непонимание самого Троя (чего он этим своим молчанием добивается или хочет сказать), совсем его не красит ни с какой стороны.
И вот они сидят, уперевшись взглядами, смотрят в телевизор, откуда на них смотрит всё та же картинка в картинке, без своих знаковых изменений, – их кресла находились почти что на одной линии перед телевизором: кресло Анюты совсем на немного отстояло назад от кресла Троя, – и о чём же они в этот момент думают, хотелось бы спросить тому человеку, кто никогда вот так, в таком неловком положении не сидел. А тот, кто бывало попадал в такие сложные и по особому интересные ситуации, тот знает, о чём в этот момент думается, и что в твоей голове сейчас совершается.
И если их взгляды в натуральном выражении устремлены вперёд, на подвешенный на стене экран телевизора, то вот всё остальное направленно друг на друга, где каждое лицо из этой замершей в одном положении парочки, пытается боковым зрением, если не рассмотреть, что там сбоку делается, то хотя бы понять намерения того, со стороны человека, который, кажется, и не дышит вовсе, чтобы ему было лучше слышно то, что у своего соседа творится в душе. Ну а так как ты и сам сейчас, если не совсем, то мало дышишь (придышиваешься на манер прислушиваешься), то, как тебе понимается, то ты тем самым выдаёшь свою заинтересованность этим своим объектом внимания. И Трой, а может и Анюта в свою очередь, дабы так себя не выдавать, начинают дышать полной грудью, в результате чего всё это на контрасте размеренного дыхания выглядит ещё только хуже, и Трой сбивается в дыхании и, поперхнувшись, начинает с красным лицом закашливаться.
И вот тут-то Троя настигает первая неожиданность со стороны Анюты. Которая вдруг позабыла о всей своей закрепощенности и скромности самовыражения, и как только Трой приступил к этому незапланированному им, но только не судьбой, действию с закашливанием, где он, наклонившись вперёд, согнувшись, начал прокашливаться, то она берёт и так прикладывает его по спине своей рукой, что у ошалевшего Троя в один удар по его спине, изо рта вместе с брызгами вылетело всё понимание того, что сейчас тут происходит. На этом месте Трой замирает в одном положении, уставившись взглядом в одну точку на полу, чувствуя спиной, как она горит от силы удара неизвестного человека и, пытаясь сообразить, кто это ему помог избавиться от кашля. А удар был настолько тяжёл, что пенять на то, что его ему нанесла Анюта, не было никакой для этого доказательной базы, так она выглядела не соответствующе этой приложенной к нему силы.
Но кроме Анюты здесь больше никого нет и тогда как всё это объяснить. Может она прихватила молоток и с помощью его прибила в нём этот кашель, чем не вариант. Но что-то Трою подсказывает, что у Анюты никакого молотка в руках нет, да и поверхность нанесённого ему удара, не соответствовала молотку. И Трой уже и не зная, что обо всём этом думать, решает обернуться, где к ещё большему своему непониманию, что всё-таки сейчас произошло, видит скромно сидящую Анюту, с извиняющим взглядом смотрящую на него.
Трой же больше всего, конечно, обратил своё внимание на её руки, сложенные вместе и лежащие у ней на коленях перед собой. И их хрупкий вид ни насколько не приблизил, а даже наоборот отдалил его от разгадки всех обстоятельств этого удара ему по спине. А вот спросить у Анюты: «И как это всё понимать и куда вы прячете всегда при вас молоток?», Трой отчего-то не решается. – Она, не она? – пробегает в глазах Троя вопрошание. – Она. – Делает вывод Трой, взяв за основу её извиняющийся взгляд. И вслед у него в голове рождается новый вопрос. – Но как?! – Но ответа на него нет и Трой просушенным до хриплости голосом говорит: «Спасибо», и возвращается к своему прежнему положению своей неловкости, но уже отягощённой этим событием.
А ведь он мог воспользоваться всем этим событием со своей спиной и разрушить всю эту молчаливую неловкость. Но нет, он опять растерялся и не смог ничего из себя вытянуть кроме этого «спасибо». И теперь Трой вновь сидит в затёкшем состоянии и не знает, что обо всём этом думать и как теперь на себя труса смотреть.
И как всё это с ним за такой небольшой период случилось, он и понять не может. И что более всего удивительней, так это то, что в это его неловкое положение поставила ни какая-нибудь сногсшибательная красавица, от одного только вида которой сбивается дыхание и пересыхает всё во рту, тем самым приводя тебя в немоту, а та, которая совсем так шикарно не смотрится и на которую и смотреть больше раза не хочется. И только об этом всём Трой задумался, как в область его объёмного зрения, которое захватывает в себя всё что сбоку от него лежит, не то что попадает, а на него с боку начинает надвигаться некая тень, что заставляет Троя обо всём его волнующем забыть и напрячь всё своё внимание к тому, что в его боковое зрение попадает.
И Трой, как это всегда и бывает в таких случаях, когда предупреждаешь чьи-то действия, вначале видит не воочию то, что там сбоку от него происходит, – что весьма сложно сделать с такого углового ракурса, – а им больше домысливает то, что там может сейчас происходить. А там происходит то, что Трой не раз в кино видел при вот таких обстоятельствах нахождения двух мало знакомых людей, которых друг к другу тянет, а они это для себя никак объяснить не могут (Трой вынужден вдруг признать, что Анюта его этой своей необычностью заинтересовала, а это тоже своего рода притяжение) и оттого всё своё время рядом тянут с тем, чтобы начать хотя бы разговаривать.
Так демонстрируемый в телеверсии молодой человек со своим принципами (должен же у него быть какой-то бзик, чтобы заинтересовать зрителя, да и сценаристу нужно чем-то объяснить мотивацию его поступков), затвердев в напряжении и в лице, ни под каким видом не хочет смотреть по сторонам, где может увидеть то, что он не хочет видеть, а он уставился со всем своим принципиальным вниманием в телевизор перед собой, и предпочитает всему белому свету этот телевизионный эфир, обязательно демонстрирующего такую несусветную чушь, – сериал из жизни самых пошлых и одуреть можно от диалогов, людей, – что даже этот принципиальный человек с трудом удерживает свой взгляд, ненавидящий этих людей из сериала и в особенности главную героиню Марго.
А как её не возненавидишь, когда её все тут, в сериале и вокруг него ненавидят, по поводу и без повода. И ладно бы её ненавидели только герои сериала и актёры рядящиеся под этих героев, Марго на них всех со своей колокольни плевала, но когда в числе её противников находится сценарист сериала, то этому противостоять, ох, как сложно. Ведь этот подлец из подлецов, сценарист Афлек Подкарузный, после того как ему Марго всё высказала на то, что она насчёт его никчёмного творчества думает, – неужели вы думаете, что я после знакомства со всеми оттенками ваших творений на сцене, соблазнюсь на автора всего этого творчества, – как сцепи сорвался и теперь Марго в каждой серии поджидает какая-нибудь ловушка или подлость со стороны этого Афлека, который при посредничестве прописанных им по сценарию героев, постоянно во всём зажимает Марго, так и стараясь сорвать с неё все одежды. Раз ты, Марго, неудосужила меня своим внимание при личной встрече, то сама того напросилась – по росчерку моего пера пойдёшь по рукам.
И единственное, что Марго спасает от смерти и падения на самое дно сериальной жизни, так это благосклонность к ней со стороны режиссёра этого сериала, Велимира Серьёзного, у которого есть свои взгляды на роль в сериале Марго. А против Велимира Серьёзного никто пойти не посмеет, вот и приходится Марго выживать в этой среде полной ненависти.
Но это всё преамбула, на фоне которой происходят центральные действия, заявленные в этом фильме. И вот когда у столь принципиального молодого человека, уже силы на исходе и ему самому уже хочется придушить эту стерву Марго, а она ещё и усугубляет это его желание, с дерзким выражением лица заявив: «Руки у всех вас коротки, чтобы меня достать», и он уже собрался продемонстрировать ей, как его руки коротки (до выключателя точно дотянутся), как сбоку от него, как это им чувствуется, а зрителем всё это сбоку видится, начинается опасливое движение.
И этот принципиальный молодой человек замирает в одном положении, в точности как Трой, и начинает всем собой всматриваться в то, что там сбоку от него происходит. А происходит там следующее. Так его малознакомая знакомая, с кем у него никак не налаживаются отношения из его принципов, на которые он и наплевать давно готов ради неё, но сейчас уже поздно, когда он о них громко заявил: «Пока ты первая не сделаешь ко мне шаг навстречу, буду от тебя свою рожу воротить. И по-другому не бывать!», ещё не совсем ясно по каким причинам и что ею сейчас двигало, решила очень осторожно пододвинуться вперёд и с самого краешка заглянуть ему в глаза.
Мол, я пока ничего о нём и о его дальнейших намерениях не знаю, и поэтому такая его ко мне требовательность, не может не вызвать у меня удивления, а вот как только я увижу в его глазах, что он думает, будучи с сам собой наедине, или хотя бы увижу сами глаза, то тогда и будем делать выводы. И эта позиция не столь принципиальной девушки, вполне объяснима её желанием во всём разобраться и обезопасить себя от преждевременных шагов навстречу этому, столь требовательному к ней с первого знакомства молодому человеку.
– И я бы сделала первый шаг ему навстречу, раз ему будет так проще со мной говорить, но не будет ли это выглядеть как уступка с моей стороны? – вот так здраво рассудила эта увлекающаяся, а сейчас увлечённая этим событием с этим принципиальным молодым человеком, не такая как он принципиальная и в чём-то уступчивая девушка. – Ты ради него идёшь на край света, спишь, где только угодно, вплоть до шалаша, но только не в предназначенных для сна местах, питаешься одними подаваемыми им надеждами и перспективами на лучшее будущее, а ему всего этого, как оказывается, недостаточно, чтобы он поверил в искренность моих чувств. Не верю, театрально говорит, и что за сволочь, в итоге бросает. Нет, на этот раз, я, прежде чем, пойти ему навстречу, должна сама убедиться в том, насколько он далеко заглядывает в наше общее будущее. И если он всего лишь спринтер, то нам точно не по пути. – И вот с этой целеустремлённостью, эта молодая девушка, ещё не потерявшая веру в многообещающих молодых людей, и начала осторожно двигаться сбоку лицом, чтобы выглянуть со стороны этого молодого человека и заодно выглянуть в его глазах то, что даст ей надежду.
И вот если на всё это посмотреть со стороны этого молодого человека, а точнее, со зрительской стороны, где вся эта картинка подаётся крупным планом через профиль принципиального молодого человека, то мы увидим, как из-за его носа с горбинкой, начинает выглядывать эта девушка, стремящаяся заглянуть ему в глаза, а сам он в этот момент усиленно делает вид, что её не видит, потому что занят просмотром того, что там, в телевизоре, кажут, хотя он всё за ней отлично видит. Здесь, на этом моменте, все в своей зрительской зафиксированности на объекте своего наблюдения, на миг замирают и чего-то ждут.
При этом Трой, кто и находится сейчас на месте того
