броситься спасать, – пусть даже ценой своей жизни, – эту красну девицу, явно не зря заведшую речь обо всём том некрасивом несчастии, в которое повергает природа и силы тьмы в лице того же кощея, девушек на выданье.
И единственное, что Мишу останавливает, так это не полная ясность природы отношений со всей существующей не красотой этой красны девицы. Она вроде как по всем статьям красива и ей не на что жаловаться. Но она, тем не менее, жалуется и как по её лицу видно, то и страдает. – Может она слишком придирчивая к своей красоте красна девица, вот и бесится. – Рассудил про себя Миша, с изучающей внимательностью посмотрев на неё. А красной девице за такие его придирчивые взгляды на неё, становится очень обидно – сразу видно, что Миша ей до сих пор не доверяет, а может и того больше, считает её не такой уж и большой красавицей, чтобы верить всему тому, что она ему тут на ухо нашепчет. Если уж гибнуть, то только ради полноценной красавицы, а не какой-нибудь искусственной подделки, на которую с утра посмотришь, и даже не будешь знать, от чего умрёшь через разрыв своего сердца – от того, что тебе стало обидно за такой проделанный с тобой обман, либо от охватившего тебя безумного веселья: А я-то дурак, о себе такого возомнил!
– Так вот к чему я всё это говорю. – Хватит уже сопли жевать, по-деловому обращается к Мише эта красавица. – Я, как и всякая полноценная, без всяких фотошопов и подделок красавица, – если поверишь мне, то я тебе дам в этом полноценно убедиться, – стоящая обособленно от просто симпатичной и привлекательно выглядящей девушки, всегда вызывала в свой адрес завистливые взгляды и словесный оговор. И всему этому что-либо противопоставить подчас и не представляется возможным, и приходится нести этот крест красоты в своём одиночестве. Но людская слава и её природа такова, что ей всегда всего мало, – выживаемость среднестатистического человека находится под большим вопросом, когда природа выпускает в жизнь такую красоту, – и твоя красивая отличительность всегда может быть сведена, не просто к не значимости всеми этими наговорами, – нынче в тренде и в ходу люди на вкус, а ты со своей классической красотой никому уже не нужна, – а если это кому-то будет нужно позарез, то из тебя легко могут сделать пугало, кем всех вокруг пугают. – Потерянным голосом закончила говорить красавица.
И тут Миша, каким-то непонятным для себя способом понял, о ком ведёт речь эта красавица; правда отдалённо и с некоторыми не связанными с её рассказом нюансами. Миша краем уха слышал, какой душевный трепет и страх вызывает в сердцах и лицах клерков из того отдела, в который он доставлял пиццу, имя некой Зинаиды Крамол, при звуке поступи которой, все они в миг впадают в растерянность и начинают промахиваться мимо рта едой. Но какая связь между этой красавицей и этой нагоняющей столько на всех страха, Зинаидой Крамол, Миша никак понять не может.
А вот красавице обо всём этом всё известно и она готова прямо сейчас раскрыть глаза Миши на себя и на эту ужасную Зинаиду Крамол. – Ты, Миша, ведь уже понял, мою тайну? – придвинувшись чуть ближе к Мише, тонюсеньким голосом спросила его красавица. А Миша уже начал догадываться и эта догадка ему совершенно не нравится.
– И вот только не нужно говорить, что стоящая передо мной красавица и эта Зинаида Крамол, одно и тоже лицо, всё равно я в это никогда не поверю. – Вознегодовал про себя Миша, уже и не зная, за что он так наказан судьбой. Вот, наконец-то, на него обратила своё внимание красавица, – и это после стольких проведённых в отчаянии, со слезами на глазах, ночей, – как вдруг выясняется, что она как бы и не красавица, а наоборот, сущий ужас, который при выполнении некоторых условий превращается в красавицу. И Миша на этот раз не сдерживается и на прямую спрашивает эту красавицу здесь и ходячий ужас в виде Зинаиды Крамол там, за дверьми лифта.
– Что за условия? – уперевшись взглядом в пока ещё красавицу, вопросил её Миша. Красавица же и ужас в виде Зинаиды Крамол в одном лице, фиксирует свой взгляд на Мишу и, выставив перед собой свободную руку (вторая так и находится при кнопке), закладывая на ней пальцы, начинает перечислять те условия, при которых она и Миша могут обрести счастье – Миша в объятиях красавицы, а она не столь привередлива, ей и Миши, на всё ради неё готового, будет за счастье иметь.
– Поверить в мою красоту, – заговорила она, – видеть её во мне каждый миг и как залог веры в меня и в то, что я сказала, поцелуй. – Красавица на этом замолчала и с надеждой во взгляде посмотрела на Мишу, от чьего решения будет зависеть её будущее. И как всеми тут понимается, то этот вопрос не праздный и по-своему судьбоносный, так что Мишу никто не подгоняет и ему даётся минута другая на раздумье.
И по Мише видно, что он волнуется и за всех тут переживает, боясь допустить ошибку. И хотя красавица так соблазнительно выглядит, да и плюс ко всему прочему, Миша был полон романтизма, которого в него вложили с детства все эти сказочные истории со счастливым концом, всего этого оказывается не совсем достаточно, чтобы Миша бездумно бросился целовать эту незнакомку, которая ещё совсем недавно и не была ему знакома в таком привлекательном виде. И не может ли здесь, за всей этой красивой оболочкой, стоять совсем иное, – ходячий ужас в виде той самой Зинаиды Крамол, – на что в общем, всё и указывает.
Но красота этой красотки так рядом и вот она, а где этот ходячий ужас, Зинаида, пока ещё не определено, и не ясно появится ли она вообще, если Миша выкажет себя искусным целовальщиком. А вот тут-то возникает вторая проблема, Миша не столь уверен в своих силах насчёт этого касательного чужих губ дела. Он как бы это для него простительно сказать, ещё находился на пути к этой романтике и только в теории был всегда на высоте. А теория и практика большая разница, и не получится ли так, что он все губы искусает красавице в своём рвении оставить её в красивом виде. И она, сама того не желая, надуется в губах и превратится в подобие того ходячего ужаса с силиконом в губах, который стал своей приметой современного времени, в ряду которых та самая Зинаида, самый тихий и безмолвный ужас.
– Была, не была. – Решает Миша и, поднявшись на ноги, зажмурив глаза, бросается на…А вот дальше следуют свои неясности, по причине того, что тут-то все и приехали.
