. Как это сделать? Просто. Саму теорию можно понять как практику, работу мысли и опыт работы над мыслью. Вот из такого размышления выводится знание, отрицание которого ведет к противоречию. Но опытное наведение тоже необходимо для теоретического выведения. Из логически возможного разумная жизнь выбирает оптимальное как реально состоятельное.
Я еще немного поговорил с Лейбницем о его философии и универсальной математике, основанной на принципе двузначной логики и системе бинарного исчисления. Покинув его, я задумался и решил результаты своих размышлений «обкатать» в беседе с Настей. О чем же я думал? О том, что называется материальным или естественным и идеальным или сверхъестественным.
В нашей жизни нет прямых путей сообщения с миром идей, с царством идеального. Идеальное становится доступным для человека через движение чувств, когда человек занят интересующим его делом. Для появления идеального необходимо желание, интерес, настраивающий человека на настоящее дело. Вот тогда идеальное является не абстрактно возможным, а конкретно реальным, не ставшим мертвым материальным грузом, лишающим стремящегося к идеализации свободы движения, но становящимся актуальным живым делом в материале возможного. Идеальное обретает «плоть и кровь», становится для нас реальным в качестве конкретно всеобщего через веер возможных проявлений развивающегося в каждом из нас отдельно взятом особенным образом. Стремление к идеализации или совершенству должно постоянно подпитываться нашей постоянной неудовлетворенностью собственной частичностью, восполняемой за счет объекта влечения или желания не раз и навсегда, но постепенно и когда на это есть душевные и телесные силы. Если их нет, то и пропадает стремление к идеализации объекта влечения, который для реализации идеального начала должен превратиться в субъект влечения, чтобы желание стало обоюдным, достигшим оптимума своей состоятельности.
Недавно мне в голову пришла мысль о том, что во сне мы бываем объективнее, чем при пробуждении, ибо с пробуждением появляется чувство Я, которое заслоняет собой весь мир, собой его подменяет, мешаю увидеть таким, какой он есть. Причем я пишу о чувстве Я, а не о мышлении Я. С другой стороны, находясь в таком состоянии сознания, как Я, мы становимся состоятельными как познающие существа. Налицо очевидное самопротиворечие познающей инстанции Я и самой позиции познания: посредством Я мы способны познавать и вместе с тем оно мешает нам знать истину. Вот эта антиномия познавательного Я раскрывает конфликт разума и чувств. Но он лежит и в самом разуме и проявляется уже как не ошибка соответствия чувств разуму и разума чувствам, а как иллюзия разума относительно его способности устанавливать истину, а не выдумывать ее.
Для нас, как правило, бесконечным и совершенным представляется не то, что является таковым, но что нам кажется с нашего уровня познания. На самом же деле оно тоже конечно и несовершенно, но меньше, чем является на нашем уровне. Так что абсолютная актуальность идеального есть иллюзия, а не реальность. Его актуальность относительна и потенциально бесконечна.
До меня лишь спустя некоторое время реально дошло то, о чем говорил мне Лейбниц, когда имел в виду своеобразие философского учения. Научиться у философа думать можно только в том смысле, что приходится это делать самому за учителя. Учитель необходим только в качестве инстанции наведения не на мысль, а на личную позицию в мысли. Для одних достаточно одной встречи с учителем, чтобы не только это понять, но и научиться делать мысли. Для большинства же необходима каждая новая встреча с учителем. Для себя я решил проверить эту дилемму на практике, с ним расставшись. Я сказал Лейбницу, что я плохой ученик и чтобы проверить это предположение, должен его покинуть. Он согласился со мной, только заметив, что это не логическое правило, а психологический случай, касающийся лично меня. Но в любом случае он будет ждать со мной повторной встречи. На том мы и расстались. После изъявления моей искренней благодарности за то, что он наставил меня на путь истины, по которому мне предстоит идти самому без посторонней помощи.
Единственно, что меня задерживало на чужбине, так это не ожидаемые деньги на продолжение путешествия, а то, что вернувшись обратно в Россию, я ставил под удар наши любовные отношения с Настей. Никто бы не разрешил мне, князю, пожениться с крестьянкой. Значит, необходимо было представить ее дворянкой, чтобы люди больше нас не мучили своими глупыми условностями. Но как это сделать? Кто ее удочерит, ведь это жизнь, а не старый греческий любовный роман или новая французская сказка, где золушка оказывается принцессой.
Пробуя решить эту проблему, я задумался вообще о мужчинах и женщинах и стал проводить между ними различия. Так мужчины отдаются любви. Тогда как женщины отдаются в любви. Что это означает? То, что для мужчины важно не столько отдавать или давать, сколько брать. Но не только это. Для него важно само состояние любви. Напротив, женщине важен человек, которому она отдается.
Потом мужчина акцентирует внимание на борьбе за женщину и ему важно в разделении единение с женщиной. Женщина же преувеличивает значение единения с мужчиной. Но в этом единении с мужчиной она разделяется. Как это понять? Возьмем пример. Женщина любит мужчину и вся ему отдается, прекрасно зная, что все мужчины одинаковы и этим от нее отличны. Мужчина же и в любви остается самим собой, полагая, что женщина становится своеобразной в связи с ним.
Проблема с удочерением Насти была разрешена тем, что я предложил одному германскому графу Александеру фон Вильдунгену из вестфальского дома Вальдек верное средство выздоровления от чахотки. Медицина была бессильна ему помочь. И только пресловутая розенкрейцерова панацея могла облегчить его жизнь. С ним я познакомился в библиотеке Брауншвейгов и мы сошлись во взглядах на природу человека. Александер фон Вильдунген из младшей линии графов Вальдек был одинокий человек уже в годах. Похищенный мной магистериум оказался как нельзя кстати и поправил здоровье Александера. Я выдал его за чудесный бальзам, приготовленный лесной колдуньей у меня на родине. После того, как графу стало лучше, я поведал печальную историю своей любви к Насти. Я не льстил себя надеждой на то, что граф удочерит Настю. Но попросил у него убежища для Насти в случае невозможности нам быть вместе в России. Граф сам предложил ее удочерить как сироту. Само собой она не могла унаследовать графский титул. Но в качестве удочеренной графом знатного германского дома Вальдек могла заставить с собой считаться на моей родине.
Мои опасения по поводу преследования меня в Германии таинственными розенкрейцерами оказались беспочвенными. Во всяком случае, мне так показалось. Тепло простившись с графом Александером и моим философским учителем герр Лейбницем, я вместе со своими спутниками отправился на родину.
По мере того, как я приближался к родине, я находил приметы того, что количество людей, живущих по-человечески, в свободном и благополучном состоянии, сокращается как шагреневая кожа. У нас в России только знатные люди живут как люди. Это общее место обрело передо мной наглядный вид в сравнении разных образов жизни: европейского и азиатского, точнее, российского. Но тут же мне пришла в голову другая мысль о том, что именно религия делает людей близких,
