было, а наши предки уже быт налаживали, - отвечает он.
- Вспомнил тоже рождение галактики, - ухмыляется чиновница. – Времена изменились, кроме вас тут больше никого нет, а однушка в городе, поди, плохо. Горячая вода, лифт, ни медведей, ни кабанов, туалет в доме – мечта.
- А корову куда, кур? – вмешивается в спор Ольга.
- Кууур, – смеётся водитель.
Анжела недовольно смотрит на хохотуна, тот почтительно умолкает.
- Как можно так вот всё рушить? – возмущается Григорий.
- Жена твоя на шестом месяце. Где рожать думаете? Здесь? В лесу? А сад, школа, образование? – пытается объяснить выгоды цивилизации гостья.
Григорий в очередной раз приглаживает бороду.
- Образование ваше бесовское. Не ведёт оно к свету. Уткнётесь носами в экран и сидите, сутки напролёт жопы отращиваете, - парирует он.
Водитель заливается смехом, Анжела бьёт его ногой по голени, тот быстро замолкает, поднимается из-за стола, выходит из дома. Чиновница слегка наклоняется к Григорию, тихо произносит:
- Сгорит ваш дом, как та изба, шутить не будут. Тут деньги огромные замешаны….
- Только и знаете, деньги, деньги, деньги, - ворчит Григорий, взглянув на испуганную жену. – Прокляты вы ими до скончания времён.
- Это люди весьма серьёзные, - не унимается Анжела. – Платная трасса не хухры-мухры.
- А бердана на что? – огрызается Григорий. – Чай не стальные у них головы.
- А под суд, да по лагерям помотаться не хочешь? Дела так не решить, уезжайте ради бога.
Ольга тяжко вздыхает, придерживая живот, Григорий встаёт из-за стола.
- Вынудить хочешь? Не нужна нам ваша однушка Анжела Олеговна, - доводит он решение. – И мир ваш одержимый не нужен, варитесь в нём сами, ибо жизнь самим себе создали невыносимую.
Анжела с видимым раздражением собирает бумаги, поднимается, идёт к двери, но у самого выхода оборачивается.
- Дикий ты мужик Григорий, - говорит она. – В общем, я вас предупредила.
С этими словами выходит наружу. Увидав, что чиновница вышла из дома, водитель бросает в лужу только что раскуренную сигарету, услужливо открывает дверь. Она быстро садится на место, водитель прыгает за руль, и машина, швыряясь грязью из-под колёс, убирается восвояси.
Очередной деревенский вечер разрисовал закатное небо красными красками, как бы задавая направление будущим событиям.
Черный джип показался вначале просеки, через которую вела размытая недавним дождём дорога. Переваливаясь на ухабах и ныряя в лужи, машина приближалась к опустевшей деревне.
В салоне было накурено явно не табаком, сладковатый дымок нехотя выползал через приоткрытые окна, мешая комарью попасть внутрь. Бригадир боевого крыла небольшой областной группировки Герман и трое его подручных угрюмо пялились на однообразный пейзаж, проползавший за окнами. Доносившаяся из динамиков залихватская песня «Мама, я жулика люблю», не способствовала поднятию настроения. Всем хотелось в тёплую сауну или на худой конец в кафе, а не трястись в глуши на забрызганной грязью колымаге, но типа долг, типа гангстера, был типа, прежде всего.
- Гера, - подал голос один из братков, - на кой сдался тот мужик? Может ну его в баню?
- Контора платит, мы делаем, - отозвался бригадир. – Пока он тупит, деревню сносить не будут, а значит, строительство трассы задерживается, стало быть, неустойка и т.п.
- А в обход нельзя? – к разговору присоединился второй мордоворот.
- В обход дорого, через деревню сэкономит почти неделю времени и гору материала.
- В реале или на бумаге?
- В реале, а на бумаге нет, - пояснил Герман. – Кончайте скулить, приедем, дадим леща и назад. Как миленький свалит, главное бабу его беременную не напугайте своими харями, а то разрешиться в подол раньше времени.
Братки загоготали. Джип подъехал к дому, когда Григорий скидывал сено с телеги на сеновал.
- Здравствуй хозяин, - нарочито вежливо поздоровался Герман, когда бригада вывалилась из машины, бесцеремонно войдя во двор. – Бог в помощь.
- Благодарствую, - не прекращая кидать сено, ответил хозяин. – Кто будете?
- Мы от строительной компании, - объяснил бригадир, перебив собравшихся что-то сказать братков.
- Вселять приехали? – прекратив работу, спросил Григорий.
- Можно сказать и так. Ты б не ерепенился мужик, переезжал подобру-поздорову. Анжела разве не предупреждала?
- Родина моя тут. Отцы и деды лежат.
- Смотри сам радом не ляг, - огрызнулся один из быков.
- Родина…, - задумался Герман, почесав подбородок. – Нет у тебя её больше, продали. Асфальт здесь будет, трасса платная, заправки, кафе, стоянки, мотели со шлюхами.
Братки напряжённо взглянули в начавшееся меняться лицо хозяина последнего обитаемого дома на сотню километров, из мягко-дружелюбного, оно превращалось в безжалостно-свирепое.
- Мотели, - произнёс Григорий такими тоном, будто приговаривал кого-то к смертной казни. – Пшёл вон и холуёв своих не забудь.
Герман, недовольно вздохнув, кивает браткам, те, чуть помедлив, набрасываются на несговорчивую деревенщину. Григорий отбрасывает в сторону вилы и мощнейшим ударом в грудь сбивает с ног первого из ухарей. Тот отлетает на бригадира, упав вместе с ним на сырую землю. Второй нападавший падает рядом с ними, получив пушечный удар в голову, от которого временно теряет ориентацию в пространстве.
На непрошеных гостей, с диким лаем, бросается собака. Третий мордоворот, поняв, что рукоприкладством дело не закончится, выхватывает из-за пояса пистолет, двумя выстрелами уложив животное кинувшееся спасать хозяина. Устранив препятствие, наводит ствол на Григория. В это время раздается ружейный выстрел, это Ольга, услышав звуки борьбы, выскочила на крыльцо с ружьём и патронташем. Одно дуло двустволки дымиться, Ольга тяжело дышит, держа бригаду на прицеле. Браток роняет пистолет, падает, схватившись за живот, кряхтит, корчась от боли.
- Уходите, - говорит Ольга, наводя ружьё в голову Герману.
Григорий подбирает пистолет, наводит его на бандитов. Опешившие братки поднимаются на ноги, берут под руки раненого «героя», волокут к джипу.
- Всё могло быть иначе, - со злобой смотря на Ольгу, произносит Герман. – Но вы сделали свой выбор и теперь вам конец колхозники. Вас просто не будет.
Бригада спешно грузится в джип, автомобиль срывается с места, неся раненое тело в ближайшую больницу. Григорий плюёт им вслед, кладёт пистолет в карман штанов, подходит к жене, забирает у неё ружьё.
- Оставаться здесь теперича нельзя, - хмуро говорит муж. – Что-то будет. Ни тебя, ни дитё не пожалеют.
- Но ведь они первые, - искренне возмущается Ольга.
Григорий осторожно гладит её живот пальцами.
- Забудь про справедливость, она не для этого мира, - отвечает он.
Григорий раскладывает двустволку, вынимает стреляную гильзу, швырнув ту под ноги. Достаёт из патронташа патрон, вставляет в пустое дуло и, сложив оружие, идёт в сторону сарая, скрывшись за воротами. Оттуда раздаётся выстрел сменяемый предсмертным мычанием коровы, второй выстрел заставляет её навсегда замолчать.
Из сарая выходит расстроенный Григорий, бросает ружьё, вытирает взмокшие глаза рукавом.
- Не с руки нам с ней будет. Далече пойдём, - говорит он.
Ранним утром следующего дня у дома Григория стоит готовая к походу гружёная скарбом телега. Супруги выходят из дома, Ольга кладёт «Ярое око» между тюков. Они кланяются дому, Григорий берёт заранее подготовленный факел. Ольга поджигает его, чиркнув спичкой, муж швыряет факел через забор. Факел падает на облитую бензином стену дома, она вспыхивает, пламя быстро распространяется по брёвнам. Минута и жилище охвачено высоким огнём, перекидывающимся на ближайшие постройки. Заплаканная Ольга садится на телегу, муж берёт вожжи, идёт рядом, подгоняя коня.
Они вошли в лесную чащу, когда деревня уже пылала, заволакивая утреннее солнце чёрным дымом. Чета идёт всё глубже и глубже в лес, туда, где люди редкость, где закон пишется не хрустящими купюрами и мохнатыми связями, а острым когтем, крепким клыком, блестящей сталью, метким выстрелом и честным поединком, туда, где мир первозданен, где человек одно целое с Матерью Землёй.
Дни и ночи будет продолжаться исход, пока супруги не достигнут заветной цели. Это древний, скрытый в непроходимых дебрях охотничий сруб, заложенный прапрадедом Григория.
Тем временем на ещё дымящееся пепелище приезжает полицейский «козёл» в сопровождении уже двух чёрных джипов набитых жаждущими крови громилами. Но увидев, что ловить тут нечего, автомобили разворачиваются в обратный путь.
По прошествии нескольких дней, супруги выходят к поросшему мхом дому, кланяются старинной избушке. Довольная жена целует мужа в щёку, наконец-то бесы, посланные хозяевами проклятого мира, оставят их в покое.
***
Угрюмый Степан сидит за столом с лежащим напротив него начищенным карабином, чуть сбоку стоят несколько обойм и расставленный полукругом блестящие патроны. В центре полукруга дымится чашка горячего мятного чая. Степан берёт очередную обойму, протирает её измочаленной ветошью, вставляет ждущие своего часа патроны.
Через распахнутую дверь видна кухня, где Маша хлопочет у плиты, печёт заказанные мужем блины, почему-то прилипающие ко дну сковородки с назойливым постоянством. Это совсем не радует хозяйку. Неужели напортачила с рецептом теста?
Заполнив пышущими жаром уродцами тарелку, ставит другую, детскую с рисунком самолётика на дне, купленную по дешёвке на областном рынке. Поразмыслив, кладёт её на место, заменив такой же, но без рисунка.
- Опять с лесорубами бодался? – не оборачиваясь, спрашивает она мужа, пытаясь отодрать лопаткой очередное мучное недоразумение.
Степан прекращает вставлять патроны.
- С чего взяла? – интересуется он.
- Как с ними встретишься, так потом карабин надраиваешь, да патроны туда-сюда гоняешь. Совсем свихнулся на работе, лучше бы так в своё время о детях думал.
Степан раздражённо швыряет патрон на стол, по расписанию сейчас очередная промывка мозгов.
- Угомонись уже Маш, - закипает муж.
- Зачем женился на мне? Для чего? – повышает градус кипения супруга.
- В смысле для чего? Что за вопрос такой? Любовь была, чувства, мать их…. Или забыла?
- А где, так сказать, плоды этой мать её любви? – продолжает накалять обстановку Маша, кромсая очередной подгоревший блин. – Кто говорил, мол, куда торопишься? Ля-ля-ля. Потом, потом, рано ещё. И вот уже поздно, совсем поздно, не выносить.
- Снова-здорово, - хватается за голову Степан. – Ну, нужно же было хоть как-то устроиться, дом построить, работой обзавестись, хозяйством.
- Кто, позволь спросить, по этому дому бегать будет? Для кого всё? Кому оставим? Белкам, да хомякам? Скажи, что отцовства боялся!
- А вот и нет! – срывается Степан.
- А вот и да! – парирует супруга. – Боялся!
- Да иди ты…! - переходит на грубость муж.
Степан хватает патроны в охапку, пытается быстро вставить их в обойму, но те, почему, то не собираются в привычное место, а вываливаются из рук.
- Счетовод ежовый, - еле заметно улыбается Маша, радуясь, наконец получившемуся блину, который легко соскальзывает со сковородки в тарелку.
Степан откладывает обойму с непослушными семенами смерти, сидит неподвижно пару секунд, встаёт, направившись на кухню. Подходит к жене со спины, осторожно обнимает её за плечи.
- Может как-нибудь…. В общем, - бубнит он.
Тяжело вздохнув, Маша перекладывает
